Русь против варягов. «Бич Божий» - Владимир Филиппов

Он был именно тем, кто сейчас славянам и был нужен.

Не все верят в то, что этот самый Гостомысл существовал на самом деле, некоторые считают его не более чем легендой, вымыслом. Первым усомнился в существовании Гостомысла историк немецкого происхождения академик Миллер. Но Миллер усомнился во многом, в том числе и самой русской истории, поэтому приложил руку к тому, чтобы ее по возможности поправить. У него на первом месте были свои ценности. Многое из того, что не укладывалось в его «разумные» построения, он попросту вычеркивал за ненадобностью. Однако и Н.М. Карамзин не верил в существование Гостомысла, подчеркивая, что «предание о Гостомысле сомнительно», так как древние летописи не упоминают о нем. Бог ему судья. Другие русские историки XVIII века: Татищев, Костомаров и Щербатов – не сомневались в достоверности рассказа Иоакимовской летописи о Гостомысле и были полны уверенности в том, что сей славянский князь бесспорно существовал. Мы также разделяем их точку зрения в этом вопросе, ведь упоминание об этом князе присутствует и в других летописных сводах.

Для наглядности приведем тексты тех летописей, кроме Иоакимовской, в которых Гостомысл упоминается. Львовская летопись: «А инии шедъ з Дуная Словены седоша по озеру Илмерю, иже Наугородцы зовутца, зделаша бо град и старейшину Гостомысла поставиша». Новгородская IV летопись: «Словене же, пришедше съ Доуная, седоша около озера Ильмеря, и прозвашася своимъ именемъ, зделаша градъ и нарекоша и Новгородъ, и посадиша и старешиноу Гостомысла». То же самое дословно в I Софийской летописи.

Как только Гостомысл принял власть, он тут же начал действовать. Видно, что кроме призвавших его к себе славян, своих земляков, он обладал и собственными резервами, которые молодому честолюбивому князю не терпелось пустить в ход. И как это свойственно молодости, затягивать с походом Гостомысл не стал, а, приняв на себя всю полноту власти, тотчас варягов низвергнул. Как пишет Татищев, «варягов, что были, каких избили, каких изгнали, и дань варягам отказался платить, и, пойдя на них, победили». Самое главное, что не просто избавились от дани, не просто выгнали находников, а еще и сами пошли на врага походом. Это говорит как об уверенности Гостомысла в своих силах, так и о силе его войска. После победы он «заключил с варягами мир, и стала тишина по всей земле».

Правда, все эти события, включая дань варягам, помещены под 860 годом, что вряд ли могло быть. Ибо если в 862 году Гостомысл уже умирает, то есть через два года после описываемых событий, то к этому моменту он уже довольно старый человек, имеющий взрослых и довольно боевых внуков, которые и сами могут за Отчизну постоять в случае необходимости. Во-вторых, сколько же лет на тот момент должно было быть самому отцу Гостомысла Буревою и какой был смысл славянам так долго ждать, да еще спрашивать разрешение у отца Гостомысла, который к тому моменту был просто дряхлым старцем?

Нет. Гостомысл был в самой силе, поэтому все соседи его боялись, поэтому и тишина стояла по всей земле.

Как характеризуют князя летописи, был он муж великой храбрости и такой же мудрости. Татищев дает ему следующую характеристику: «Сего ради все близкие народы чтили его и дары и дани давали, покупая мир от него. Многие же князи от далеких стран приходили морем и землею послушать мудрости, и видеть суд его, и просить совета и учения его, так как тем прославился всюду». Одним словом, грозен и опасен был Гостомысл, при всей своей мудрости и справедливости. За счет силы и имел такой авторитет. Был бы слаб, но умен, кто бы к нему поехал? Да еще третейским судьей в спорах выступать? Так бы заехали залетные варяги на огонек и разграбили бы все благолепие. Да и самому мудрому Гостомыслу башку бы попутно свернули. Здесь, на окраине земель русских, царили жестокие законы. Как вы помните, правление Гостомысла пришлось на расцвет походов викингов. Раз при нем они сюда с мечом не заглядывали, предпочитая Европу, значит, считали, что рисковать головой из-за добытого здесь просто не стоит. Поэтому летописи подчеркивают не одну лишь мудрость Гостомысла, а и его храбрость, напоминая, что дань он с соседних народов тоже успевал выбивать. Это вам не просто книжник ученый, собирающий гербарий редких растений да философствующий на завалинке о смысле жизни вообще и праве народа на самоопределение в частности. Скорее, это такой северный «крестный отец», к которому соседи идут на поклон. А заодно и к мудрости его приобщиться. Чтобы вразумил, надоумил, рассудил, кого надо защитил, а кому-то и погрозил. Как говаривал Пушкин Александр Сергеевич, «Отсель грозить мы будем шведу». Вот Гостомысл и начал осуществление помыслов Петровых еще тогда.

Одна у него была, при всем при этом, беда. Не было у него на Родине достойного преемника. Не то что у него не сложилось с семьей. Отнюдь. Гостомысл был многодетен и в семейной жизни счастлив, имел 4 сына и 3 дочери. В честь старшего сына своего Выбора, которого, видимо, и надеялся оставить после себя, он «град при море построил». Про остальных нам уже ничего не ведомо. Летопись гласит лишь о том, что «сыновья его или на войнах убиты, или в дому умерли, и не осталось ни единого его сына». В первое верится куда больше. Судя по авторитету славянского князя, ни он, ни его сыновья не сидели без дела. Что подтверждает характер Гостомысла и опровергает замечание о том, что при его правлении было мирно. Правда в том случае, если Гостомысл и его сыновья вели свои войны, как и Буревой, за пределами славянских земель, расширяя границы, то это может послужить хорошим компромиссом с летописным текстом, ибо в славянских землях действительно царил мир. Не осмеливались вороги на них покушаться, свое бы уберечь. Однако сыновья померли, не оставив после себя сыновей, а значит, не оставив Гостомыслу прямого наследника по мужской линии. Нужно было что-то придумывать. Сам он уже детей иметь в силу возраста не мог, а значит, трон должен был занять кто-то из наследников по женской линии. Он ведь и им приходился родным дедушкой.

Дочерей своих, следуя мудрой политике, он выдал за соседних князей, видимо таким образом скрепляя необходимые политические союзы и ища себе нужных друзей и соратников. «Дочери Гостомысла за кого были отданы, точно не показано, но ниже видим, что старшая была за изборским, от которой Ольга княгиня; другая – мать Рюрикова, а о третьей неизвестно» (В. Н. Татищев). Скорее всего, здесь Татищев ошибается. За изборского князя как раз была отдана младшая дочь, у нее и родился сын, названный в летописях Вадимом Храбрым и ставший князем изборским. Именно потому, что был Вадим моложе Рюрика, он эту власть и не получил. Но он был славянином до мозга костей и последней капли крови и интересы предпочитал соблюдать славянские, а не варяжские. За что и поплатился в дальнейшем. Войдя в возраст и видя, что творит в Новгороде Рюрик, Вадим решил отобрать у варяга власть, считая себя, по праву крови и образу мыслей, наиболее достойным и легитимным наследником своего деда Гостомысла. Сторонников среди славян изборский князь нашел себе немало. Видимо, он хотел, точнее говоря, готовился, как и его дед, вышвырнуть варягов вон из Новгорода. Но в этот раз не удалось. Рюрик и его люди были начеку. Все мятежники были убиты по распоряжению варяга, а возможно, и при его участии.

Еще одним доказательством этой теории послужат логика и здравый смысл. Казалось бы, при чем здесь он? Но сейчас вы сами в этом убедитесь. Гостомысла недаром все окрестные народы величают мудрым и едут именно к нему за разрешением своих проблем. Значит, он действительно не только силен. Разрешая часто и, судя по всему, умело самые сложные вопросы, князь вряд ли бы стал сам нарушать привычные для всех традиции. Он уже много пожил и, слава богу, мог представить, чем это обернется в дальнейшем. Гостомысл заботился в первую очередь о законности, о своем народе и о своей земле. Если бы Вадим был старше Рюрика, то Гостомысл, не задумываясь, передал бы всю полноту власти ему. Тем более что этот внук был рядом, под рукой. Но, по-видимому, к тому моменту Вадим всего лишь входил во взрослый возраст и такая ноша, как управление землей, была ему тяжела. Но если бы Вадим был к этому моменту старше Рюрика, то тогда, назначая вождем своего клана прибывшего из-за моря варяга, Гостомысл сам закладывал пороховую бочку и поджигал фитиль междоусобицы. Поощряя и провоцируя в недалеком будущем жестокую борьбу за власть между внуками. Куда же тогда девалась вся его хваленая мудрость?

А все разговоры о том, что Гостомысл больше всех других детей любил свою дочку Умилу, – это уже позднейшие сказки.

Кстати, подтверждение нашей теории о том, что мать Рюрика была старше матери Вадима Изборского, мы нашли в совершенно неожиданном месте. В работе человека, чей авторитет был велик, а тяга к знаниям огромна, – Великой государыни российской Екатерины II. В какой-то момент императрица увлеклась историей своей новой Родины и подошла к этому вопросу вполне серьезно. История России, написанная рукой Екатерины, довольно детальна, в ней есть буквально все: и кто от кого родился, и какие князья где правили, кто с кем воевал и т. д. и т. п. Словом, все основные события изложены. Жаль, что история Екатерины после середины XII века обрывается. Но нам достаточно и этого. Кроме «Истории», Великая императрица написала пьесу, которую так и назвала: «ИЗЪ ЖИЗНИ РЮРИКА». Так вот, там в первом же действии Гостомысл, обозначая свою последнюю волю, доводит до сведения старейшин, кому он передает власть, в таких словах: «дѣти средней дочери моей Умилы, супруги финскаго короля, отъ рода Одина, который Сѣверомъ обожаемъ». То есть сама Екатерина Великая, ни мало не сомневаясь, именует Рюрика варягом, от рода Одина. А кто такой Один и какое он отношение имеет к викингам, знают наверное, все. Для нас же принципиален другой момент: власть переходит к Рюрику по праву старшинства, и никак иначе. Традиции соблюдены. Вадима в этой пьесе Гостомысл именует: «Тебѣ, Вадиму, любезному моему внуку, въ коемъ вижу образъ меньшой моей дочери».