Ветер перемен - Михаил Алексеевич Ланцов

Под ногами хрустел снег. Хотелось просто пройтись по нему, наслаждаясь ощущениями. Но время. Здесь, в начале XVIII века оно шло очень медленно. Только для него — гостя из далекого будущего, все было не так. Он жил в своем привычном ритме. И откровенно раздражался пустой медлительности. Отчего все его окружение потихоньку подстраивалось под царевича, разгоняясь.

Да, в общем-то и отец его, Петр Алексеевич, тоже не отличался неспешностью. Так что вся эта суетность в глазах местного населения выглядела вполне нормально. Яблоко от яблоньки ведь недалеко падает…

Алексей чуть потоптался, наслаждаясь погодой. Подошел к зимней карете на салазках.

Ему тут же открыли дверцу.

И он ловко заскочил внутрь, где его ждала Ньёньосс. Та самая негритянка, которая стала старшей в его мини-гареме «горничных». Он с ней ездил на ипподром, не брезгуя появляться публично.

В какой-то мере — провокационно.

Ведь весь город, да и не только, считал, что это его рабыня для утех, иные языки называли ее наложницей, а отдельные «таланты» не брезговали обозвать и экзотической блудницей. Но после того, как были пущены слухи о новом статусе этой молодой женщины — шутки словно обрезало.

К Миледи относились с пиететом. Опасливым таким. Который невольно «пролился» и на ее первую помощницу и ученицу. А ведь ею Ньёньосс и представили через слухи.

Да, сальные шуточки оставались. Только теперь они были уже другие. Что, дескать, днем царевича стережет Миледи, а ночью — эта самая негра. Стоит на карауле у его уда, так сказать. Так что появление Алексея с ней в свете не вызывал каких-то особых «бурлений». Может кто-то бы и хотел какую гадость брякнуть, но побаивался. Ведь иная шутка, как известно продлевает жизнь. Тому, кто смеется. А тому, кто шутит — наоборот — укорачивает[2], как стали болтать на постоялых дворах, относительно этой всей истории…

Алексей сел на сиденье и прикрыл дверь.

Молодая женщина недовольно глянула на царевича из-за того, что тот запустил холод в карету. Но промолчала. В конце концов крошечная печка, специально разработанная на базе походной для монтажа в кареты, свою работу делала[3]. И этот дискомфорт был непродолжительным.

Ньёньосс поежилась, укутываясь в меховую шубу. Минус тридцать ей казались натуральным кошмаром. Но что поделать — не родные пенаты…

Ее родная народность, известная соседям как мосси, осталась далеко. Аж на Верхней Вольте. Где этот народ создал свое государство еще в XI веке. То есть, «вылупившись» не сильно позже Руси. Да вот беда — так в этом средневековье и остались.

Если проводить аналогии с Европой, то их земли были разделены на пять герцогств: Ятенга, Уагадугу, Тенкодого, Фада Н’гурма и Буссума, а также пятнадцать графств. Правил ими монарх — моро-наба. Но его статус был в известной степени символическим, а он сам являлся, в сущности, лишь первым, среди равных. То есть, правителем самого сильного домена — Ятенга. Остальные ему если и подчинялись, очень условно. Из-за чего держава мосси представляла собой этакий аналог Руси века XII-XIII или синхронной ему Франции. Такие же раннефеодальные нравы, типичные для варварских королевств, царили и внутри каждого из герцогств или графств. Где органично переплетались примитивные государственные структуры и родоплеменные отношения.

Сама Ньёньосс являлась одной из младших дочерей наба, то есть, вождя, Сигри — правителя Тенкодого. И была захвачена во время набега со стороны, расположенного южнее, королевства Дагбон. Которое, кстати, было родственным мосси. Собственно, мосси и пошли от беглой принцессы Дагбона и местного охотника, судя по рассказанным Ньёньосс легендам. Из чего Алексей сделал вывод, что часть населения Дагбон по какой-то причине в районе XI века переселилась на север и организовало там свои государства. Самым первым, из которых, кстати, являлось Тенкодого…

Расклад по региону к 1708 году был не самый радужный, во всяком случае для родственников Ньёньосс.

На мосси в целом давили со всех сторон.

Плотно так.

Они сидели как в осаде, под постоянными ударами. Причем не на самом берегу моря, а в глубине. Чтобы до них можно было добраться требовалось высадиться где-нибудь в устье Вольты. То есть, в зоне активности Английской и Датской Вест-Индской компаний. Потом подняться вверх по реке, пробиваясь через земли конфедерации Ашанти. Ну и напоследок прорваться через Дагбон, который являлся данником Ашанти.

Грусть — печаль.

Отчаянное просто положение.

И, несмотря на симпатию к Ньёньосс, Алексей никогда бы не решился на попытку игры через народ мосси, если бы не одна деталь. Ей оказалась ментальность их общества. Несмотря на слабость государства, в большей степени номинального, все эти «герцогства» и «графства» были предельно военизированы. Представляя собой некий аналог готов IV-VI веков. Даже ядро их армии составляла конница. Копейная, ударная конница. Бедная, крайне плохо снаряженная, но грозная. Во всяком случае, раздробленные и постоянно страдающие от нехватки ресурсов, мосси с ее помощью не только отбивались от соседей, но и сами ходили в ответные набеги. Через что, удерживая статус-кво.

Ресурсов на что-то большее у них не хватало.

Но и это — показатель.

Так что царевич, немного поразмыслив, решил сделать ставку на помощь родственникам Ньёньосс. Их пассионарного потенциала должно было хватить для того, чтобы сколотить крепкую державу на западном берегу Африки. Понятно, с помощью России и варварское королевство. Но достаточно прогрессивное, так как к ним можно будет импортировать отдельные полезные институты управления.

Казалось бы — дичь.

Зачем этим вздором заниматься? На крайне проблемных коммуникациях влезать в столь сложную игру. Неужели он так прикипел к своей «шоколадке»?

Но нет.

Никакого альтруизма. Все сугубо практично.

Берег Африки от Вольты на запад был также известен как невольничий берег или золотой, а еще берег слоновой кости. Что в полной мере выражало его суть. При здравом подходе создание там крепкого государство позволяло капитально подорвать так называемую «треугольную торговлю». Ведь именно отсюда поступала основная масса рабов для Нового света.

И сломать эти поставки можно было не в приказном порядке, а по вполне объективным причинам. Ведь рабы потребуются местным. А значит, зачем их продавать? Да и станет их существенно меньше после консолидации региона и наведения там порядка. Россия же не будет стремится к сверхприбылям «треугольной торговли» и попробует торговать с местными обычным манером. Не так выгодно для нее, зато это ломает многие крупные бизнесы в Западной Европе. А взять и по-людски тут было что: и золото, и серебро, и алмазы, и слоновью кость, и ценные породы дерева… Причем того же