Степь - Уйда

Она просунула голову в отверстие, сжала плечи и стала протискиваться, обдирая кожу на руках. Не было никакой возможности спустить раньше ноги, и надо было бросаться вниз головою, чем бы это ни грозило.

Когда ее колени были на одном уровне с краем окна, она кинулась вперед и упала, как падает человек, который пытается лететь. К счастью, под стеной был стог сухого вереска, и это смягчило удар. На несколько минут она была ошеломлена, но, кроме царапин, не потерпела никаких повреждений. Оглянувшись кругом, она увидела, что между нею и степью нет никаких преград.

За ее спиною высились стены казармы, но впереди расстилалось открытое пространство. Она слышала, как собаки лаяли во дворе. Забывая про ушибы, она поскорее перебралась через межу, отделявшую ее от степи. Сознание свободы и аромат милого вереска вливали в нее новые силы. Она бежала, как несчастная лошадь с перебитыми ногами, часто падала, но опять вставала и шла вперед, пробираясь через вереск и ощущая только одно, что она на свободе.

Звезды ярко сияли; луна высоко взошла. Сколько времени протекло, Пальма не знала. Внезапно у нее подкосились ноги, и она упала от изнеможения, как птица, ушибленная камнем. Упала она среди вереска, который сомкнулся над нею и скрыл ее.

Вооруженные люди поскакали по степи в погоню за беглянкой. Они проехали в нескольких шагах, но не заметили ее, а видели только освещенный луною цветущий вереск.

Степь укрыла ее и как бы отплатила этим за ее привязанность. Робкие ночные животные, скрывавшиеся в вереске, шевелились около девочки, но не причиняли ей зла. Жаба пила ночную росу, маленькая серая сова гонялась за молью, рогач-олень громко жужжал в темноте. Пальма лежала без движения и без чувств, в оцепенении, похожем на смерть.

Утренняя заря только осветила восточный край степи, когда какой-то старик с мулом, навьюченным большими корзинами, проходил через вереск по узкой тропинке. Это был старый Идаличчио. Он раскаялся в своей трусости, с полпути на Ольмо вернулся назад, взял своего мула и вечерком отправился в степь. Ночью он пошел в то место, где скрывался Долабелла, и предупредил, чтоб он не являлся в Галларату, а бежал поскорее в Швейцарию.

Выпроводив своего приятеля на север, он теперь сам возвращался домой.

На всякий случай он наполнил свои корзины желтым песком, чтобы объяснить, для чего он ходил в степь, если кто спросит.

Когда он проходил мимо того места, где лежала Пальма, его мул остановился, опустил голову и заржал. Мул хорошо знал девочку, которая кормила его хлебом и морковью, когда приходила в хижину Идаличчио на окраине степи или когда старый крестьянин брал его с собою в город. Догадываясь, что мул что-то почуял, Идаличчио раздвинул вереск и увидел Пальму.

Он сразу понял, зачем она пришла в степь. Ему казалось, что она умерла, но когда он приложил свою мозолистую руку к ее губам, то почувствовал теплое дыхание, хотя биения ее сердца почти не было слышно.

Несколько минут он простоял в раздумье. Затем он выгреб песок из корзин, нарезал вереск кривым ножом, который всегда носил за поясом, постлал его на спине мула от корзины до корзины и, подняв девочку на руки, осторожно положил ее туда, как на постельку. В одной корзине отыскалась веревка, которой он крепко привязал Пальму к спине мула.

"Она всегда так любила вереск, — думал он. — Бедняжка! Она пошла за отцом и, наверное, заблудилась".

Идаличчио уже не думал возвращаться в деревню и медленно шел по вереску, не подозревая о том, что верховые стражники разыскивают Пальму. Волей-неволей нужно было итти шагом и поддерживать девочку, чтобы она не соскользнула. Для защиты от солнца и мух он прикрыл ей лицо вереском.

Был уже полдень, когда они добрались до ворот Галлараты.

— Это моя внучка, я ее везу в больницу. Она упала и сильно зашибла голову. Теперь она без памяти, — сказал Идаличчио досмотрщикам, приподнимая пучки вереска, чтобы они видели его живой груз.

Они взглянули и отпустили его, пошарив предварительно в корзинах, где ничего не оказалось.

Таким образом он благополучно привез девочку в старый серый дом на площади.

Пальма пришла в себя через много дней. Она лежала в собственной постели.

— Я ничего не сказала! — громко воскликнула она. — Мама передай ему, что я ничего не сказала.