Книги, которые я любил - Бхагаван Раджниш

Первое предложение, которое я прочёл в аннотации, было: «Это третий канон мысли, и их всего три. Первый — Аристотеля; второй — Бэкона; третий — мой». Я был так заинтригован вызовом Успенского, когда он говорит: «Третье существовало ещё до первого». Это предложение совершило настоящий пожар в моём сердце.

Я отдал продавцу всё моё месячное жалование. Вы не в состоянии понять — из-за этого я целый месяц был вынужден почти голодать. Но это того стоило. Я помню тот прекрасный месяц: никакой еды, никакой новой одежды, нет даже крова! Потому что я не платил арендную плату и меня изгнали из моей маленькой комнаты. Но я был счастлив с «TERTIUM ORGANUM» под небом. Я читал эту книгу под уличной лампой — это уже признание, — я жил этой книгой. Она так красива, тем более сейчас, когда мне известно, что написавший её человек не имел представления о предмете. Как он мог управлять этим после? Это должна была быть скрытая работа бога, что-то из запредельного. Я не могу противиться и не упомянуть имя, которое имели в ходу суфии; они называют это ″кхидр″. Кхидр — это сила, руководящая теми, кому нужно руководство.

«TERTIUM ORGANUM» — вторая книга.

Третья: «Гита Говинда» — песнь Бога. Эта книга написана поэтом, очень осуждаемым в Индии, но его книга «Гита Говинда», его песня Бога, — в ней он много говорит о любви. Индийцы были всегда настолько против любви, что они так и не оценили этой великой работы.

«Гита Говинда» — это то, что может быть спето. Что можно сказать о ней?. Это песня Баула, песня сумашедшего. Если вы танцуете и поёте её, вы поймёте её, другого пути нет.

Я не упоминаю имя человека, написавшего её. Это важно. ″Икс″, ″уай″, ″зет″… не то чтобы я не знаю его имени, но я не стану упоминать его по простой причине — он не принадлежит к миру будд. Но всё же он оказал большую услугу.

Четвёртая… Будте терпеливы — потому что я собираюсь доукомплектовать список до десяти. Я не умею считать больше этого. Почему десять? Потому что у меня десять пальцев. Именно так число десять и пришло в существование: десять пальцев. Человек начинал считать по пальцам, вот почему десять базовое число.

Четыре: Кундкунда, «Самайасар». Я никогда не говорил о ней. Я принимал решение множество раз, но всегда оставлял эту идею. Это одна из величайших книг, созданных Джайнами, но она очень математична; вот почему я пропускал её. Я люблю поэзию. Если бы это было поэтично, я бы говорил об этом. Я говорил даже о непросветлённых поэтах, но не о просветлённых математиках и логиках. Математика так суха. А логика — это пустыня.

Возможно, он сейчас где-то неподалёку среди моих санньясинов… но он не может быть здесь. Кундкунда был просветлённым мастером, он не может быть рождён снова. Его книга красива, я могу сказать, даже более чем. Я не буду говорить что-то большее, потому что она математична… Математика тоже имеет свою прелесть, свой ритм — за это я ценю её. У неё есть своя правда, но она очень ограничена и очень… правосторонняя.

″Самаясар″ означает сущность. На случай если вы когда-то решите пройти через «Самайасар» Кундкунды, прошу никогда не держите её в своей левой руке. Держите её в правой руке. Это книга для правой руки, правая в любом смысле. Это причина, почему я решил не говорить о ней. Она настолько правая, что я чувствую лёгкое отвращение к ней — конечно, со слезами на глазах, потому что я знаю о красоте человека, написавшего её. Я люблю Кундкунду, но я трпеть не могу его математизированное выражение!.

Гудя, ты можешь немного расслабится, потому что я собираюсь говорить ещё о четырёх книгах. Если тебе нужно, ты можешь выйти снова.

Пятая: Дж. Кришнамурти «Первая и последняя свобода». Я люблю этого человека, и я ненавижу этого человека. Я люблю его за то, что он говорит правду, но я ненавижу его за его интеллектуальность. Он один разум, рациональность. Я удивляюсь — он может быть реикарнацией того проклятого грека, Аристотеля.

Его логика — то, что я ненавижу, его любовь — достойна уважения, — а его книга прекрасна.

Это была первая его книга после просветления, и последняя тоже. Хотя многие другие книги выходили в свет, они только слабые повторения того самого. Он не был способен создать что-то лучше, чем «Первая и последняя свобода».

Это странный феномен: Калил Джебран написал свой шедевр «Пророк», когда ему было всего лишь восемнадцать, и он всю жизнь пытался создать что-то лучше, и не смог. Успенский не мог преодолеть «TERTIUM ORGANUM», даже когда он встретил Гурджиева, жил и работал с ним много лет — даже не смотря на это. И тот же случай с Кришнамурти: его книга «Первая и последняя свобода» в самом деле первая и последняя.

Шесть. Шестая — книга ещё одного китайца, Книга Хуан По. Это маленькая книга, не трактат, просто фрагменты. Правда не может быть выражена в трактате, вы не можете написать на ней ″Доктор философии[3]″. ″Доктор философии″, эта степень может быть дана дураку. Хуан По пишет небольшими фрагментами. Если судить поверхностно, они не связаны, но это не так. Вам нужно медитировать, и тогда вы поймаете связь. Это одна из самых медитативных книг когда-либо написанных.

В Англии «Книга Хуан По» переведена на английский манер — «Поучения Хуан По». Даже заглавие неверное! Люди, подобные Хуан По не учат. Там нету никаких поучений. Вы должы медитировать, быть тихими, чтобы понять её..

Седьмая — Книга Гуй Хая. Опять англичане перевели: «Наставления Гуй Хая»! Бедные англичане, они думают, что в мире нет ничего кроме наставлений и поучений. Все эти англичане учителя. И также не забывайте об англичанках — вы можете быть пойманы учительницей…

Гуй Хай и Хуан По — два мастера. Они передавали, они не учили. Так что отныне я буду говорить: «Книга Гуй Хая» — хотя вы и не найдёте такую в библиотеках. В библиотеках вы найдёте «Наставления Гуй Хая».

Восьмая — и последняя на сегодня, потому что ещё ничего не известно на счёт завтра. Другие бесы могут начать стучаться в мои двери. Я должно быть прочёл больше, чем любой другой человек на Земле — но я не хвастаюсь, я просто констатирую факт. Я прочёл как минимум сто тысяч книг, может больше, но не менее этого, потому что после этого я перестал вести счёт. Так что я не знаю на счёт завтрашнего дня, но на сегодня, восьмая… Я чувствую небольшую вину по поводу ″Гита Говинды″, потому что я не назвал имени её автора. Я скажу вам, но дайте сначала сказать про восьмую.

Восьмая книга, которая меня впечатлила, очень странная, это очевидно; другие не впечатлили меня вообще. Вы будете шокированы!. Подумайте, какая может быть восьмая книга… мне кажется, вы не сможете представить — она не на санскрите и не на китайском, не на японском и не на арабском. Вы слышали о ней, вы даже, может, имеете её у себя дома. Это «Песни Царя Соломона» из Старого Завета. Я искренне люблю эту книгу. Я ненавижу всё еврейское за исключением «Песней Царя Соломона».

«Песни Царя Соломона» была очень неправильно понята — из-за так называемых психологов, особенно фрейдианцев — всё они обманщики. Они интерпретируют «Песни» в самом ужасном ключе; они сделали это песнью секса. Это не так. Книга чувственна, это правда, очень чувственна, но не сексуальна! Она так жива, вот почему она чувственна… Она настолько сочна — вот почему она чувственна. Но она не сексуальна. Секс, может быть, часть этого, но не сбивайте человечество с толку! Даже евреи стали боятся её. Они считают, что она была включена в Старый Завет по недоразумению. Фактически, она единственная сохраняет стоимость всей вещи; всё остальное стоит бросить в огонь.

Моё время истекло? Как плохо. Вы говорите «Да» — и что я могу сделать? Но это очень красиво. Спасибо вам обоим.

Ом Мани Падме Хум.

Как хорошо останавливаться на этой красоте. Нет, нет, нет. Это ″нет″ — то, что индийцы говорят, когда достигают просветления. После они уже не хотят рождаться снова. Они говорят: «Нет, нет, нет….» После такого потрясающего опыта, куда ещё идти?.

Глава 4

О’кей, будте готовы к своим записям.

Мир многое потерял бы без таких людей, как Дэвагит. Мы бы не знали ничего о Сократе, если бы Платон не вёл записи, ни о Будде, ни о Бодхидхарме. Иисус тоже известен благодаря записям своих учеников. Махавира, говорят, никогда не выражался обычными словами. Я знаю почему так говорят. Это не значит, что он действительно не сказал ни единого слова; но он никогда не общался с миром непосредственно. Он остался для нас только благодаря записям своих учеников.

Нет ни одного известного случая, чтобы просветлённый человек сам что-то писал. Как вы знаете, для меня просветлённый человек не последняя вещь. Существует также трансцендентное состояние, которое ни просветлено, ни не просветлено. Сейчас, в этом состоянии сознания, только в интимном общении — я не использую слово связь, но ″общение″ — это что-то вроде слияния, когда ученик становится лишь рукой мастера…