Из единой любви к отечеству - Александр

Нынче же он был направлен к Фоминскому, чтобы атаковать Брусье. Но встретить здесь всю французскую армию и самого Наполеона… это казалось ему невероятным.

Дохтуров несколько скептически относился к удальцам партизанам. Признавая их полезность, он все-таки знал за ними склонность к излишнему молодечеству и рисовке.

— Ваше превосходительство, пошлите к светлейшему! От одного часа промедления зависит участь Отечества! — настаивал Сеславин.

Дохтуров понимал: если у Фоминского действительно оказалась вся французская армия, значит Кутузов еще не оповещен о том, что Наполеон ушел из Москвы, и французы могут беспрепятственно двигаться через территорию, не тронутую нашествием. Это создаст положение крайне нежелательное и может быть чревато тяжелыми последствиями для русской армии. И все-таки сомнения его не оставляли. Ох, уж этот пылкий, как юноша, лихой капитан! Дохтуров никак не желал ему поверить; известие Сеславина представлялось ему заблуждением.

— Если мое донесение фальшиво, прикажите меня расстрелять! — в бешенстве вскричал Сеславин.

- Я не могу верить вам на слово. Мне нужны более основа* тельные доказательства, — отрезал Дохтуров.

Круто повернувшись, Сеславин вышел из избы. Ночь была непроглядная, набухшая промозглой октябрьской сыростью. На биваке, за дворами, горели костры.

— Что кони? — спросил Сеславин своего казака.

— Бог милостив, отдышались.

Подавив в душе возмущение несправедливым, как он считал, недоверием генерала, Сеславин приказал привести пленных.

Когда пленные французы предстали перед Дохтуровым, и он услышал, каким образом они доставлены, суровый генерал, повидавший всякое и побывавший во многих опасных передрягах, искренне поразился геройству Сеславина и его удальцов.

Французы подтвердили донесение Сеславина. Все еще в нерешительности, Дохтуров послал за начальником штаба, тоже прибывшим в Аристово. Ермолов с английским генералом Вильсоном, состоявшим при штабе русской армии и штабными офицерами явились в приподнятом настроении. Узнав подробности, они поздравили Сеславина со славным «делом», имеющим огромное значение для дальнейших действий русской армии. Посыпались вопросы, похвалы, изумленные восклицания.

— Вы совершили подвиг, капитан, — сказал Вильсон, — и достойны самых высоких наград… Но вы устали… Могу предложить вам охапку соломы…

Но Сеславин отказался от отдыха. Подкрепившись стаканом рома и сухарем, он вернулся к своему отряду: нужно было проследить за движением неприятеля.

Тем временем Дохтуров и Ермолов срочно направили к Кутузову подполковника Болговского.

За полночь Болговский приехал в Леташевку, где располагались основные русские силы. Разбудили дежурного генерала Коновницына, потом барона Толя.

Они пришли к Кутузову и попросили разбудить главнокомандующего. Адъютант зажег свечу. Увидев заляпанного грязью посланца, Толя и Коновницына, Кутузов приказал адъютанту набросить ему на плечи мундир.

Болговский кратко сообщил об уходе Наполеона из Москвы и протянул донесение Дохтурова,

— Благодарю тебя, господи! — сказал Кутузов, — Спасена Россия.

12 октября русская армия спешно выступила на перехват армии Наполеона, В составе русской армии уже насчитывалось до 100 тысяч человек, 10 тысяч казаков подоспели о Дона, Из Калужской и других ближних губерний везли всевозможные припасы.

С рассветом генерал Дохтуров начал наступление на Малоярославец, занятый французами, На улицах завязался яростный рукопашный бой, После семи часов беспрерывных атак, после того как Малоярославец несколько раз переходил из рук в руки, подошла русская армия во главе с Кутузовым. Сражение было упорным и жестоким, Обе стороны потеряли по 5 тысяч человек убитыми и тяжелоранеными…

Наполеон удержал за собой Малоярославец, превращенный в дымящиеся развалины; Кутузов преградил Калужскую дорогу. Объезжая свои позиции, Наполеон был в нерешительности. В этот день казаки атамана Платова едва не взяли императора в плен, ему чудом удалось ускакать.

Не надеясь пробиться по Калужской дороге, Наполеон с гвардией покинул войско и 14 октября стал быстро отступать по старой Смоленской дороге. Остальная армия двинулась за ним. План Кутузова, который он обдумывал еще до Бородина, начал осуществляться.

За отступающей «великой армией» бросились казачьи войска и авангард генерала Милорадовича. Растянувшееся на многие версты полчище преследовали и уничтожали партизанские отряды Давыдова, Орлова-Денисова, Кайсарова, Кудашова, Фигнера и Йвелавина.

Донесение Сеславина дало русской армии возможность вовремя перехватить Наполеона у Малоярославца и не допустить его на Калужскую дорогу. Денис Давыдов, славный герой Отечественной войны, сам совершивший немало подвигов, говорил! «Извещением Сеславина решилась участь России». Впоследствии один из наполеоновских историков, граф Сегюр, разбирая обстоятельства войны 12-го года, со вздохом вынужденного правдолюбия признавал: «Здесь (под Малоярославцем. — В.П.) остановилось завоевание вселенной, исчезли плоды двадцатилетних побед и началось разрушение всего, что думал создать Наполеон».

Сеславин всю жизнь гордился этим прославившим его делом и в своих записках выразился без лицемерной скромности, со свойственной его стилю патетикой: «Неприятель предупрежден под Малоярославцем, французы истреблены, Россия спасена, Европа освобождена, и мир всеобщий есть следствие сего возможного открытия».

Во время дальнейших военных действий против отступающей французской армии Сеславин проявил себя одним из самых деятельных, самых неутомимых и дерзких партизанских командиров. Кроме того, он обладал несомненным дарованием стратега. Тщательно обдумывая последствия совершаемых его отрядом рейдов в тыл неприятеля, он не просто выполнял поручения главнокомандующего, но старался согласовать свои действия с теми Общими, важными в военном отношении целями, которым следовала вся русская армия.

Помня о Бородине, Малоярославце, предвидя будущие сражения, Кутузов берег армию. Его упрекали в нерешительности, в преступной медлительности, писали возмущенные письма государю. Но старый фельдмаршал оставался непоколебим. «Все это развалится и без меня», — говорил он и предоставлял партизанам уничтожение голодающей и замерзающей толпы захватчиков.

Французов настигали всюду, стоило им немного зазеваться, потерять осторожность, отдалиться хоть на версту от основных сил. «Дубина народного гнева», размахнувшись, обрушивалась на врага и — ни пощады, ни покоя не было ему ни ночью, ни днём. Французская армия ежедневно теряла сотни солдат и офицеров, уничтоженных или взятых в плен партизанами.

Следуя за неприятелем, Сеславин впереди русского авангарда подошел к Вязьме,

Накануне Вязьма была занята французами. Наполеон с гвардией прошел город насквозь, оставив в арьергарде, корпус маршала Нея. В Вязьме стояли также корпуса вице-короля Евгения Богарнэ и князя Понятовского; рядом, за селом Федоровским, скопились огромные обозы, которые конвоировал корпус маршала Даву.

Ермолов с казаками и артиллерией атаковал корпус Даву. Русский авангард под командованием Милорадовича ударил на корпус Нея. Ввязались в сражение войска вице-короля и поляки Понятовского. На помощь Милорадовичу прибыли дивизии генерала Олсуфьева и немецкого принца Евгения Вюртембергского, сражавшегося в русской армии против Наполеона. Разгорелся ожесточенный бой, длившийся с переменным успехом.

Не выдержав казачьей атаки, Даву бросил обозы и отошел за Вязьму, неся большие потери. Попятились к городу, отстреливаясь и отбиваясь от наседавших русских кавалеристов, остальные французские войска.

Вечером 21 октября к кавалерии Милорадовича, Платова и Ермолова присоединились два пехотных полка — Белозерский и Перновский. Ожидалось, что наутро французы снова выйдут навстречу русской армии, попытаются отбить обоз.

22 октября, посовещавшись с командиром передового Пернов-ского полка, Сеславин на своем стройном черкесском жеребце, въехал в занятый неприятелем город. Он увидел на улицах панику и смятение. Французы, торопясь, покидали Вязьму, поджигали дома, на скорую руку грабили имущество жителей. Основные части неприятельской армии уже ушли, в городе оставался арьергард Нея.

На Сеславина довольно долго не обращали внимания, хотя он даже не прикрыл плащом свой конноартиллерийский гвардейский мундир. Наконец заметили русского офицера, дерзко разъезжавшего между отступающими колоннами. За ним погнались, раздалось несколько выстрелов.

Сеславин стремительно проскакал через город, не получив ни одной царапины, выехал в поле и стал недосягаем для французских пуль. Там он снял фуражку и принялся размахивать ею и белым платком.