Блуждающий лифт, или Больные Связи - Дмитрий Сорокин

Ашот мягко потеребил моё плечо и я проснулся.

- Здравствуй, Митя.- просто сказал он.

- Здравствуй, Ашот- так же просто ответил я, и он показал мне меня, выполненного в пластилине. Пластилиновый я безмятежно спал. Получилось очень натурально,и я честно сказал Ашоту, что, по моему мнению, он достиг немалого мастерства по части миниатюрной скульптуры. Потом он вышел куда-то и через три минуты вернулся с двумя чашками кофе и сигаретами. Мы пили отличный кофе, курили хорошие сигареты и вспоминали былое, то, что было до нашего знакомства, чем мы ещё никогда не делились друг с другом. Потом я вдруг почувствовал,что он куда-то исчезает вместе с этой пластилиновой мастерской,а сам я проваливаюсь во тьму - и тут я открыл глаза и понял, что всё ещё валяюсь под своей дверью, опутанный гадкой паутиной, а надо мной склонилась Лена.

- Попробуй встать, и я помогу тебе.- говорила она, и я встал, хотя и с большим трудом. Она разрезала кокон ножницами, и за руку втащила меня в квартиру. Конечности мои не гнулись. Одежда не снималась. Тогда Лена молча стала разрезать на мне одежду всё теми же ножницами. Под одеждой оказался ещё слой паутины, но только эта была живая, она шевелилась и потрескивала. Лена в страхе завизжала и оттолкнула меня. Я отлетел к полной воды ванне, не удержавшись, упал в неё и с громким шипением растворился в чистой воде. Я слился с водой, я был этой водой и ощущал великое умиротворение. Затем, безо всякого моего участия, вода вдруг стала сильно нагреваться, и я выделился над ванной в виде пара, потом обрёл тело и вышел, голый и кристально чистый, из ванны, и обнял Лену.

Рывком поднявшись с постели я понял, что уже безнадёжно проспал, наспех оделся и пошёл на кухню - пить холодный чай и убивать таракана. Того самого.

4.Дом Света и Тьмы.

Если ты сомневаешься в успехе начатого дела,

брось его незамедлительно!

Э.Рыжий и Л.Счастливый.

Когда у вас болит голова,вы или пьёте анальгин, или бьёте морду соседу,или и то, и другое, что чаще.Когда зверь попадает в капкан, чаще всего он отгрызёт себе лапу и уйдёт умирать свободным, это тоже всем известно. Когда ваша незабвенная половина блажит, надо окатить её холодной водой, а если не помогает - послать её ко всем чертям собачьим, если, конечно, вам дороги ваши нервы, и это тоже прописная истина. А что делать, если на улице пятую неделю идёт дождь, директор не платит зарплату, жрать, соответственно, нечего, половина сообща с дитём блажат, собака воет, родня половины рычит, друзья мягко, но настойчиво требуют возвращения долгов, мать лежит в коме, отец лежит в запое,а проклятый дождь всё идёт, идёт и идёт пятую неделю, и улучшений по всем направлениям не предвидится?Только не надо портить отношения с Господом Богом, и не стоит доверять свою судьбу верёвке, и уж тем более убивать кого бы то ни было. Сядьте на пол, расслабьтесь. Включите любимую музыку и не важно, какая она - Бах или Титомир. Задумайтесь, с чего начались все ваши беды, и, устранив причину, спокойно разберитесь со следствиями. Ну а уж если причиной ваших несчастий явился сам факт вашего рождения - что ж, вообразите себя новорожденным и начните сначала. Даст Бог, у вас получится....

Таким вот мыслям я лихорадочно предавался, пока треклятый Лифт нёс меня в очередную неведомую даль. По моим наручным часам судя, нёс он меня уже двадцать три минуты, а сколько это может продолжаться - никогда нельзя сказать. Ускорение возрастает, перегрузка тоже. Мысли путаются, ещё пара "же"- и начнутся галюцинации.. Это означает, что Лифт определился с выбором конечного пункта и мучения мои скоро закончатся. Сегодня я попал в него, когда по лени своей не стал идти два этажа пешком в одном учреждении, куда меня послали по работе. Вот уж, действительно, послали! Эта бестроссовая сволочь поджидает меня в самых неожиданных местах, в пору хоть везде пешком ходить. И правильно. Так и надо. Здоровее буду. Так, Лифт, кажется, пошёл медленнее... Впрочем, нет! Я ошибся, он наоборот, усилил осевое вращение и набирает скорость!!! Страшная центробежная сила буквально размазала меня по стенкам кабины, и, словив пару сильных глюков, я лишился чувств.

В комнате царил полумрак. Обстановка не внушала мыслей о богатстве и роскоши, скорее наоборот, вспоминались самые мрачные описания обстановки из Достоевского и Горького. Я разглядывал эту жалкую комнатушку сверху, затаившись между пыльнми рожками убогой люстры. Древний, давно сожранный жуками и потому непонятно, на чем еще держащийся шкаф, фанерный, явно самодельный стол, покрытый заляпанной клеенкой с многочисленными порезами, два венских стула, какие в наше время и на даче смотрятся печально. У мутного, загаженного голубями окна, обрамленного давно не стиранными рыжими шторами - массивный , тоже самопальный табурет. У стены, стыдливо прикрытой проеденным молью ковром, стоит грязный скрипучий диван. На диване дремлет женщина. На вид ей лет под сорок. Она некрасива и неопрятна, на лице печать непосильных забот и зря прожитой жизни. Хлопает входная дверь, в коридоре слышатся шаги. С мерзостным, пробирающим до костей скрипом, отворяется дверь.

- Да будет свет! - возглашает нетрезвый мужской голос, щелчок выключателя, загорается единственная в пятирожковой люстре лампочка, полумрак, раньше равномерно заполнявший комнату, расползается по углам. Проворчав что-то неразборчивое, женщина открывает глаза, прикрывает заголившуюся грудь халатом, садится. Свет неприятен ей, она болезненно морщится. Берет со стола сигарету и спички, закуривает, и только после третьей затяжки обращает внимание на долговязый призрак, подпирающий стену около двери. Призрак по пути домой явно прилег отдохнуть где-нибудь на лоне природы, под забором например. Он ужасно грязен, неисправимо пьян сногсшибающий букет запахов портвейнового перегара, пота и дешевого отечественного табака растекается по комнате. Сидя под потолком, я сокрушаюсь, что не взял респиратор.

- Одежду в стирку. Сам в душ. И быстро. - негромко и монотонно проговаривает женщина, стряхивая пепел в гипсовый человеческий череп. Пьяный, качнув головой и едва не потеряв от этого равновесия, выходит, но, впрочем, тут же заходит обратно.

- Э-э-э-э... А это, а пожрать?!

- Обойдешься. Когда получку принесешь, тогда и пожрешь.

- Да... да ты, курва, совсем оборзела! Мммужжик домой уссатл... усталый приходит, после напрженного трудвого дня, а ты... Рискуешь, Маня.

Маня молчит, смотрит на пьяного мужа, спокойно затягиваясь, и во взгляде ее - безмерное презрение.

- А вот этого не надо, Маня. Нне надо, мля, на меня так смореть. Ну и шо что выпил? Все пьют. И пить будут вечно. На том страна держится. Так что накорми меня, сволочь, по хорошему прошу.

- Да пошел ты...

- Что?! Да как ты...

- Что, "как я"?! Ну, что "как я"? А?! Ты, козел драный, всю жизнь мне засрал, света белого не вижу! "Да как ты"... А вот так вот! Мне тридцать пять лет, еще пяток - и я глубокая старуха, а что я видела в этой жизни? Твою вечно пьяную рожу? На на хрен ты мне сдался... Нормальных мужиков на свете много...

- А-а! Значит, правду болтают, что ты с Васькой из второго цеха спала? Признавайся, блядь! - он замахнулся кулаком, но расслабленное алкоголем тело не выдержало такого резкого движения, .пьяный покачнулся и упал назад, головой стукнувшись о шкаф. Как ни странно, шкаф устоял. Маня, однако ж, не только не посочувствовала своему злосчастному супругу, но напротив, рассмеялась грудным неприятным смешком.

- Да, спала. - совершенно спокойным, ровным голосом произнесла она. - И с Витькой с пятого этажа тоже спала. Вот кто мужик-то!- на мгновение она мечтательно закатила глаза, но тут же лицо ее перекосила гримаса ярости. - А когда участковый, что тебя в том году домой приволок, завалил меня в коридоре прямо у тебя на глазах, ты ж мычал только да блевал под себя. И теперь ты говоришь "Да как ты"? Кому? Мне?!

Пока Маня произносила эту пламенную тираду, муж ее совладал-таки с неподатливыми конечностями и утвердился в вертикальном положении. Налитые кровью глаза смотрели в никуда. В руке щелкнул выкидной нож. Я хотел вмешаться, но в этом мире я оказался абсолютно бестелесен, и оставалось только наблюдать.

- Падла. Шлюха. Гадина. Счастья захотела, да? Счастья? Какого тебе счастья, семейного? Или просто большой хрен промеж ног - вот и все счастье? Жизни жалко, да? А моей жизни тебе не жалко, гнида? Да не было у меня жизни с тобой, не было! Жизнь начинается тогда, когда женщины начинают рожать. А ты пять абортов... Да и то не понять, от кого. - По набыченному лицу катились слезы, голос срывался на визг, и мне совершенно ясно стало, что контроль над собой этот человек уже безвозвратно утратил. Маня, видать, тоже это поняла, потому как поджала ноги и старалсь стать незаметной, слиться с плешивым ковром. Нож - угроза серьезная. Но последний выпад мужа вновь всколыхнул в ней все обиды.

- Пять абортов...- размазывая по лицу слезы, Маня вскочила. Истерика захлестнула ее окончательно.