САТАНА! САТАНА! САТАНА! - Тони Уайт

Девушка завозилась в облаченье Валлийца и быстро нашла, что искала. Момент – и белоснежный хуй бледнолицего проповедника освободился из складок пурпурной рясы.

Когда привлекательная послушница начала правоверно дрочить его хуй рукой, Джонс узрел Путь, Свет и Истину и ощутил Святой Дух, трепещущий в его чреслах.

– Это есть тело мое! – проревел он. – Съешь его! Чтобы ты смогла войти в райское царство!

Когда девушка стала сосать жезл его жизни, Иеремия понял, что слово Господне неумолимо вырвется из него. Он стукнул ее в висок, а потом передал ей украшенную изумрудами чашу. Он резко вдохнул сквозь зубы и громко выразил собственное удовлетворение.

– Благодарю тебя, Господи! Чаша моя переполнена! – яростно проревел он, когда горячая сперма упала в святые воды.

– Ибо семя твое будет будто млеко ослицы, и семя твое будет во многих водах, и очистит оно всех тех, кто испьет от них, – напевал он, пока дароносица передавалась по кругу, чтоб правоверные могли отхлебнуть благословенную жидкость, – и йоу, царь его будет возвышен, и царство его возликует. Но внемли тому, что скажу я, и остерегись. Не дай твоему врагу испить от твоей доброты: он будет повержен пред ликом твоим, он пойдет на тебя единожды и устрашится тебя семижды…

III

День уже успел почти кончиться, пока Дэб соизволила выбраться из постели. Когда они ушли с кладбища, начинало светать, и Джезова скорость совсем перестала торкать. Дэйв, Пит и Энди похиляли на хаус и все дела, но сначала обзавелись телефонными номерами, чтоб гарантировать продолжение блудней с похотливыми пташками в черном прикиде и в готическом стиле.

Сэл и Тиш по-прежнему дрыхли. Они все настолько утрахались, что завалившись домой, были не в силах даже кобениться друг перед дружкой, описывая свои ночные победы.

Дэб врубила чайник и радио. Из радио тут же с ревом понесся какой-то хит, и Дэб, подумав получше, тут же радио вырубила. Ебаный в рот, ей было хуево. Она проспала отходняк со скорости, и теперь отходняк от всего остального начал ее потихоньку колбасить. Ноги тянуло, и почему-то болели колени. Лишь осмотрев их и обнаружив на каждом по здоровенной ссадине, Дэб припомнила, что всю ночь ебла Пита. На ебаной, хули, надгробной плите! Мимо промчалась полицейская тачка с ревущей ослицей, но Дэб едва обратила на это внимание, так засосали ее воспоминанья прошедшей ночи. Она улыбнулась в собственный адрес, плеснув кипятка себе в кружку, и громко расхохоталась, выбросив чайный пакетик в переполненный черный мешок для мусора, что торчал в углу кухни, тщательно не обращая внимание на кубышки скисшего молока и прочую гнойную муть, скопившуюся внутри. Тиш в смежной комнате издала тяжкий стон, означавший, что щас она пробудится или типа того. Дэб потянулась и сволокла с полки еще одну чашку.

Резко дернувшись, Билко проснулся в подвальном флэту еще ниже по склону холма. Полицейская тачка промчалась мимо с ревущей ослицей, и этот внезапный нойз прервал дикий сон, в котором Билко в натуре был превращен в отстойную жабу и горько и одиноко скакал по мощеным линолеумом коридорам Департамента Социального Удовольствия, пытаясь хоть как-то сформулировать суть своего иска. Он испытал известное облегчение, вновь вернувшись на землю живых. Он лежал ничком на постели, в полном прикиде, не сняв даже свой пресловутый «ослиный чехол». Сбросив ноги с кровати и попытавшись сесть прямо, он ощутил приливную волну сногсшибательной тошноты, рот наполнился горькой начинкой желудка, лицо покрыл жирный холодный пот. Он умудрился доскакать до толчка до того, как тело его с негодованьем извергло, при этом довольно жестоко, непереваренный шашлык из свинины, чипсы неясного происхождения и СУПЕРКРЕПКИЙ ЛАГЕР(tm), очевидно, показавшийся телу особенно оскорбительным.

Когда тело пришло в состоянье весьма деликатного равновесия, он слабо наощупь дополз до кровати и был весьма удивлен видом грязной лопаты, лежащей на подлокотниках кресла. Совковой лопаты. Нет, хули блядь, натуральной саперной лопаты. «Л. Ц. К.» – возвещали чьи-то инициалы, выжженные на дереве. Потом Билко внезапно увидел грязную моррисоновскую дорожную сумку, которая, судя по положению на кровати, всю ночь служила ему уютной подушкой. В ту же секунду он вспомнил обрывки вчерашней ночи, и то, что он сделал, когда вышибалы столь непочтительно дали ему поджопник из опустевшего клуба. Тут же желудок его конвульсивно сжался, и, зажимая рот своей грязной рукой, чтоб сдержать наводнение, он вновь выбежал из «гостиной» и преклонил колени перед толчком, и его изнасилованные кишки не замедлили продолжить процесс, столь триумфально начатый ими пару минут назад.

Вот и Тиш соизволила всплыть. Три готических птахи сосали чай за кухонным столиком. Все дружно молчали, по лицам размазалась тушь. То и дело одна из них хваталась руками за голову и издавала жалобный вой.

– Эй, Дэб, – наконец простонала Тиш, – у тебя есть какой-нибудь, блядь, анальгин, или типа того?

Не ответив, Дэб встала и, покопавшись в выдвижном ящике, и извлекла на свет божий пузырек с анальгетиками и пачку «Черного Собрания», оставшуюся от какой-то из прошлых бурных ночей. Она вступила в неравный бой с крышечкой пузырька, а победив ее, выдала каждой подруге по паре колес.

– О, это клево! – сказала Сэл, запихавши колеса в свой зоб и запивши чайком, – завтрак, бля.

– Уж скорее обед, хули, – сказала Тиш, заглотав свою дозу.

– Нет, на хуй, ужин, в натуре, – поправила подруг Дэб, глянув в окошко на быстро угасающий день. Но, ебать-колотить, день ведь угаснет и без их участия.

Они были тварями ебаной ночи, не так ли, эй, бля?

Дэб стащила из пачки одну из бессмертно модных декадентских сигарет и испытующе потрясла коробку заляпанных жиром сучков люцифера, стоявшую вот уже несколько месяцев на грязнющем столе. Открыв ее, она с нетерпением стала выкидывать палочки бесполезного древесного угля, пока не наткнулась на ту, что еще не использовала. Чиркнув ею, она глубоко и чуть-чуть нарочито затянулась «Черным Собранием», потом затушила сернисто пахший сучок люцифера и положила его обратно в коробку.

Билко сидел на столе у себя на флэту еще ниже по склону холма. Он только что сползал до лавки – надыбать чего-нибудь похомячить, ну, и еще там хуе-мое, и теперь вот сидел себе и посасывал холоднющую банку СУПЕРКРЕПКОГО ЛАГЕРА(tm). Он поставил последнюю запись «Псов Тора» на старенькую вертушку и притопывал ножкой в такт зловещим запилам шведских рокеров-сатанистов. На секунду он оторвался от лагера, поставил его на стол и вытащил из кармана свой «Старый Холборн». Открывши пластиковую пачку, он покопался в ее отсыревшем и досконально покоцанном содержимом, случайно накнувшись на пакетик оранжевых «Ризл». Секунду спустя он чиркнул сернисто пахшим сучком люцифера и глубоко затянулся отстойнейшей самокруткой, набирая полные легкие ароматного дыма и прерывая этой процесс лишь затем, чтобы выплюнуть блудные табачные крошки.