Код спасителя. Начало - Марат Каби

Оператор МG76, теперь именующийся Отступником, прервал цепочку кодов, выстроившуюся перед его глазами. Он был в созданном им самим мире: этот океан, эта песчаная отмель, этот вечный закат – сотканная из цифровых кодов реальность, где его не смогут найти, пока он сам не покинет своего убежища. Он взглянул на красное солнце, что никак не могло закатиться за горизонт. Волны все так же мерно качались, создавая такт колыбельной, тени деревьев все так же лежали, покорно вытянувшись вдоль берега. Отступник не был более причастен к Системе наблюдателей. Сопереживающий не может бесконечно продолжать наблюдение и архивацию данных, рано или поздно сопереживание переходит в действие…

* * *

– Сколько нетерпения! – Мартин поспешно рванул ручку двери и оказался в их маленькой гостиной. Аделина радостно вскинула свои длинные ресницы, и поспешно отвернулась к проигрывателю.

– У меня для тебя кое-что есть. Нужно обязательно послушать перед выходом. Это музыка на счастье!

Принимать гостей здесь было бы трудновато, да и некого им было принимать, слишком отрешенными выросли и Мартин, и Аделина, слишком были увлечены друг другом. Гостиная была мала, зато в углу на небольшом стеллаже разместилась неплохая коллекция виниловых пластинок, абажур давал рассеянный желтый свет, а потертый диван будто был создан специально для Мартина и Аделины, только для них двоих. Мартин любил смотреть, как Аделина водит пальцем по пыльным рядам пластинок, выбирая ту, что подходит под их общее настроение. Наконец, остановившись на одной, резким движением пальца ловко поддевает край упаковки, выхватывает пластинку из плотного ряда, бережно переворачивает, избавляя от картонной обложки и извлекает на свет блестящую, будто спинка жука, окружность.

Шуршание проигрывателя, затем игла легко чиркает по пыльной поверхности пластинки, затем чувство тепла от спины Аделины – последовательность ощущений, всегда предвосхищающая начало звучания. Едва заведя пластинку, Аделина с ногами забирается на диван, словно кошка, уютно устраивается среди подушек и прижимается к плечу Мартина. Пластинку они всегда слушают до самого конца, не подгоняя иглу, не перескакивая через песню. Невыносимо представить, что их уют должен прерваться ради такой мелочи. Они не раз оставались сидеть на диване, прижавшись друг к другу, даже когда лапка проигрывателя автоматически поднималась, снимая иглу с дорожки, и комната заполнялась шуршащей тишиной. Тишина не мешала, а наоборот, давала контраст, делала только что услышанную музыку насыщеннее, ценней. И сами они становились ценнее друг для друга, каждый раз будто бы заново ощущая свою близость.

И в этот раз они так же молча, следую негласному правилу заняли свои места. Мартин устроился поудобнее на диванных подушках, Аделина рядом с проигрывателем колдовала в поисках нужной песни. Наконец она скользнула на диван, рука Мартина естественно легла на ее плечи, Аделина прижалась к нему чуть плотнее.

– Слушай. Слушай. Слу-шай, – шептала она.

Он закрыл глаза и слушал. Джаз лился из старых колонок, похрустывал, позвякивал, но все же лился, то опускаясь куда-то вниз, то поднимаясь на непостижимые высоты. Звук завораживал, он уже не был мелодией, он окружал Мартина и становился реальностью, в которой тот существует. Мартин закрыл глаза, крепче обнял будущую жену, мысли текли неспешно, но были чисты, закончены, конкретны.

Он часто думал о своем существовании. Был сначала задумчивым мальчиком, затем юношей с серьезным взглядом, то с книжкой Ницше, то с очередным экзистенциалистским трудом, то с истрепавшейся Библией подмышкой. Он искал ответы на свои вопросы, и порой ему казалось, что они очевидны и напечатаны в книгах, нужно только уметь прочесть. А иногда чудилось, что авторы этих текстов, в которых он ищет отгадку всей своей жизни, на самом деле такие же, как он, дети, запутавшиеся, толкающиеся в стены темной комнаты, куда их запустила властная рука, да так и оставила, чтобы посмотреть, что из этого выйдет…

Его увлечение текстами не прошло, а логично вытекло в изучение философии в университете. Диплом бакалавра как-то незаметно для него самого превратился в магистерскую диссертацию, ту же тему Мартин продолжил писать уже будучи аспирантом. Он рассеянно пожал плечами и согласно кивнул, когда сказали, что раз в неделю ему предстоит читать студентам «Введение в философию». А затем, распаляясь на собственных лекциях, он пытался достучаться до студенческих голов, пробудить интерес и внимание. Мел крошился о доску, половина студентов зевала, в расчете получить зачет за посещение лекций этого молодого, но «на всю голову философа», другая половина, молча строчила в тетрадях, ловя каждое слово мистера Хьюза.

Мартин приходил после лекции, чувствуя то опустошение, то небывалый подъем. Но при любом результате, он раскрывал простую тетрадь в клетку и принимался писать. Изначально такая тетрадь была нужна ему только чтобы записывать интересные или кажущиеся интересными мысли по поводу научной работы. Но со временем Мартин поймал себя на том, что может записать в свою черновую тетрадь то, что боится высказать вслух или записать набело. Эта скромная тетрадка давала ему странную свободу мысли, свободу высказывания…

В его сознании не было гармонии, Мартина постоянно терзали сомнения. Все не зря? Он живет, потому что кому-то так надо? Есть ли цель у всего этого мельтешения, или он сам все придумал, чтобы жить в спокойствии, в самообмане? Кто наблюдает за ним, кто помогает сделать правильный выбор? В своей тетради он задавал себе эти вопросы и пытался на них ответить, приводя примеры из литературы, споря сам с собой, теряясь в собственных рассуждениях. Он объяснял себе события своей жизни, применяя то один, то другой философский подход, но объяснение каждый раз выходило со знаком вопроса на конце…

Осознание того, что итогом размышлений должна стать не научная литература, а скорее художественный текст, опирающийся на его жизненный и литературный опыт, пришло к Мартину, когда он уже заканчивал диссертацию. Мартина вдруг осенило, что, размышляя о неком Создателе, стоит самому приложить руку к созданию жизни. Пусть даже вымышленной. Литературное произведение – это самый простой способ создать полноценный мир с его законами, героями, их судьбами, радостями и бедами. Книга написалась легко, будто под чью-то диктовку, а теперь он должен был получать награду за «вклад в развитие литературы и науки». Звучит ужасно, будто вклад, это какие-то деньги, которые он спрятал в кирпичной кладке на черный день. Но как бы там ни было, он был рад признанию, был счастлив, что премия позволит оплачивать счета за жилье еще целый год, а больше всего ему поднимала настроение Аделина, которая просто светилась от удовольствия и гордости за будущего мужа. Книга Мартина не давала ответов на его бесконечные вопросы, но стала для него облегчением, возможностью избавиться от мучающих мыслей.

Он отправил первую главу в несколько редакций, поддавшись уговорам Аделины, когда денег совсем не хватало, а издание книги давало сумрачную надежду на какой-то гонорар и на возможность будущих публикаций. Странно, но в минуты отчаяния он сильнее ощущал чье-то присутствие, чье-то пристальное внимание к своей жизни. Более того, в самые страшные минуты, Мартин ощущал чье-то вмешательство, будто уверенный и ровный голос нашептывал ему: «Не бойся, сейчас ты сделаешь так, и тебе обязательно станет лучше. Потом. А сейчас – терпи. Все будет хорошо…» Он чувствовал себя под чьей-то невидимой защитой. Почти всегда. Единственный страшный момент в своей жизни он помнил, как гудящую пустоту. Никого не было рядом, когда внезапно умер отец…

* * *

Рано или поздно сопереживание переходит в действие. Так и произошло: из оператора MG76 он стал нарушителем распоряжений и врагом Системы. Теперь его искали как Отступника, обладающего огромным количеством информации, сохранившим, помимо прочего, тайные коды. Код альтернативной реальности помог скрыться: на этом острове в закатном океане Отступник захотел оказаться сам, здесь он рассчитывал провести десятилетия в ожидании новой возможности вмешательства. Мерность раскачивающегося океана успокаивала Отступника, бесконечный закат не надоедал. Его тонкие губы тронула улыбка – заученная за годы наблюдения за людьми эмоция.

Отступник понимал, что для всего зла, готового обрушиться на человечество, существовал противовес: беспримесное добро. Код Князь Тьмы был сохранен на одном сервере с Кодом Спасителя. Оба эти кода моли быть запущены в любой момент, их запуск повлечет за собой необратимые изменения в человеческой системе. Но пока они оба были сохранны, и контроль над ними был не только в руках Системы наблюдателей.

Отступник стоял на берегу, подставив разлетающимся брызгам свое красивое, слишком правильное, чтобы быть человеческим, лицо. В его правом глазу с бешеной скоростью мелькали цифры, постепенно составляя многозначное число.