Генрих Третий. Последний из Валуа - Филипп Эрланже

Целиком захваченная этим планом, королева строит комбинации, торгуется, угрожает, обещает; перо ее буквально летает по бумаге. Не есть ли Тоскана неожиданный подарок судьбы для ее Александра?

Но увы! Поражение Строцци развеяло прекрасные мечты. Екатерина поначалу горько сокрушается, но потом успокаивается, произведя на свет восьмого ребенка, Эркюля, смуглая кожа которого напоминает о давних корнях семейства Медичи, что сильно огорчает королеву. Этот сын Екатерины станет кардиналом.

И все же она не отказывается от мысли получить трон в Италии. Еще четыре года Екатерина лелеяла эту мечту и сильно разгневалась, узнав, что Диана подталкивает короля к заключению мира с Испанией. Столь сильным было ее раздражение, что она нарушает двадцатипятилетнюю привычку сдержанно молчать в присутствии соперницы, и когда Диана де Пуатье, увидев у Екатерины в руках книгу, поинтересовалась, о чем она, королева ответила: «Об истории этого королевства, где, как я узнала, политику королю часто диктовали распутные женщины».

Гиз, покрывший себя славой после победы у Кале, тоже был обеспокоен, но ни его влияние, ни интриги королевы не могли поколебать решимости Генриха II, торопившегося как можно скорее закончить войну за пределами Франции, чтобы начать борьбу против ереси внутри страны.

За двадцать лет Реформация уже победила в Германии, Швеции, Англии и вполне могла завоевать Францию. Многие писатели, придворные дамы, военные – сам Колиньи и его братья – увлекались стихами Маро6, музыкой Гудимеля7, учением Лютера и Кальвина. В южных провинциях обстановка была особенно взрывоопасной: там псалмы и протестантские проповеди приводили в экстаз толпы людей. Волны одетых в черное пасторов захлестнули Бретань, Гасконию, Лангедок и, перехлестнув через Луару, угрожали Парижу. Жанна д’Альбре хотела истребить католицизм в своих владениях.

Аскетизм кальвинистского учения привлекал даже своей крайностью. Церковь столь сильно злоупотребляла роскошью, непомерными расходами, столь пренебрегала нравственностью, что строгие одежды пасторов, скромное убранство протестантских храмов, незыблемость их принципов оказывали на людей мощное воздействие, воспринимались как откровение.

На Екатерину, несмотря на ее суеверие и сильную тягу к внешнему, к обрядности, оказал слишком сильное воздействие эпикурейский скептицизм Льва X и Климента VII, чтобы она могла считать, будто гимны, исполненные по-французски, заслуживали казни. Генрих же, напротив, ненавидел Реформацию. Поэтому, торопясь начать свой крестовый поход, он подписывает договор Като-Камбрези, по которому выдает свою старшую дочь за короля Испании Филиппа II, сестру – за герцога Савойского, а все земли, завоеванные Францией после правления Карла VIII, включая Кале, в течение восьми лет отходили Англии.

Теперь ничто не сдерживало ярость фанатиков. Король Испании даже подталкивал Генриха II к введению инквизиции. Непредвиденный случай спас Францию от этой беды: по случаю королевских бракосочетаний перед дворцом Турнель, где тогда располагался двор, были устроены состязания на копьях. Генрих II обожал эти подобия военных сражений, где он, одетый в чернобелые цвета своей дамы сердца Дианы де Пуатье, побеждал без всякого труда.

Екатерину беспокоили предсказания астрологов, и уже в последний день турнира, после того как король трижды выступил на поединках, она умоляла своего дорогого господина более не сражаться, воздержаться ради любви к ней. Но любовь Генриха II к своей супруге была не столь велика, чтобы он отказался от того, что доставляло ему удовольствие. Король твердо решил сразиться напоследок с капитаном своей шотландской гвардии Монтгомери и по несчастной случайности получил удар железным наконечником в глаз. Десять дней спустя, 10 июля 1559 года, король умер, приведя в порядок свои дела и мужественно пройдя через все страдания.

Вопреки расхожей легенде, Екатерина бесконечно переживала эту потерю. Всегда – и в период своего могущества, и в самые благополучные годы царствования – она оставалась безутешной вдовой. Екатерина до конца своих дней будет носить траур и снимет его только трижды – ради бракосочетания Карла IX, Генриха III и Маргариты.

Александр, до сей поры росший в Амбуазе, был привезен в Париж, чтобы присутствовать на погребальной церемонии. Отец никогда не баловал его своим вниманием, и утрата не вызвала в нем особой грусти.

Глава 2

«Горнило ярости»[1]

(10 июля 1559 – 31 января 1564)

Смерть Генриха II и восшествие на престол нового короля, Франциска II, собиравшегося, как казалось всем, включая его самого, прочно взять власть в свои руки, проторило дорогу тем, кто жаждал денег, почестей и мести.

Екатерина, главная сторонница сильной королевской власти, отправила своего младшего сына в Амбуаз, чтобы быть за него спокойной. С ней остались только Карл, теперь наследник короны, и Александр, с которым она не разлучалась.

Маленькие принцы росли болезненными, тщедушными. Известный своей ученостью Амио был возведен в ранг их наставника: он преподавал им гуманитарные науки и жизнеописания великих людей древности. После его уроков шли занятия фехтованием, верховой ездой, затем бесконечная охота под палящим солнцем или проливным дождем. С юного возраста к этим детям относились как к взрослым. В одиннадцать лет маленькую Клод, страдающую болями в тазобедренном суставе, выдали за герцога Лотарингского, а четырнадцатилетняя Елизавета уже была знакома с чопорным испанским этикетом, который ей предстояло соблюдать. Тщедушному Франциску еще не исполнилось и шестнадцати, когда он сочетался браком с Марией Стюарт. Если верить очевидцам, юный король таял, как воск на огне, после объятий пылкой шотландки. У него так и не достало умения и сил превратить ее в настоящую женщину.

Александр преклонялся перед красотой. Он ничего не имел против лошадей и оружия, но предпочитал красивые одежды и особенно искал общества фрейлин своей матери. Жестокие игры мальчиков ему претили. Он очень любил своего друга, статного блондина, не по летам ловко обхаживающего его; то был Генрих де Жуанвиль, старший сын герцога Гиза.

После месье д’Юрфе его гувернерами стали месье Карнавале и месье де Виллекье; первый из них не представлял из себя ничего выдающегося, второй же был просто интриганом, и оба – достаточно умеренны в своих религиозных убеждениях, что заставляло заподозрить их в симпатиях к Реформации.

Но это не мешало Александру исповедовать непримиримый католицизм. Ему нравилась церковная служба, запах ладана, перебирание четок, звуки органа, пышное облачение прелатов; торжественные процессии его восхищали. Горячего пристрастия к пышным одеяниям и процессиям оказалось достаточно, чтобы он отвернулся от учения, отвергающего любую пышность. С чисто итальянским суеверием Александр боялся темноты и привидений. По вечерам, когда темнело, он от страха клацал зубами.

Все превозносили ум и память Александра – науки давались ему без труда. Екатерина была преисполнена гордости, но мысль о том, что не так-то легко отыскать место под солнцем третьему сыну короля, постоянно мучила ее. Однако уже тогда с Александром обращались как с лицом влиятельным. Посол Испании Шантонэ с удовлетворением докладывал Филиппу II о католицизме Александра, а предусмотрительные Гизы ни перед чем не останавливались, дабы завоевать его расположение.

Ребенок видел неожиданное для всех возвышение своей матери, видел, как она, оттеснив Диану де Пуатье и Монморанси, крепко взяла власть в свои руки, а затем, почти сразу же, была сама оттеснена Гизами, на мнение которых полностью полагался юный король благодаря влиянию своей супруги Марии Стюарт. Александр был свидетелем приступов бешеной ярости Екатерины, тем более уязвленной, что в своих надеждах она взлетела слишком высоко. На людях Екатерина напускала на себя добродушное смирение, но, запершись в своей молельне, неистово исписывала длинными фразами страницу за страницей, нимало не заботясь об орфографии.

Александр тайком передавал ее письма странным гонцам, в которых из-за чопорной манеры держать себя и строгих одежд за версту можно было разгадать гугенотов. Иногда Екатерина, побледнев, останавливалась: вдали слышался звонкий смех, и тут же входила «королевка» Мария Стюарт, распространяя сильный запах духов. Она крепко обнимала свекровь, а затем шаловливо перебирала ее бумаги, открывала выдвижные ящики, заглядывала за ковры; Екатерина выходила, до боли сжав кулаки.

Избавившись от своих недругов, Гизы, принадлежавшие к Лотарингскому дому, считали себя полными властелинами королевства. Младшие, трутни, жившие за счет монастырей, всячески способствовали возвышению рода. Слушая ежедневное прославление знаменитого Лотарингского дома, страстного защитника истинной веры, простой люд прочил им корону. Поскольку новая власть опиралась на фанатизм толпы и союз с католической Испанией, она начала кровавую борьбу против ереси, натравливая народ на протестантов; тюрьмы были переполнены, тут и там пылали костры. В свою очередь протестанты дали вовлечь себя в эту борьбу и в областях, где они пользовались влиянием, щедро платили той же монетой.