Кто не знает братца Кролика! - Илья Бояшов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Советские песни пользуются в среде воротил и спекулянтов не меньшей популярностью: к разрастающемуся на глазах хору присоединяются новые теноры.
– Проща-а-ай, любимый город! – сотрясается зал. Оркестрик начинает подыгрывать.
– Ухо-о-одим завтра в море!
Теперь рыдает Киже, потрясенный, что я не настоящий гаучо. А женщина, немного отдохнув на моем плече, отчаянно кокетничает:
– Вы не проводите меня в туалет? Иначе описаюсь!
И грозит поручику узловатым пальцем с ярким длинным ногтем.
Куплеты закончились. Нас ждет невероятный успех. Дирижер Кролик раскланялся с самым серьезным видом.
– Еще! – вопит уголовно-коммерческий мир.
– Нет, вы не понимаете, для чего нужны евреи! – горячится, сцепившись с кем-то, Зимовский. – Я объясню вам, мой недоверчивый слушатель. Мы – барометр любого общества. По нам можно судить обо всей общественной атмосфере. Запомните одну очень важную вещь: когда концентрация нашего брата у вершин и на вершинах власти превосходит всяческие мыслимые и немыслимые пределы – общество больно! А иногда – неизлечимо. Так повелось со времен хазарского каганата! Вот вам Германия двадцатых годов – шестьсот богатых семейств правят страной и скупают половину Берлина. Этим толстосумам принадлежало восемьдесят процентов капиталов всей нации! Что же здесь удивляться приходу Адольфа? Только поэтому нас нужно беречь и лелеять! Я же сказал – барометр! Так пользуйтесь им – меняйте страну, проводите реформы, а не устраивайте пошлейшие погромы и не сваливайте на нас всю вину отцов своих! Мы буревестники – и ничего более. Возможно, в этом и есть наша суть, которую определил нам сам Господь еще до Рождества Христова!
Девочка на коленях превратилась в одно большое ухо. Зимовский косит на воробушка глазом, пташка изображает восторг – этот девичий трюк всегда срабатывает: старый осел, кажется, попался.
А Кролик затягивает «Соловьев». О, чудо! Еще несколько человек их помнят. Джазменам ничего не остается делать.
– Полюбите меня, – заявляет мне дама после очередного непродолжительного сна. – Поклянитесь, что полюбите.
И, словно кукла с хорошо подсевшими батарейками, переходит на ультразвук. На другом конце заплакал Киже – наголову разбитый генерал любовного фронта.
– Пу-у-усть солдаты немно-о-ого поспят! – печально и слаженно заканчивает руководимый Кроликом хор.
Взрыв энтузиазма! Фурор! Спиртное в знак благодарности подносят к нашему столику, кажется, ведрами.
– И девы-розы пьем дыханье! – вновь декламирует основатель бойцовского клуба, обнимая непонятно откуда свалившуюся деву-розу. Пудра на ее пиджаке лежит подобно перхоти. Кролик без зазрения совести щиплет деву за впечатляющий зад.
– Нет, нет и нет! – страдает Зимовский. – Вы не знаете, что значит настоящая тоска, которая не только за горло берет, но и наземь кидает…
И резко меняет тему:
Колокольчики мои, цветики степные!
Что глядите на меня, темно-голубые…
– В «Мадрид»! – трубит в рог, созывая верных рыцарей, Кролик. Вспомнив еще об одном тепленьком местечке, он дает сомлевшей девице неожиданную отставку, сбрасывая ее с колен, и признается залу:
– Там ждет сеньора с кастаньетами. Она спляшет на столе посреди серебра, золота и полных шампанского кубков!
– Хочу с вами! – испуганно пищит приклеившаяся к актеру подружка.
– О, невинность, – воркует Портос, безутешно пытаясь пригладить ее торчащие, как иголки у ежика, забавные волосики. – О, прелесть начинающей еще только распускаться весны. Сакура на склоне японской горы, уже осыпанной лепестками. Куда тебе, легкой, словно дуновение ветерка, спешить за спивающимися прожигателями жизни?!
– Где мой коммерческий директор? – горюет тем временем Кролик, не замечая только что произведенного им в директора Васеньку. – Приведите его ко мне, я хочу его лицезреть, о мои верные адъютанты! Мои преданные паши, мои шаловливые евнухи!
Ерофеевские ангелы вовсю резвятся над нашими головами. Официанты умоляют не бить посуду. У размахнувшегося было поручика тактично, но достаточно твердо успели отобрать огромный фужер.
– К черту! – взрывается поручик. – Где же королева? Я хочу светловолосую кошку!
– В «Мадрид»! – еще больше воодушевился Кролик. И обещает Киже: – Мы будем выбирать их, словно рабынь на невольничьем рынке. Достанем тебе креолку с перламутровыми зубами!
– Возьмите меня! – треплет Портоса девчонка. – Я хочу мулата!
Васенька сажает ее к себе на плечо. Японская сакура визжит и отчаянно мотает ногами.
– В «Мадрид»! – ревет Кролик, и мы готовы штурмовать само небо.
Вынырнув из разноцветного тумана, предводителя цепляет, как якорь, блондинка в черном. Ее донельзя расклешенные брюки мотаются, точно флаги. Бандерша уверенным приемчиком выхватывает из рук полководца брелок. Обращенный к нам взгляд представляет из себя немыслимые тонны льда.
– Крошечка моя, как ты меня нашла? – обескураженно интересуется Кролик. – Кто донес тебе, ах ты моя нетерпеливая…
– Немедленно отправляемся, – обрывает лирику фурия. – Забирай свое барахло!
Из когтей жертву она уже не выпускает: сует ему подмышку забытую папку. Кролик тотчас теряет вместилище наших планов. Тогда девица хватает папку сама и со всей своей добычей направляется к выходу.
Киже прорывает:
– Мадам! Вы не имеете никакого права так обращаться с мужчиной.
Он укоряет благодетеля:
– Ты же собирался одарить меня королевой!
– Какой королевой? – блондинка нешуточно насторожилась.
– Мне обещали фемину, – заявляет поручик. – Перламутровую крошку с тонким станом и всем таким прочим…
– Кто обещал? – начинает допрос девица с напором, который кого угодно может смутить – но только не Юлика.
– Мы что, в ментовке?! – орет Киже, окончательно расхрабрившись.
– Лапочка, – бормочет с видом младенца вконец осовевший Кролик. – Из любви к ближнему своему, я…
Блондинка свирепеет:
– Так, ноги в руки! И марш, марш. Левой, правой!
Она толкает Кролика, толкает еще раз – тот марширует к выходу.
– Быстро на заднее сиденье, и чтоб от тебя ни слуху ни духу! – продолжает приказывать разъяренная валькирия. – Не дыши на меня!
– Ребята, не Москва ль за нами?! – взбрыкивает Кролик. – Умремте ж под Москвой!
Затем внезапно артачится и садится на пол.
– Я никуда не пойду.
– Почему? – с трудом сдерживается лапочка.
– Я оставил на столе зажигалку.
– Ничего. У меня есть.
– Я забыл сигареты.
– Купим новые, – заявляет сильная половина. Но на Кролика поистине находит упрямство Тараса Бульбы:
– Мне нужны свои… Воо-о-н там, на столе, я их оставил! – и пытается вырваться.
– Я… тебе… покажу… зажигалку, – пыхтит девица с неожиданной силой отрывая Кролика от последней опоры – примчавшегося галопом на шум метрдотеля.
– Друзья мои! – взывает главный концессионер. – Я раздал визитки? До завтра! Приказываю – всем звонить. Мы начинаем! Эх, дубинушка, ухнем! Где мой коммерческий директор? Озолотимся! Обещаю! Слово банкира!
Застоявшийся «вольво» снимается с места и, рыская, уносится в ночь. У поручика не остается сил даже за угол завернуть: нервно орошает рекламно-картонного господина во фраке. Мы с Васенькой прикрываем его от парочки, вылезающей из какого-то уж совершенно сногсшибательного хромированного чудовища.
Дама тонет в лохматой шубе: искрятся глаза и босоножки. Спутник – квадрат с золотым ошейником. Небожители словно сквозь нас проходят в раек.
Мы на пороге тоже долго не задерживаемся. Тем более партнерша Зимовского посеяла гардеробный номер: пальто ей выдадут только в конце представления.
– А как же прогулки по крышам? – лепечет девочка, вибрируя на основательном норд-весте. – Поездка к морю? Букет из пальмовых листьев, кущи Иерусалима, в которых будем бродить до утра? Как стихи, свечи по вечерам и бутылка вина возле камина?
– Не обещайте деве юной любови вечной на земле, – прощаясь, ответствует пожилой арлекин.
– Я убью его! – окончательно звереет Киже. Дико на нас взглянув, он удалился во мрак. – Выхвачу ее из лап негодяя! Поставлю точки над «i»! – доносится из темноты. – Мне обещан гранатомет!
– Куда? Куда? – безуспешно зовет Зимовский. – Да остановите же этого фавна!
В попытке бежать за безумцем спотыкаюсь о пышущего счастьем картонного человека. Асфальт откликнулся на удивление быстро. После кульбита расшевелился дремлющий на периферии внутренний голос: «Немедленно домой! Хоть ползком, хоть на коленях!» Но демон мести начинает бушевать и во мне. У него достаточно горючего: стоило плеснуть, воображение вспыхивает мгновенно. «Откуда ты?» – раскудахчется Дина. «Из «Стармена»! – отвечу. – О, гарпия! Тебе и не снился «Стармен». Тебе никогда не бывать в нем, драная двадцатилетняя кошка! Обольщай местных пенсионеров, недостойная не то что поэмы – жалкого, вымученного стишка! Прозябай в душном мирке вместе с местечковыми воздыхателями, которые не поведут тебя дальше ближайшей пивной! И т. д., и т. п.».
