Нет правил для любви - Лора Брантуэйт

Сегодня он достал их из нагрудного кармана рубашки. Металл напоминал скорее лед. Джастину померещилось даже, что сейчас на нем выступил тоненький иней. Господи, это же холод от его сердца.

В прихожей горел свет.

Он плевал на счетчики и всегда оставлял свет включенным, чтобы не приходить в темноту. И в пустоту. И в одиночество. Он готов был платить за эту маленькую иллюзию чьего-то присутствия в доме. Иллюзия — это ведь даже не ложь. Особенно если маленькая.

Или все-таки ложь?

Он прошел в гостиную. Зажег свет и здесь. Огляделся. Все по-прежнему. Все вещи на своих местах. Нет, не то чтобы в комнате царил идеальный порядок, он давненько не убирался… Но все журналы, книги, фотоаппарат, два галстука, чашки с недопитым кофе и просто темным от высохшего осадка дном, отцовский портсигар, альбом с самыми драгоценными фотографиями — все находилось именно там, где и два часа, и два дня назад.

Некому было менять их местами и раскладывать по полкам, мыть и протирать пыль.

Джастин глухо зарычал. Он не позволял себе стонать или выть — не мужское это, даже если никто не слышит. Когда зверю больно, он не хнычет и не ноет. Он рычит. Он никогда не жалеет себя.

Джастин, конечно, просто человек. Но ему есть чему поучиться у зверя.

А чашки он может и сам помыть, что у него, рук нет?

Прекратить истерику.

Дело было, естественно, не в чашках.

Этот вечер дорого ему стоил. Может быть, он уже поседел? Хотя бы наполовину? Надо бы проверить, не покрылись ли серебристо-серым виски. Только какая, к чертям, разница?

Нет, разница все-таки есть. Будет повод покрасить волосы. И не обязательно в природный черный. Огненно-рыжий тоже хорош. Или красный. Или светло-зелененький.

Ведь и так понятно, что он шут и дурак. Клоун. Петрушка. Роль, а не человек. Причем роль глупая, гротескная и второстепенная.

Всегда — только друг главного героя. Он присутствует на сцене для «жизненности действия». И чтобы герою было перед кем изливать душу, читать свои геройские монологи.

Эд — плохой герой. Не героический, прямо скажем. Но он красив, знатен и богат. И у него богатый внутренний мир. По крайней мере, должен был когда-то быть таковым. Когда Великий Режиссер раздавал роли… Иначе почему, почему все сложилось так, как сложилось?!

Черт с ним, с состоянием Эда. И с работой его, и с тем, что о нем то и дело пишут в газетах… Почему, почему его любит Саманта?

Джастин происходил из верующей семьи. И сам он верил в Бога без фанатизма, но искренне. И он никогда не дерзнул бы предъявить Всевышнему какие-то претензии, но…

Иногда, в такие вот моменты, как сейчас, он бывал очень и очень к этому близок.

Ведь даже недодуманная, оборванная мысль, за которую хочется отхлестать себя по щекам — это все равно мысль, а мысль — это то же самое, что дело, а дело против Бога — это страшный грех, за который по справедливости гореть и гореть в аду.

Интересно, не адский ли пламень сегодня за ужином подогревал его стул?

Сидеть на раскаленных углях было бы в десять раз удобнее, чем на том дорогом французском стуле с благородно изогнутой спинкой.

Но он сидел. Сидел, улыбался, изображал радость, слушал бесконечные препирательства Саманты и Эда, как всегда, мирил их, как мог…

Как идиот.

Они живут будто кошка с собакой. Это не любовь. Эд ее не любит, и он, Джастин, в глубине души это знает. И все равно… Глупость, трусость или еще черт знает что мешают ему высказать все в лицо этим двум остолопам или попросту схватить Сэм, затолкать в машину и увезти на край света, чтобы немного одумалась.

У него даже нет машины.

И тем более — нет права что-то за кого-то решать. Это их жизнь. Оба взрослые люди, наверное, знают чего хотят, вот пожениться собираются…

Когда он встречался с Элли, все было проще. Ему было чем заняться днем (дни он проводил на студии) и вечером (вечерами он виделся с ней). Оставались только ночи, но если хорошенько вымотаться за день, проблем никаких нет…

Впрочем, тогда ему казалось, что он любит Элли. Может быть, было удобнее так думать, может быть, и вправду мерцало между ними какое-то светлое, но очень уж неяркое чувство.

В погоне за яркими впечатлениями она укатила в Барселону с каким-то греком (Джастин всегда чувствовал пронзительный диссонанс в этом факте — почему с греком и в Испанию?) и больше не появлялась. Джастин понял, что по-настоящему ее не любил, именно тогда — потому что было больше обидно, чем больно.

А Сэм…

Нет, ему больше нравится звучание ее полного имени. Саманта. Саманта… Есть в этом слове какая-то магия.

Может, поэтому она всегда казалась ему полуреальным существом из сказок, дерзкой феей, непоседливым эльфом. В ней определенно есть волшебство, в этой и без того красивой и обаятельной женщине. Женщине из плоти и крови, с тонкой костью, высокими скулами и необычайно изящными шеей и плечами.

Когда-то он воспринимал ее как подарок судьбы — разумеется, подарок Эду. И от всего сердца радовался за друга, которому встретилась такая прекрасная девушка. И недоумевал — как же может быть так, чтобы Эд не видел, какое ему досталось сокровище?

Эд, скорее всего, даже видел. Только мало что чувствовал по этому поводу. Он с детства привык получать от жизни все самое лучшее. Разве удивительно, что ему досталась лучшая из женщин? (В очередной раз — он твердо верил, что все его любовницы в чем-то были лучшими, что особенно выводило Джастина из себя, потому что Саманта для него всегда была несравненной и несравнимой.)

И вот — закономерный финал — они женятся.

А он так и останется другом жениха.

Может, позволить себе напиться на свадьбе, высказать в конце концов Эду все — и разбить ему морду?

Нет, это не по-мужски, а по-мужлански. А напиваться для храбрости — поступок мальчишки. К тому же от алкоголя он становится вообще сам не свой, как мотоцикл, потерявший управление на скорости сто шестьдесят миль в час. Если уж решаться — то честно и сейчас, а не доводить все до абсурда. Друг жениха и жених подрались на свадьбе из-за невесты. Зато каков был бы сценический эффект!

И с чего он сегодня ударился в размышления о театре? Хватит. Сетовать на судьбу и жалеть себя — верный способ остаться в жизни никем. Джастин рывком поднял себя с кресла и пошел на кухню варить кофе. Проходя мимо зеркала, взглянул на свое лицо и устыдился. Стыдно стало перед самим собой. И своим телом. Ему больше пошел бы на пользу теплый душ, таблетка снотворного — и крепкий восьмичасовой сон. Но это было бы слишком просто. К тому же гений любит полуночников. А потому — кофе. И рисовать, рисовать, рисовать…

Джастин работал до половины третьего. И был почти доволен собой. Вот только главная героиня, будущая жена Робин Гуда, как он ни старался, не теряла сходства с Самантой.