Вне закона - Патриция Поттер

Появилась вся перемазанная Салли Сью, и Эстелла бросила веревку, чтобы подхватить ее на руки. Через несколько секунд показался незнакомец, тоже весь в грязи.

Чэд хотел сказать ему спасибо, но запнулся, когда увидел его глаза. Они не требовали благодарности, они даже запрещали ее. Чэд не мог отвести взгляда, зачарованный их необычным светом. Как лед по краям горного озера. Чэда пробрала дрожь, несмотря на обжигающую предвечернюю жару. Но его переполняло любопытство, и он просто не мог удержаться от вопроса:

— Как вы научили свою лошадь таким штукам?

Незнакомец, не отвечая, смотрел на Эстеллу, прижимавшую к себе Салли Сью так крепко, что, решил Чэд, сейчас та была в большей опасности, чем несколько минут назад. Не выдержав столь оценивающего немигающего взгляда, Эстелла повернулась и побежала к дому.

Чэд молча глядел, как человек сделал шаг за Эстеллой, потом повернулся к нему.

— Мисс Тэйлор? — вопросительно произнес он.

— Нет, это Эстелла, — ответил Чэд. — Уиллоу нет дома. Она еще не вернулась из школы.

Лобо обвел ранчо глазами и наморщил лоб.

— Из школы?

— Она учительница, а вы не знали? Это все знают.

— Ты ее парнишка?

Чэд пожал плечами. Он считал, что да.

— Один из них, — сказал он.

— Почему ты не в школе?

— Уиллоу дала мне поручение на сегодня, — Чэду стыдно было сознаться, что он отказался ходить в школу, потому что здорово отстал от ребят своего возраста. Уиллоу учила его отдельно.

Лобо ничего не понимал. Мальчишка сказал, что он один из них.

— Здесь еще есть дети?

— Двое, — ответил Чэд и заметил удивление, промелькнувшее в холодных глазах незнакомца. Его собственный взгляд неотрывно тянулся к изношенному ремню на его поясе с револьверной кобурой, туго притянутой тонким ремешком к бедру. От этого человека исходило ощущение напряженности, зачаровывавший Чэда ореол опасности.

— Будь я проклят, — пробормотал Лобо.

— Уиллоу скоро вернется, — сказал Чэд. — Она так будет вам благодарна. Салли Сью у нее самая маленькая. Она ловила Брунгильду.

— Брунгильду?

— Это цыпленок. Салли Сью с ним играет, — объяснил Чэд и добавил с отвращением:

— Теперь мне надо его ловить.

Лобо поймал себя на том, что он моргает. Салли Сью, черт побери. Ну и имечко для малышки. И Брунгильда. Цыпленок, видите ли!

Чэд вдруг вспомнил, что надо быть вежливым.

— Почему бы вам не зайти в дом? — предложил он. — У нас есть печенье.

Печенье, будь я проклят! Лобо дернул щекой. Ему заплатили, чтобы он до полусмерти перепугал бабенку, живущую здесь, а теперь его приглашают на печенье!

Непривычно смутившись, он отвернулся от мальчика, отвязал веревку от пояса, смотал ее и привязал к седлу. Затем запрыгнул в седло и наклонился к мальчику.

— Закрой этот чертов колодец.

Когда он произнес эти слова, то понял всю их бессмысленность. Скоро их всех здесь не будет. Очень скоро.

Не успел Чэд слова сказать или даже спросить имя незнакомца, как тот уже исчез, оставив за собой вихрь пыли. Чэд подумал, что случившееся было похоже на одну из сказок, которые им рассказывала Уиллоу, и засомневался — уж не померещилось ли ему все это.

Но, глядя на оседающую пыль, он внутренне ухмыльнулся. Вот это да, ему будет что порассказать!

Испытывая глубочайшее отвращение к себе и своему необъяснимому поступку, Лобо ехал вдоль речки, огибающей ранчо, пока не увидел поляну на берегу. Приближались сумерки, и он был еще весь в грязи после приключения в колодце. Он умылся в речке, которая из-за сухой жаркой погоды теперь была только жалким ручейком, и развел небольшой костер, чтобы приготовить ужин.

Сидя под деревом и наблюдая, как пламя лижет бока кофейника, он ощущал непривычное беспокойство. Все шло не так, как он предполагал, а ему не нравилось, когда события выходили из-под контроля.

Еще ему не нравилось, когда ему лгали. Даже если Ньютон и не лгал явно, он чертовски много о чем умалчивал.

Оказывается, тут были еще и дети. Что, по мнению этой скотины Ньютона, он должен был сделать с ребятишками?

И он должен был поверить, что эта женщина соблазнила и обманула старого ранчера. Как она могла привлечь кого-то, родив четырех детей? Он встречал достаточно женщин, изможденных, постаревших раньше времени — все из-за того, что они много рожали. А все знакомые ему учительницы были страшны, как смертный грех.

Чертов Ньютон.

Лобо знал за собой только одну слабость. Малыши. К тем, кто сам мог постоять за себя, у него не было ни жалости, ни прощения, ни сострадания. Ведь он сумел выжить — и другие могли это сделать.

Но маленькие… вроде этой малышки…

Если он позволял себе задуматься о таких вещах, то понимал, что эти чувства берут исток в прошлом, когда ему было всего семь лет и апачи напали на их караван. Он помнил агонизирующие крики убиваемых взрослых и детей, слишком маленьких, чтобы вынести пеший переход. В его памяти запечатлелись рыдания оставшихся в живых детей, взятых в рабство, как они день ото дня слабели в пути, пока не остались только он с братом. Потом и его брат, сломленный нехваткой пищи, изнеможением и страхом, перестал бороться, и его оставили умирать в пустыне. Лобо никогда не забыть крики звавшего его перепуганного до смерти ребенка.

Лобо хотел остаться с ним, но его грубо оттолкнул воин, который потом обвязал его веревкой вокруг пояса и тащил за лошадью по земле, пока ему не удалось подняться на ноги. Целую милю он с каждым, еле дававшимся ему шагом, слышал зов брата, с плачем выкликавшего его имя. Иногда по ночам ему все еще слышались эти звуки. Он слышал их сегодня, когда ребенок упал в колодец. Будь проклят Алекс Ньютон.

Утром он скажет ему, куда тот может засунуть эту работу. И у Лобо останутся две тысячи долларов. За беспокойство.

Он удобно устроился на одеялах, откинув голову на седло, поглядывая вокруг. Закат солнца входил в число немногих вещей, доставлявших ему удовольствие. Мальчиком и подростком он не знал ощущения свободы. Теперь он был волен как ветер, не подчиняясь никому, не устанавливая себе ни правил, ни ограничений.

Он потянулся, наслаждаясь ощущением каждой мышцы тела. Он был тощим, как хлыст, что объяснялось как обстоятельствами, так и необходимостью. У апачей никто не мог набрать лишнего жира, в особенности белый невольник. Ко времени, когда он их оставил, ему для выживания требовалось совсем мало пищи, и он по несколько дней мог обходиться без воды. Он мог пробежать двадцать миль, не запыхавшись, мог усмирить любую лошадь. Он знал дюжину способов убить человека и мог это сделать, не испытывая сожаления.

И неизбежно он приобрел репутацию, которой он специально не искал — но он и ничего не делал, чтобы ее смягчить. Его репутация держала людей в отдалении. Иногда только от взгляда его ледяных голубовато-зеленых глаз они вздрагивали и торопились убраться подальше.