Писатель: Назад в СССР - Рафаэль Дамиров

— Нечего тут образованность свою показывать, писатель, — обиженно пробурчала медсестра. — Прибереги для заводской многотиражки…

— Здорово это у вас получается! — продолжал я. — Чисто театр. Горячий цех, медпункт, многотиражка, коммунизм… То-то Данте бы удивился!

Я осекся. Потому, что увидел собственные руки, которыми опирался о края кушетки. Это были не старческие лапки, с пятнами пигмента на тыльной стороне ладоней, а крепкие загорелые кисти молодого парня. Я поднес их к лицу, уставился на ладони, темные от въевшегося под кожу машинного масла. Сжав пальцы, я осмотрел кулаки… Ничего себе колотушки… Такими рожи можно бить за милую душу! Оглядев себя, я понял, что на мне засаленная роба — так что я недалеко ушел от «бисовых детей», которые были в такой же одежде.

— Эй, ты чего⁈ — встревожилась Ангелинушка. — Ты не дури!.. Сейчас Натан Семеныч с обеда придет, осмотрит…

— Ничего не понимаю, — пробормотал я, не слушая ее. — Если я не в Раю и не в Аду, то… где?

— Где-где, — проворчала медсестра. — В Караганде!.. Заговариваешься, парень. В дурку захотел!

— Прости, милая… Зеркало у тебя есть?

— Да вон оно, над умывальником.

Я встал и на слегка подкашивающихся ногах двинулся к умывальнику. Очень кстати. Повернул вентиль холодной воды, пустил струю посильнее, умылся так, чтобы ожгло, и только тогда посмотрел в зеркало. Рыжие вихры, гладкая — ни единой морщинки — физиономия, такой я уж точно лет сорок не видел, а то и больше. Отсутствует шрам на верхней губе. Ну да, он появился после драки в «Национале»… И случится это… Отодвинув ошеломленную Ангелину, я рванулся к столу, смахнул ворох бумаг, заслонявших от меня главное. Открылся перекидной календарь. А на нем дата: 21 ФЕВРАЛЯ 1975 ГОДА.

Глава 2

Так, спокойно. Если это не тот свет и не бред умирающего, то что? Реальность⁈ Ну, допустим… Что из этого следует? Что мне дан второй шанс? Разве так бывает?.. Я разозлился на себя. Артемий! Ну ты же писатель, где твое воображение⁈ Ладно, подыграем судьбе!..

Я наклонился, подобрал бумажки, которые только что сбросил со стола. Выпрямился, подмигнул возмущенной моим поведением медсестре. И губки ее, сжатые в гримаске справедливого негодования, поневоле растянулись в улыбку. Она вздохнула, отняла у меня бумаги и сказала:

— Иди к бригадиру, скажи ему, что сегодня ты на легких работах. Если справка нужна будет, пусть ко мне придет.

— Хорошо! — откликнулся я. — Спасибо, Ангелочек!

Я поцеловал ее в щеку, оставив на ней пятнышко вездесущей сажи, увернулся от оплеухи и выскочил из медпункта. Навстречу мне шел коренастый, широкоплечий мужик, в такой же суконной робе, что и на мне. В следующий миг я его узнал. Это же Богдан Михайлович Загоруйко, бригадир той бригады, с которой я начинал свою рабочую биографию. Хороший мужик, правильный. Я слыхал, что Михалыч умер ещё в 1989-м. Замерз по пьянке. А вот же, живой и вполне здоровый. Черт, меня даже на слезу прошибло. Я протянул к нему руки… Обнять хотел, что ли?

— Цикаво начинаешь трудовую жизнь, Краснов, — пробурчал бригадир, не замечая моего жеста. — Я этих охламонов, Бескова и Черткова, прогрессивки лишу, шоб молодежь не спаивали, но и ты тоже хорош… Ежели тебе ацетон поднесут, тоже выпьешь?

— Больше не повторится, Михалыч! Я ж за вливание в бригаду.

— Ладно, ступай на склад, поможешь там протирочные концы разгрузить, — распорядился Загоруйко и сунул мне в протянутые руки почти новый ватник.

Я кивнул и двинулся по крытому, остекленному переходу, соединяющему заводские корпуса с административным зданием. Этот самый переход я и принял за тоннель, по которому души умирающих улетают к свету. Оказавшись на лестнице, спустился на первый этаж и, озираясь, вышел во двор.

На удивление, я все еще помнил расположение цехов и прочих заводских сооружений. Ноги сами понесли меня к складу. Хотя ведь в первые дни работы — в той, первой своей молодости — я изрядно путался во всех этих переходах и корпусах.

Осознание новой реальности пришло как-то быстро и без лишних метаний. Ну зашибись же, что снова молодой! Это я получается… попаданец? Ха! Не хотел писать про них, так сам угодил. Ох, ирония матушки-судьбы. Бывает же…

У открытых ворот стоял «ЗИЛ», кузов его был доверху набит тюками с ветошью, которую на заводе использовали для протирки разных механизмов от масла, в процессе расконсервации или просто — рук, грязных после прикосновения к этим замасленным механизмам. В общем — вещь нужная. Тюки, несмотря на то, что выглядели почти невесомыми, на самом деле изрядно весили. Штатных грузчиков при складе не водилось, а завскладом — маленький сухощавый Федотий Тихонович Пименов — не смог бы сдвинуть такой тюк даже волоком.

Вот и отправляли бригадиры и начальники смен на разгрузку самых молодых и здоровых рабочих. Увидев меня, завскладом прикрикнул на троих парней, что сидели на корточках у складской стены, под надписью «НЕ КУРИТЬ», и дымили. Работяги нехотя забычковали папиросы и убрали их в карманы телогреек. Экономили. Ну да, перед авансом или получкой всегда так. Начинаешь беречь каждый рубль. Любопытно, что я этих курильщиков почему-то совершенно не помнил, хотя вот бригадира и докторшу опознал, пусть с секундной задержкой. Да мало ли работяг на заводе! Всех не упомнишь.

Один из них, длинный, как жердь — типовой ватник на нем выглядел младенческой распашонкой — открыл задний борт и принялся выдергивать лежащие с краю тюки и передавать остальным. В том числе — и мне. Я взвалил ношу на плечи, радуясь и удивляясь вновь обретенной силе. Даже не подозревал, насколько я соскучился по ней. Крепкие мужчины слабеют медленно. От года к году, по капельке убывает силушка, покуда здоровенный молодец не превращается в дряблого старикана. Незаметно для самого себя.

Не знаю — в аду я или в раю, а может, действительно — в прошлом, но сейчас во мне здоровья и силищи на двоих. И, надеюсь, талантом меня тоже не обделил Создатель, а значит, можно начать все сначала, избежав тех ошибок, которые я совершил во время предыдущей попытки. Сейчас мне еще рано об этом думать, надо понять, где я нахожусь, кто я в этой реальности и в чем заключаются мои возможности? Во всяком случае — хуже, чем было, мне уже не будет. И все пока напоминает начало моей прошлой жизни. Тот