Не проси моей любви (СИ) - Рыжехвост Светлана

А дальше я была просто безвольным зрителем. Вась-васи ругались с соседкой сверху — как раз у нее прорвало батарею и, будто этого мало, она заткнула ванну пробкой и вышла покурить на лестницу. А там соцсети, мессенджеры и прочее — она полчаса простояла у пепельницы, потом принялась паниковать из-за батареи… В общем, кра-со-та.

Где-то через полчаса приехали строгие дядечки в спецовках, что-то пошаманили в соседской квартире и через некоторое время уехали. Вась-васи продолжали ругаться с мадам, а я, невнятно попрощавшись, ушла к себе.

Взяв тряпку и ведро, я принялась собирать с пола грязную воду. Неловко задела шкаф и свадебное платье неопрятным комом свалилось вниз. Это стало для меня последней каплей. Плюхнувшись на грязный пол я разрыдалась. Размазывая по лицу слезы, я вытащила телефон и опять набрала Сашку. Но равнодушный голос вновь сообщил, что аппарат абонента выключен. Ну как же так?! Как же так?!

Проревевшись, я подняла с пола платье и сунула его в мешок для мусора. Потом, ругаясь сквозь зубы, кое-как собрала с пола остатки воды — те остатки, что еще не утекли к соседям. Из-под кровати выплыл какой-то открытый пузырек с раскисшими таблетками. Наверняка очередные Сашкины БАДы. Его я сунула в мусор с особым удовольствием.

А после, обозрев уничтоженную квартиру, послала все к черту. Переоделась, стянув с себя изгвазданную одежду, собрала себе еще один комплект — на завтра и вышла. Закрыв квартиру, я не сдержала истерический смешок — как же вовремя Олежка постирал и принес плед!

Обратный путь дался легко, хитрецы-светофоры будто чувствовали, что мне необходима помощь, а потому до офиса я добралась сверхбыстро. Открыла двери и, закрыв их за собой, поплелась в туалет. Как я под краном отмывалась от грязи — непередаваемая история, достойная быть увековеченной на глиняных табличках.

И как я потом сушила свои амулеты — половина из которых пришла в негодность. Но родичам я об этом не скажу, засмеют. Да и кому я нужна, право слово? Папина фамилия в нашей стране неизвестна, а с мамой… Ну кто свяжет выбраковку с сильнейшей лунной жрицей этого поколения?

Вытащив из сумки длинную футболку, я переоделась в нее и устроилась в комнате отдыха. Будильник завела на шесть утра — не хватало еще, чтобы кто-нибудь из ранних птичек застал меня в старой растянутой футболке и трусах с голубыми мишками.

Полночи я просто лежала и таращилась в потолок. Потолок, кстати, знаком до мелочей — когда на работе случались авралы и запарки, я всегда находила пять минут, чтобы потупить. И всегда находила верное решение именно так, бессмысленно таращась на самый обычный офисный потолок.

Сон не шел. Я то начинала прикидывать, что мне делать с квартирой — звонить страховщику, то гадала, что скажет мама — она и так от Сашки не в восторге. Потом в красках представила, что мне скажет Еська.

А потом подумала, а может в словах Василия есть резон? Надежный ли это мужчина? Сашка просто взял и сбежал!

«Но, может быть, у него была причина? Вдруг что-то случилось с его мамой?», беспомощно подумала я. И провалилась в сон.

Глава 5

В шесть утра я хотела убивать. Голова гудела, в глаза как будто горсть песка сыпанули, да еще и шея затекла. Все-таки продавленный офисный диванчик не то же самое, что кровать с ортопедическим матрасом.

С шести утра я названивала Сашке. Хотя уже понимала, что он просто ушел. Не захотел решать мои проблемы.

— Мари? — раздался за спиной ошарашенный голос Глеба.

— Глеб? — хрипло выдавила я.

Он молчал. А я не спешила поворачиваться. Ведь я стояла у окна с чашкой кофе и… Та-дам, в старой растянутой футболке и трусиках с синими медвежатами. До переодевания я еще не дошла. Черт.

«Надеюсь, белье не торчит».

— Да ладно, Тома, — фыркнул вдруг Глеб, — у нас нет дресс-кода. Кофе еще есть?

Тома, Глеб называл меня по фамилии только когда… Нет, не думай. Не вспоминай. У вас ничего не сложилось тогда и уж тем более не сложится сейчас.

«У меня Сашка…» привычно подумала я и вдруг поняла, что у меня никого нет. Никого. Папа во Франции, мама далеко, а я… А мое свадебное платье киснет в мусорном пакете.

По щекам побежали горячие слезы. Только не оборачиваться. Глеб там, за спиной, ворчит на кофеварку, ищет печенье и что-то говорит. Сейчас он нальет себе кофе и уйдет в кабинет, а я успокоюсь. Успокоюсь, переоденусь и подкрашу ресницы. Это проверенный способ, чтобы удержать слезы.

— Мари? Мари!

Он схватил меня за плечо и резко развернул. Увидел мои слезы, коротко ругнулся, отставил свою чашку, забрал из моих рук мою и крепко обнял. Так крепко, как будто я падала, а он поймал.

Уткнувшись в его сильное плечо, я разрыдалась в голос. Кусала губы, чтобы заставить себя замолчать, но внутри меня скопилось слишком много чувств. Слишком много.

Глеб гладил меня по голове и плечам, прижимал к себе и что-то шептал по-румынски, мешая свой родной язык с русскими словами.

— Что случилось, Мари?

— Я не выхожу замуж, — выдохнула я, все так же прижимаясь к нему.

Тихий выдох, и Глеб стискивает меня еще крепче.

— Ничего, ничего. Он просто дурак, если…

— Я сама так решила. Сегодня ночью. Или вчера вечером? — я нервно рассмеялась.

И тут же почувствовала, как заливаюсь краской. Истерика схлынула, и я поняла, что на мне нет бюстгалтера, что я прижимаюсь к Глебу и нас разделяет только два тонких слоя ткани. Его и моей футболки. И его руки, его руки так близко к моей… К моим бедрам.

Он отпустил меня, но как-то неловко, как будто через силу. Поймав его взгляд, я поразилась тому, насколько звериными были его глаза. На меня смотрел не Глеб, на меня смотрел его волк.

— Предсвадебный мандраж? — в его изменившемся голосе слышалось далекое рычание.

— Не будет никакой свадьбы! — выкрикнула я и тут же добавила, — дай мне переодеться и я все тебе расскажу.

А он продолжал стоять близко-близко и пронзать меня янтарным взглядом.

— Точно, — он улыбнулся и цвет его глаз вернулся в норму. — Как раньше. Ты поплачешься мне, а я — тебе. Правда, у меня-то не особенные проблемы. Жду в кабинете.

Он вышел, прихватив и свою, и мою чашку. И вскрытую пачку печенья. Бедный Олежка, опять не досчитается своего перекуса.

Быстро переодевшись, я убрала волосы в неаккуратный пучок и зашла в кабинет. Глеб не включил верхний свет и не поднял жалюзи на окнах.

— Рассказывай, — велел он и пихнул мне в руки мою чашку. Из которой отчетливо пахло коньяком.

— Вчера мою квартиру залила соседка. А Сашка просто ушел. Сбросил мне смс, что прорвало трубы и он едет к маме, — я пожала плечами. — Только трубы прорвало не у меня, а у соседки. Или я это уже сказала?

Иногда мне кажется, что я знаю все-все румынские ругательства. Но сейчас Глеб меня поразил — он со смаком выругался по-русски. Так-то, на самом деле, он румын только на половину, по маме, которая и научила его этому языку. А в самой Румынии Глеб не был ни разу.

Отхлебывая свой коньячный кофе, я продолжала безразлично и монотонно рассказывать:

— Платье испорчено, я сунула его в мусорный пакет. И сосед снизу тоже сказал — Сашка ненадежный.

— А ты его любишь? — и вновь этот пронзительный, янтарный взгляд.

Взгляд, под которым немыслимо солгать. И я качаю отрицательно качаю головой:

— Нет.

— А зачем замуж согласилась идти?

Ответа на этот вопрос у меня не было. И я просто уткнулась в свой кофе.

— Ясно.

Глеб вытащил телефон и принялся куда-то звонить. Он вышел из кабинета, но дверь осталась приоткрытой. Я слушала, как он перед кем-то извиняется за ранний звонок, потом пересказывает мою историю и просит заняться квартирой вне очереди.

— Я ссужу тебе деньги, — сказал он, вернувшись в кабинет.

— Не надо, — я покачала головой. — У меня есть. Я еще не внесла свою долю за свадебные мероприятия. На оплату хватит, а там и от страховой что-то будет.

— Страховщиков нужно вызывать до ремонта.

Я уныло кивнула. И попросила: