Кыш, пернатые! - Александр Гриневский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Обалдеть! Я летел!
Оглянулся назад – метров двадцать пролетел, это точно.
Всё. Хватит экспериментов. Не дай бог, кто увидит. Да и жена должна вот-вот подойти.
Отошел под деревья. Встал в тени, жду. Разрыв мозга у меня. Крылья – они, что? Теперь всё время будут? Как жить тогда? Даже подумать страшно. Не могу, не хочу в это поверить. Этого не может быть, потому что не может быть никогда. Но я же летел!.. Вот только что. Я ещё могу!
Ладно… об этом дома подумаю. Надо до дома добраться.
Вот только ссать я хочу! Терпежу нет после пива. Крылья эти мудацкие – не расстегнуть штаны.
Ну, где она?
Идёт вон… Торопится.
Дождался, когда поближе подойдёт, окликнул.
Как она глянула на меня, так и замерла. Сумку клетчатую, барахлом набитую, выронила и руки ко рту прижала. Сейчас заплачет.
А мне не до переживаний – не могу терпеть больше!
– Маша! – говорю. – Всё потом! Штаны мне расстегни скорее, писать хочу – сил нет!
Подошла ближе. На крылья косится с опаской. Копается, ремень расстёгивает. Еле дождался. Ещё бы немного и всё… Отошел на два шага, отвернулся. Блаженствую.
– А теперь, – прошу, – одень меня.
Вот тут-то она и заревела. Обняла за шею, в грудь лицом уткнулась. Плечи вздрагивают. А я даже обнять её не могу. Не крыльями же?
И так мне стало нас жалко! И себя, и её. Вот напасть-то свалилась.
А она сквозь слёзы причитает:
– Как же это? Откуда они взялись? Ой, Боженьки! Больно тебе?
– Маш, – говорю, – пойдём, а? Я тебе дома всё спокойно расскажу. Не надо, чтобы меня таким видели.
Она отстранилась, слёзы вытирает.
– Да! Да! Пойдём! А может, тебе в травмпункт сразу? Или скорую вызовем?
– Маша! О чем ты? Какой травмпункт? Меня же сразу или в психушку, или в институт какой-нибудь закрытый поместят. Опыты будут ставить. Пойдём домой. Ты пальто принесла? Давай попробуем его на меня надеть, чтобы крыльев этих видно не было?
– Домой! Конечно, домой! Сейчас! – засуетилась. Присела на корточки, молнию у сумки рвет, смотрит на меня жалостливо, снизу вверх.
Пальто не подошло. Торчат крылья наружу.
Закутала меня в покрывало. Слава богу, без узоров, тёмно-зелёное, не так в глаза бросается.
И пошли мы с ней – я впереди, в покрывало обёрнутый, она сзади, с сумкой клетчатой, на плечо повешенной, – ну, чисто парочка бомжей. Смешно, а не до смеха…
Через дырку в заборе, мимо гаражей, на улицу вышли. Люди ходят. Магазин «Пятёрочка». Мы – мимо.
Я глаза не поднимаю, знаю, что пялятся. Иду, смотрю на асфальт под ногами. До дома недалеко. Лишь бы ментов не встретить.
Квартира малогабаритная. Я как в своём коконе зашел, так всю прихожую загородил.
Гляжу, у моей опять губы затряслись – сейчас начнётся. Нельзя дать ей раскиснуть.
– Давай, – говорю, – освобождай меня, режь куртку, так не снимем.
Подействовало. Туфли скинула, за ножницами метнулась.
Пока резала да стягивала с меня одежду, вроде и подуспокоилась. Носом продолжает шмыгать, но уже и перья погладила – с опаской, правда, – интересно ей.
Остался я в одних трусах. Зашел в комнату, сел на стул, крылья свесил. Она – напротив, за стол села.
– Ну, рассказывай!
Я всё и рассказал. И про бомжа этого… И как взлететь пытался.
Слушает, слёзы кулачком вытирает.
А меня вдруг смех разобрал – прямо распирает всего – не могу остановиться.
– Что ты смеёшься, дурак? – разозлилась. – Ты же сам ни поесть, ни в туалет сходить не можешь.
Меня ну прямо корчит. Хочу объяснить, а не могу.
Наконец чуть отпустило.
– Ты только представь, – говорю, – я ведь запросто в поезд мог превратиться!
Глава вторая
Я решил уходить с монгольской группой. Не из-за того, что был ярый приверженец скрытого существования, а потому, что старший группы – Валерий Палыч – выглядел спокойным и, на мой взгляд, разумным и надёжным человеком. И ещё у него хороший проводник – дочь. Это давало надежду на благоприятный исход многокилометрового путешествия. Для меня, правда, оставалось неясным, что мы будем делать в этих пустынных и необозримых степях. Хотя… достаточно того, что не надо будет прятаться и постоянно бояться отлова.
Монголия была выбрана неспроста. В первую очередь, конечно, из-за пустых и необжитых пространств – есть где затеряться. Во-вторых – страна отсталая, со своей специфической религией, живущая скорее прошлым, чем настоящим, не говоря уж о будущем. Возможно, там по-иному смотрят (если смотрят вообще) на проблему перерождения.
Раскол, вылившийся в откровенную бытовую склоку, произошел на первом и, я подозреваю, последнем слёте. До чего же подходящее слово – «слёт». Правда, большинство участников добиралось всё же пешим ходом. По воздуху – единицы.
Собрались в удалённой части Лосиного острова, за кольцевой дорогой. Слетелось (до сих пор чураюсь этого слова) двадцать восемь человек.
Несмотря на вспыхивающую время от времени истерическую перебранку, этот слёт всё же был очень полезен и впервые позволил выявить важные закономерности.
Нас много. Двадцать восемь человек прибывших – это только Московская область, Дмитров, Волоколамск. Значит, можно предположить, что на территории нашей необъятной нас куда больше. Косвенное подтверждение тому – целенаправленный отлов. Если раньше это было скорее дело случая (повод – примитивный обывательский донос), то за последний год ловцы активизировались, стало известно, что созданы специализированные группы.
Всё говорит за то, что процесс перерождения начался три года назад. Но, вполне возможно, это относится только к Москве и ближайшим областям.
Женщин среди нас нет. И детей нет. Одни мужчины в возрасте от сорока до шестидесяти. Почему так? Вопрос.
Три четверти прибывших на слёт имели проводников. Это говорит о том, что существовать без помощи нормальных людей мы пока не можем. Те, кто пытается адаптироваться и жить самостоятельно, – видели бы вы, во что они превратились. Для них мусорный бак – столовая, а уж как благоухают!
И самое главное: все без исключения познакомились с человеком в сандалиях! Одет он мог быть по-разному, повстречать его можно было где угодно, но сандалии – неизменны.
Вы не подумайте, что это я сам так гладко научился анализировать и излагать. Это Валерий Палыч всё разложил по полочкам и разъяснил. Недаром кандидат технических наук.
Хотя… Я тоже изменился. Спокойнее стал. Фатализм, молчание и одиночество. Что-то во мне сломалось. Уверенность потерял. А откуда ей взяться, если целыми днями дома, да ещё и занавески задернуты. И лишь иногда, когда уже совсем
