Год собаки. Двенадцать месяцев, четыре собаки и я - Джон Кац

Мой фургон был припаркован в нескольких сотнях метров от выхода. Я рассчитывал прямо в контейнере надеть на Девона поводок и затем отвести его к фургону, держа поводок в одной руке, а другой толкая контейнер. Мы таким образом оторвались бы от всего этого сумасшедшего дома и добрались до тихой темной парковки. Секция 3-A терминала B вместе с автомобильной стоянкой вряд ли могли вызвать в воображении пасторальные картины в духе Джеймса Хэрриота, но тут уж ничего не поделаешь.

Девон в контейнере все еще бешено крутился. Нам нужно было, наконец, взглянуть друг на друга.

«Девон, смотри, сейчас я открою дверцу. Все будет хорошо». Я всегда разговариваю со своими собаками, хотя вовсе не думаю, что они понимают мои слова, зато вполне могут по тону почувствовать настроение. У меня это почти рефлекс.

Глухие удары и верчение в контейнере прекратились, оттуда на меня глядела пара диких угольно-черных глаз. В них читались сила и ярость их обладателя, но также и его страх. Ничего мудреного. Утром — дома в Техасе, в спокойном безлюдном месте. Потом аэропорт, клетка, багажное отделение самолета. Взлет и посадка, да не один раз, а дважды. Все время вокруг темно, бесконечные часы в полете. Опустили куда-то вниз, быстро провезли, потом протащили по полу, — а вокруг гул толпы, — и вот теперь стоит перед ним какой-то огромный незнакомец да еще окликает по имени.

Я опустился на колени перед дверцей и чуть только приподнял защелку, как дверца резко распахнулась. Не успел я шевельнуться, как что-то неясное промчалось мимо и, сбив меня с ног, скрылось в толпе. Девон исчез раньше, чем мне удалось встать. Только крики в толпе указывали направление, куда он помчался.

Двум работникам багажного отделения, трем крайне недовольным полицейским из управления аэропорта и мне потребовалось почти полчаса, чтобы отыскать и изловить Девона, который метался по забитому людьми терминалу, распугивая всех на своем пути. У него не было никаких ориентиров, никакой определенной цели, он мчался куда глаза глядят, просто чтобы убежать.

Полицейские, как выяснилось, отнюдь не являлись любителями собак. «Послушайте, он же чемпион среди бордер-колли», — попробовал я умилостивить одного из них, когда тот взялся за свою рацию. Он намеревался вызвать по тревоге ньюаркскую команду, в чью обязанность входит следить за животными в аэропорту.

«Мы здесь не ловцы бродячих собак», — возразил полицейский. Впрочем, вовсе равнодушным к моей беде он не был. И в конце концов, полицейские согласились попытаться поймать Девона, прежде чем звонить в специальное подразделение полиции, занимающееся животными. Но предупредили, что не будут нести ответственность, если пес укусит ребенка или собьет с ног какую-нибудь старушку. «Нам случалось видеть, как людей кусали гораздо более спокойные собаки», — заверили они меня.

За любую неприятность отвечать предстояло мне. Полицейский был прав. Собака, обезумевшая от страха в незнакомом месте, может быть очень опасной. Вдруг кто-нибудь попытается схватить его? Но при одной мысли о том, что Девона могут запереть в клетку, меня охватывало отчаяние. И мы продолжали гоняться за ним.

Он бегал от одного багажного транспортера к другому в тщетных попытках отыскать выход или хоть что-нибудь знакомое, но ничего не находил.

Как только мы подбирались к нему, пес стрелой уносился прочь и исчезал в толпе. Я с ужасом представлял себе, как он, в конце концов, вырвется в одну из дверей и домчится до шоссе, где его легко может сбить машина. А если уцелеет на дороге, то затеряется потом среди разных складов, стоянок для грузовиков и строений, окружающих аэропорт. Я звал его: «Девон, Девон!», но все было впустую.

Когда он промчался мимо в очередной раз, какие-то храбрецы потянулись было к нему, но пес оскалился и рявкнул. Люди похватали своих детей. Полицейские теряли терпение.

И все-таки нам как-то удалось загнать его в угол возле одного из прилавков. Мы медленно приближались к нему, — я впереди, а полицейские с двух сторон, чуть сзади меня.

На некотором расстоянии от него я опустился на колени и впервые смог как следует его разглядеть. Это была красивая собака, черная с белым пятном на лбу и белой грудью. Он, правда, был очень худ, его шерсть местами сбилась от долгого пребывания взаперти. На морде виднелись какие-то белесые пятна, возможно попала слюна, когда он метался в панике. Взгляд был неожиданно глубоким, мягким и грустным.

Дышал Девон тяжело, казался обессиленным и испуганным, а может быть, страдал от жажды. Я должен был обязательно заполучить его, иначе его поймают работники из управления аэропорта или — того хуже — он вырвется и окажется на шоссе.

Контакт глазами — очень важная вещь для бордер-колли. Об этом написано во всех книгах; оказывается, для них это один из способов подчинить себе скот. Возможно, Девон отреагирует на мой взгляд. Даже минутная приостановка в его сумасшедшем беге даст мне возможность схватить его. Я видел, как он оценивает расстояние между нами, полицейских позади меня, преграждающих ему путь, а за ними еще и столпившихся людей, привлеченных необычным зрелищем.

Он, видимо, был приучен к послушанию. «Жди, Девон! Жди!» — возможно спокойнее повторял я. «Все хорошо. Я твой новый друг. Все хорошо. Жди. Мы пойдем домой». Можно было надеяться, что это монотонное повторение успокоит его. Сам я дышал тяжело и обливался потом.

Я вытащил из кармана печенье, положил на пол и подтолкнул к нему. Он печенье проигнорировал с видом почти презрительным. Не думаю ли я, что его можно так легко купить? Пес выглядел оскорбленным.

Нетрудно было увидеть, как он прикидывает в уме: получится ли убежать? Нельзя ли прорваться сквозь всю эту толпу? Внимание его на мгновение привлек транспортер, который как раз включился: быть может, путь на свободу здесь? Внезапно он слегка расслабился, как будто отказавшись от каких-то намерений. Видимо, он решил, что терминал не ведет туда, куда ему хотелось бы попасть. Я потихоньку полз к нему на коленях, продолжая спокойно его уговаривать; так, вероятно, чувствует себя посредник на переговорах об освобождении заложников. Мое беспокойство усиливалось, — приближался самый трудный момент.

«Жди», — сказал я на этот раз более твердо, подняв руку. «Жди, Девон. Все хорошо». Видимо, это его слегка позабавило, и он, наконец, обратил на меня внимание. Теперь пес захотел понять, что я делаю, наклонил голову, с любопытством следя за моими жестами, стал вслушиваться в то, что говорю, явно пытаясь составить обо мне представление.

Я подполз ближе, так что смог почесать его за ухом. Он позволил мне это. Полицейские собрались уходить, но тут закричал какой-то ребенок, Девон испугался и опять ощетинился. Однако я снова почесал его за ухом и похлопал по плечу. Тут мне удалось нащупать его ошейник и пристегнуть поводок. Он не сопротивлялся, не пытался убежать; он просто, не отрываясь, смотрел на меня.

Видимо, поводок как-то успокоил его. Пес, наконец, понял, что от него требуется, понял, что должен идти со мной. Полицейские, ворча, но все же с облегчением вздохнули и удалились, чтобы заняться более важными делами. В конце концов, Девон никому не причинил вреда, никого не покусал.

Люди, собравшиеся вокруг нас, переговаривались, восхищаясь красотой собаки. Сочувственные возгласы раздались, когда я сказал, что Девон прибыл из далекого Техаса, что это был его первый полет и что меня он видит первый раз в жизни. А пес действительно был хорош, этот бродяга, который весил, наверно, не меньше двадцати килограммов.

Я тронулся, наконец, держа поводок в левой руке, и Девон поплелся со мной, но явно колеблясь, поскольку мне приходилось тащить за собой еще и контейнер, с которым он не желал иметь ничего общего.

«Рядом!» — попробовал я скомандовать, но Девон никак на это не отреагировал. Вообще-то он не собирался удирать. В этом новом мире кроме меня у него теперь не было никого.

Мы вышли из здания аэровокзала и, пройдя мимо бесконечных рядов машин, добрались до моего фургона. Сперва Девон дергался то в одну сторону, то в другую, но потом приноровился и потрусил рядом со мной, всякий раз поворачивая так же, как я. Это показывало, что собака прошла выучку. Возможно, я просто не знал правильных команд.

Открыв заднюю дверцу фургона, я поставил контейнер внутрь, потом обошел фургон сбоку, все еще держа поводок в руке. Страх у Девона постепенно уступал место жадному любопытству. Он все замечал, реагировал на звуки, на свет, на людей, на машины. При этом взгляд его был и удивленным, и насторожённым.

Я достал из фургона бутылку и миску, налил ему воды. Он быстро все выпил. Потом я присел рядом с ним здесь же на земле.

Странно все это выглядело в противном желтом свете парковки, но Девон не отпрянул. Я дал ему печенье, он мигом его проглотил. Так же исчезли и еще два.