Первая степень - Дэвид Розенфелт

– Легко. Давай выберем номер – любой номер. – Я наугад ткнул пальцем в лист. – Как насчет вот этого?

Холбрук посмотрел, куда я указываю.

– А что насчет него?

– Набери его. На телефоне с громкой связью.

Он заупрямился было, затем пожал плечами и пошел к телефону, без сомнения считая, что так я быстрее покину его офис. Когда он возвращался обратно к своему столу, мы оба слышали набор номера и телефонный звонок через громкую связь.

Из динамика послышался женский голос:

– Резиденция Кармайкла.

Когда я подошел к телефону, Холбрук был весь внимание.

– Дома ли господин мэр? – спросил я.

– Как вас представить?

Я широко улыбнулся Холбруку и продолжал:

– Передайте ему, что звонит заместитель окружного прокурора Джон…

Демонстрируя кошачью быстроту, о наличии которой я и не подозревал, Холбрук вскочил со своего кресла, обогнул стол, прыгнул и нажал на рычаг, обрывая связь, прежде чем я успел произнести его фамилию. Он мог бы выступать в цирке акробатом.

– Ты хочешь сказать, что мэр делал ставки у этого парня? Ради этого был весь этот маленький трюк? – повернулся он ко мне, повесив трубку.

– Если только они не обменивались рецептами, – пожал я плечами. – Я спрошу своего клиента на суде.

Холбрук был в ярости.

– Думаешь, меня это остановит? Я даже не голосовал за этого сукина сына.

– Тем не менее, именно этот сукин сын назначил твоего босса. – Я снова ткнул пальцем в список. – Ну что, попробуем еще разок?

– Кто еще там может быть? Папа римский?

– Ну, у моего клиента в самом деле довольно много друзей, и он ужасно любит поболтать. Знаешь, есть такой тип людей…

– Да, я хорошо знаю этот тип, – сказал он. – А теперь, будь добр, катись из моего офиса.

Что я и сделал. Ушел из его офиса и направился в свой. По дороге я позвонил Дэнни и сказал, что правосудие почти восторжествовало. Он, кажется, был очень рад и спросил, сколько он мне должен. Я сказал ему, чтобы он поставил за меня пять сотен на «Семьдесят шестых» сегодня вечером. А вдруг выиграю?

Мой офис в те дни был не очень-то похож на улей трудолюбивых пчел. Эдна, моя прежняя секретарша, даже не оторвала глаз от кроссворда, напечатанного в «Таймс», когда я вошел. Думаю, она бы не оторвалась от этого занятия, если бы вместо меня вошел Авраам Линкольн. Эдна – непризнанный гений по кроссвордам на всем Западе, и главное тут, как она считает, умение сосредоточиться. Так что мое появление не нарушило ее медитацию.

Мне позвонили из трех благотворительных организаций, затем упрямый клиент, которому я уже один раз отказал. Речь шла о дорожно-транспортном происшествии, в результате которого пешеход получил очень серьезные травмы и едва не погиб. Когда потенциальный клиент пришел на встречу со мной, от него попахивало алкоголем. Я отказал ему тут же, не задумываясь.

Я попытался немного расчистить стол, перекладывая бумаги справа налево. В результате стол стал выглядеть наполовину заваленным, поэтому я переложил часть бумаг обратно на правую сторону. Когда на обеих сторонах стола лежали груды бумаг, мне некуда было положить ноги. Отказавшись от новой попытки, я взял газету и прочитал об обнаружении обезглавленного тела Алекса Дорси. Чтобы газеты лучше продавались, журналисты обычно изображают убийства кровавыми и ужасными, во всех подробностях. Но на этот раз, учитывая должность погибшего, пресса притворялась, что ей неловко.

Встреча с Холбруком этим утром, хотя это не была судебная речь, подняла мне настроение. Хорошо бы обзавестись делом, в которое я могу вонзить свои зубы юриста.

Поскольку на данный момент такого дела не было, а Эдна не обращала на меня ни малейшего внимания, я забрел в офис Сэма Уиллиса, расположенный дальше по коридору. Сэм – мой бухгалтер, с тех пор как я переехал в это здание.

Наши деловые отношения основывались на обмене профессиональными услугами. Сэм – финансовый гений, и это не преувеличение. Он знал все, что только можно, о деньгах и законах их обращения. Но еще он был классный компьютерщик. Когда его пальцы виртуоза порхали над клавиатурой, чувствовалось, что он и компьютер – одно целое.

Защищая интересы обманутого клиента, Сэм взломал компьютерную сеть корпорации. Я спас его от суда, и с тех пор мы стали друзьями.

Что меня всегда поражало в Сэме, так это то, что он со всеми своими способностями и энергией никогда не интересовался собственным финансовым благополучием. Он мог бы стать финансовым гуру крупнейших корпораций, а вместо этого список его клиентов выглядел перечнем «Кто есть кто среди неудачников». Как бывшее низкооплачиваемое ничтожество, я к этому приноровился. Когда же на меня свалились все эти деньги, Сэм пришел в такой ажиотаж, что я думал, с ним случится сердечный приступ.

Когда я зашел к Сэму, кроме него в кабинете был Барри Лейтер, молодой человек двадцати трех лет, которого Сэм нанял, когда тот еще учился в старших классах. Работая на Сэма, Барри попутно доучивался в вечерней школе, и Сэм клялся, что Барри разбирается в компьютерах гораздо лучше, чем он сам. Ему определенно нравилась идея иметь протеже.

У нас с Сэмом была давняя игра-состязание. Фишка заключалась в том, чтобы включать в разговор слова песен. Чем больше песенных цитат, тем лучше, а если другой не отгадает, считай, что он на обеих лопатках.

– Эй, Сэм, – сказал я. – Что проку сидеть в одиночестве в своей комнате? Иди сюда, здесь играет музыка.

Я ожидал, что он высмеет мою слабую попытку начать с «Кабаре», потому что это и была плохая попытка, но он, кажется, вообще этого не заметил.

– Привет, Энди, – сказал он вяло и бросил быстрый взгляд на Барри.

Тот понял и тут же вышел.

– Что случилось? – спросил я.

Сэм горестно вздохнул.

– Все.

– Как тебя понимать?

– Помнишь моего младшего брата Билли? – Сэм снял очки и потер глаза. – Он как-то заходил ко мне…

Я кивнул. Билли, он жил в Питсбурге, в прошлом году приезжал навестить Сэма.

– Знаешь, он тяжело болен.

Я не знал об этом, но кивнул, и Сэм продолжал:

– Сначала он сам не догадывался, а потом стал худеть, да еще постоянное ощущение слабости.

– И сильно он похудел? – спросил я.

– Я-то считал, что фунтов на пять или десять, около того. Мы созваниваемся несколько раз в неделю, и у него совершенно больной голос, но он говорит лишь, что чувствует себя как-то не очень. Вот как он это называет – «не очень». – Сэм грустно покачал головой.

Мне показалось, что на глазах у него блеснули слезы. Плохо дело.

– Ну, а в эти выходные я ездил туда на день рождения матери, – продолжал он. – Я спросил, где же Билли. А мама сказала, что он наверху, в своей комнате, и он неважно себя чувствует. Еще одно «неважно», представляешь? Ну я и пошел к нему наверх… черт, я не забуду этого до конца своей жизни.

– Чего? – спросил я, чувствуя беду.

Он сделал над собой усилие, прежде чем продолжить.

– Билли… он как будто тает. Прямо у меня на глазах. Он был крупным парнем, помнишь? Что-то около ста девяноста фунтов. Знаешь, сколько он сейчас весит? Сто пятнадцать фунтов. Сто пятнадцать! Он превратился в скелет, обтянутый кожей, которому недолго осталось ждать конца.

Я покачал головой – мне было нечего сказать.

– Я всего лишь бросил на него взгляд и чуть с ума не сошел, понимаешь? Все эти месяцы он лгал мне – не говорил, насколько ему плохо на самом деле. Я был так потрясен, что мне хотелось просто сбежать оттуда и никогда не возвращаться.

– И что же ты сделал?

Он пожал плечами.

– А что я мог? Билли – кожа да кости… а я все думал: «Ему не может быть очень плохо, он же мой брат».

Тут Сэм заржал, довольный тем, как разыграл меня. Да уж, он вывел игру на новый уровень. Даже тот факт, что он только что придумал своему родному брату смертельную болезнь, не умерил его веселья.

Я побыл у него еще немного, но, что бы я ни говорил, мне не удавалось стереть торжествующую ухмылку с его лица, и меня это начинало раздражать. Я отправился обратно к себе, предпочитая общество игнорирующей меня Эдны.

Но когда я вернулся, Эдна была не одна. Посетитель, ростом примерно шесть футов два дюйма, с короткими черными волосами, зачесанными назад, был одет в кожаную куртку, которая, вне всяких сомнений, стоила больше, чем нужно было для спасения семьи гватемальских выдр. Он пытался изображать важную шишку и на Эдну явно произвел впечатление. Она даже отложила свой кроссворд и принесла ему чашку кофе. Со стороны Эдны это означало безмерную преданность.

– Эндрю, это Джеффри Стайнз. Мистер Стайнз, Эндрю Карпентер.

Эдна почти никогда не называла меня Эндрю, и это было из ряда вон. Хотя, видимо, она пыталась продемонстрировать высший класс.

Стайнз улыбнулся и протянул руку.

– Приятно познакомиться.