Множество жизней Элоизы Старчайлд - Джон Айронмонгер

надвигая шапку на глаза, и только его замерзший нос алел из-под нее маковым цветом.

В восемь утра, когда коровы были подоены, а маслобойки – заполнены, Немцовы прекращали все свои дела и считали удары курантов на нововышненской ратуше, прислушиваясь к отголоскам колокольного звона, эхом прокатывающегося по долине реки. После этого Ярослав отвозил свежий удой на молокозавод, по пути совершая одну-единственную остановку на углу улиц Водаренская и Франя Крахя, откуда Катя шла последние десять минут до школы пешком.

– Однажды, – сказал Ярослав дочери, пока телега, запряженная старой лошадкой, тащилась по шестикилометровой дороге в город, – тебе приснится что-то плохое.

Катя не ответила. Она следила за крысой, которая шныряла по канаве, вращая в воздухе черным упругим хвостом.

– Катя?

Крыса исчезла в норе.

– Я знаю, папа.

В апреле снег начинал сходить с Татр. Реки разливались от талых вод. На Водаренской Катя соскочила с телеги и, перешагнув через непокорный ручеек ледяной горной воды, струившийся вдоль дороги, послала отцу воздушный поцелуй.

– Однажды, – повторил Ярослав, свешиваясь к ней с повозки, – воспоминания накроют тебя с головой. С твоей матерью так и случилось. Я знаю. Она бы тоже хотела предостеречь тебя. Тебе будет нелегко.

– Но все это в прошлом, – сказала Катя.

– В прошлом, все в прошлом, милая моя Катенька. В нем есть хорошее, но есть и плохое. Есть хорошие люди, но есть и плохие. Есть сны, которые подарят тебе улыбку, и сны, от которых ты проснешься в холодном поту.

– Ты уже не раз говорил это, папа.

– Знаю. Но все равно не смогу помочь тебе, когда момент настанет. Однажды ты тоже узнаешь, где спрятано золото Элоизы. – Он улыбнулся и послал поцелуй ей в ответ.

– У Элоизы было золото?

– Так говорила твоя мама. Только смотри, никому об этом не рассказывай.

– Не буду.

* * *

Днем, когда погода стояла ясная, а делать на ферме было, по сути, нечего, Ярослав коротал время во дворе, сидя на лавочке со своим отцом. Вместе они смотрели на горы, задрав головы, будто в ожидании божественного откровения, и подолгу курили скрученный в папиросы темный маслянистый табак, так что в безветренный день дым над ними повисал коромыслом. На лавочке между ними ютилась Катина собачонка – терьерица по кличке Зорька.

– Нашел бы ты себе новую жену, – время от времени говорил Кристоф мужчине.

– А зачем? Ты, вон, так и не женился во второй раз.

– Времена изменились.

– Времена никогда не меняются.

В этот день Ярослав рассказал отцу о Катиных снах.

– Все возвращается на круги своя, – рассудил старик. – Мы хотим, чтобы лето длилось вечно, но зима всегда не за горами.

– А если ей взбредет в голову уехать? – спросил Ярослав, катая в пальцах табак. – Она уже говорит о Париже. Вдруг она захочет туда попасть?

– Непременно захочет. Но мы – словаки. – Кристоф пожал плечами. – Здесь Восток, а не Запад. Куда нам ехать отсюда? Окна в остальной мир заколочены.

– Меня тревожит, что еще немного, и она больше не сможет быть здесь счастливой. Да и откуда тут взяться счастью? Она увидит полмира в воспоминаниях своей матери. И кто знает? Возможно, захочет отправиться на поиски своего золота. И можно ли ее в этом винить? Я бы тоже захотел на ее месте. – Ярослав перевел взгляд на горы, вершины которых были спрятаны за облаками. – Я всегда хотел уехать. И даже не из-за золота.

– Знаю, – сказал Кристоф.

– Сорок лет я прожил без всякого золота и могу прожить без него еще столько же. И все-таки. Я не отказался бы увидеть хоть один уголок мира за пределами этой долины. Не отказался бы от возможности высказать свои позиции вслух. Каких только планов не строили мы с Францей, но им не суждено было сбыться. – Он покрутил папиросу между большим и указательным пальцами, утрамбовывая табак, и продолжил, понизив голос: – Она хотела показать мне Америку. Хотела показать мне Нью-Йорк. Она говорила, что в Нью-Йорке я бы стал богатым человеком. Я бы водил «кадиллак». Мы бы ездили отдыхать в Калифорнию.

– Все мы о чем-то мечтаем, – сказал Кристоф. – Даже товарищ Сталин не смог запретить людям мечтать. Видит бог, он пытался.

Ярослав оглянулся по сторонам.

– Говорят, если одеться во все черное и взять с собой груз, чтобы после наступления темноты проплыть через Девинские ворота, не выныривая на поверхность Дуная, крепко зажав в зубах отруб резинового шланга, можно доплыть из Братиславы до Австрии. Граница там проходит прямо посередине реки.

– Попробуй, и получишь пулю, – заметил старик. – Там многих застрелили. Пограничники следят за рекой как коршуны. Они стреляют по всему что движется. – Он пошарил взглядом по двору фермы и, убедившись, что Йорди не было поблизости, продолжил: – Наши пограничники самые жестокие, не считая берлинских. По реке у них расставлены сети, чтобы поймать тебя. А еще прожекторы. И собаки.

– В таком случае, – протянул Ярослав, затягиваясь папиросой и выпуская дым сквозь зубы, – мы можем пробовать другой маршрут.

– Мы?

– Мне придется уйти с ней. Она еще совсем ребенок. Мы могли бы уйти на восток и пересечь Дунай дальше, в Венгрии, где нет заграждений, и там найти место, откуда можно по-быстрому пересечь австрийскую границу. Говорят, венгерские границы охраняются не так строго.

– Может, и не так, – фыркнул отец Ярослава, – но у них есть двухсоткилометровый забор под напряжением. И минное поле. Пересечь его не сможет никто. Ты должен быть реалистом, Ярек. Катя не покинет Чехословакию ни в ближайшем будущем, ни когда-либо при нашей жизни. Возможно, даже не при ее жизни. Не в этом рождении.

– Я слышал про секретные туннели в Берлине.

– Настолько секретные, что вы никогда их не найдете. И к тому же, как ты собрался довезти Катю до Берлина? На подводе?

– А как же ее сны? – спросил Ярослав. Он держал папиросу ровно по центру губ и втягивал в легкие черный дым. – Кто будет направлять ее в отсутствие матери?

– Ты справишься. Ты хороший отец. И дочка твоя – сильная девочка. Возможно, сильнее даже своей матери, а уж она-то какой была сильной, упокой Господь ее душу. Катя выдержит сны. И разреши собаке спать на ее постели.

– Поможет?

– Надеюсь на это.

Одной майской ночью Катя проснулась с криком.

– В моей постели был мужчина, – сказала она отцу.

Ярослав опустился на колени рядом с дочерью, желая успокоить ее.

– Как его звали?

– Милош Сейферт, – ответила Катя. – У него была борода. И от него пахло водкой.

– Не бойся. – Тыльной стороной ладони Ярослав погладил девочку по волосам. – Тебе просто приснился один из снов твоей матери. Это не тот человек, о котором я тебя предупреждал. Это твой прадед, муж прабабки Розы. Я знаю