Клуб самоубийц - Роберт Стивенсон

— Добрый вечер! Мне сказали, что вы желаете со мной поговорить.

— Мы желаем, сэр, записаться в клуб самоубийц, — ответил полковник.

Председатель повертел несколько раз сигару во рту.

— Что такое? — резко переспросил он.

— Извините, сэр, но я полагал, что вы именно то лицо, которое может нам дать об этом клубе более подробные сведения, — отвечал полковник.

— Я? — вскричал председатель. — О клубе самоубийц? Понимаю. Это очень резвая шалость по случаю «дня всех безумцев». Я могу охотно простить ее двум джентльменам, повеселевшим от хорошей выпивки, но все-таки, господа, надобно на этом и кончить.

— Называйте ваш клуб, как хотите, — сказал полковник, — но только за этими дверями у вас собралась компания, и мы желаем к ней присоединиться.

— Сэр, вы ошиблись, — коротко возразил председатель. — Это совершенно частная квартира, и вам следует немедленно ее оставить.

Во время этого короткого разговора принц спокойно ждал на своем стуле. Полковник обернулся к нему и посмотрел, как бы говоря взглядом: «отвечайте и уходите ради самого Бога!» Тогда принц вынул изо рта сигару и сказал:

— Я пришел сюда по приглашению одного из ваших, с которым познакомился. Вероятно, он вам уже сообщил о моем намерении поступить к вам в члены. Позвольте вам напомнить, что с лицом в моем положении нельзя поступать так грубо. Обыкновенно я человек очень смирный, но позвольте вам сказать, любезный сэр, что вы или должны сделать для меня то, о чем вам уже было сказано, или вам придется горько раскаяться в том, что вы продержали меня у себя в передней.

Председатель громко рассмеялся.

— Вот это настоящий разговор, — сказал он. — И вы настоящий мужчина, какими все должны быть. Вы нашли дорогу к моему сердцу и можете теперь делать со мной что хотите. Будьте любезны, — обратился он к полковнику, — посидите несколько минут отдельно. Я сперва желаю кончить дело с вашим товарищем, а некоторые наши клубные формальности требуют непременно небольшой секретной беседы с каждым вступающим новым лицом.

С этими словами он отворил дверь в маленький кабинетик и ввел туда полковника.

— Вам я верю, — сказал он Флоризелю, как только они остались одни, — но уверены ли вы в своем друге?

— Не настолько, как в самом себе, хотя у него есть еще более сильные побуждения, чем у меня, — отвечал Флоризель, — принять его в члены можно совершенно безопасно, за это я, безусловно, ручаюсь. Самый упрямый человек не согласится остаться в живых при таких условиях, какие сложились у него. Он уличен в нечистой игре в карты.

— Да, могу и я сказать, это очень важная причина, — заметил председатель. — У нас есть еще один с таким же случаем, и я в нем уверен вполне. А вы сами служили в военной службе, позвольте вас спросить?

— Служил, — отвечал принц, — но уже давно ее оставил: я слишком ленив.

— А вам самим почему, собственно, надоело жить? — продолжал председатель.

— Я разорился, а работать не могу и не умею, — отвечал принц. — Я неисправимый лентяй.

Председатель опешил.

— Но ведь этого же очень мало, — сказал он.

— У меня нет ни копейки денег, — поспешил добавить Флоризель, — совершенно ничего нет. При моей лени это — полнейшая гибель.

Председатель несколько минут повертел во рту свою сигару, пуская дым прямо в глаза кандидату в члены клуба, но тот выдержал это испытание, нисколько не смущаясь.

— Если бы у меня не было такой опытности, — сказал, наконец, председатель, — то я бы должен был вам отказать. Но я знаю хорошо свет. Я знаю, что пустые причины оказываются в таких случаях самыми сильными. И когда мне кто-нибудь так понравится, как понравились вы, сэр, то я всегда предпочитаю сделать отступление от устава, чем отказать такому человеку.

Принц и полковник, один после другого, подверглись длинному и подробному допросу. Принц допрашивался наедине, а Джеральдин в присутствии принца, так что председатель клуба мог следить за выражением лица первого, когда второй находился под усиленным перекрестным допросом. Результат получился удовлетворительный. Председатель записал в книгу краткие сведения об обоих вступающих и предложил им подписать клятвенное обещание. Вступающие давали присягу на пассивнейшее, безусловное повиновение, и за малейшее нарушение присяги им грозила самая полная потеря чести и не оставлялось ни малейшего утешения от религии. Флоризель подписал присягу, но не без содрогания, а полковник последовал его примеру, имея совершенно убитый вид. Тогда председатель принял от них вступительный взнос и без дальнейших церемоний ввел их в курительную комнату клуба самоубийц.

Курительная комната клуба самоубийц была одинаковой высоты с кабинетом, из которого в нее вела дверь, но гораздо больше, и оклеена бумажными обоями под дуб. В комнате ярко топился камин, и горели многочисленные газовые рожки. Присутствующих членов принц и полковник насчитали около восемнадцати. Почти все они курили и пили шампанское. Царила лихорадочная веселость, но с внезапными мрачными паузами.

— Тут все в сборе? — спросил принц.

— Нет, половина только, — ответил председатель. — Если у вас есть деньги, то обычай требует, чтобы вы угостили шампанским. Оно, во-первых, отлично поднимает у всех дух, а во-вторых, дает мне некоторый побочный доход.

— Гаммерсмит, распорядитесь шампанским, — сказал Флоризель.

Он повернулся и начал обходить всех присутствующих. Привыкнув к роли хозяина в самом высшем кругу, он очаровывал и покорял каждого, к кому подходил и с кем разговаривал. В его обращении было вообще что-то властное, подчиняющее, а его необыкновенная холодность в особенности должна была импонировать такому полусумасшедшему обществу. Переходя от одного к другому, Флоризель пристально глядел и внимательно слушал, что говорилось кругом, так что очень скоро он составил себе полное представление об обществе, в котором теперь находился. Как и во всех подобных собраниях, преобладал один тип: самая зеленая молодежь, с наружностью вполне интеллигентной, но с очень малыми признаками силы и тех качеств, которые дают человеку успех. Почти не было никого старше тридцатилетнего возраста, зато было много таких, которые не достигли еще и девятнадцати лет. Они стояли, облокачиваясь на стол и переминаясь на ногах; курили нервно, сильно затягиваясь и часто бросая сигары. Некоторые разговаривали, как следует, но разговор большинства являлся прямым результатом нервного возбуждения и был какой-то бессмысленный и бессодержательный. Всякий раз, когда приносили новую бутылку шампанского, все оживлялись и становились веселее. Сидели только двое — один на кресле в углублении окна, низко опустив голову и глубоко засунув руки в карманы, а другой на большом диване около камина, причем он обращал на себя внимание своим резким несходством с окружающими. Ему было, вероятно, лет сорок с небольшим, но он казался, по крайней мере, лет на десять старше. Флоризель подумал, что он никогда, кажется, не встречал человека, более некрасивого от природы и более истощенного болезнями и излишествами. Это были только кожа да кости, причем часть тела была в параличе. На глазах у него были очки такой необыкновенной силы, что зрачки сквозь стекла казались непомерно увеличенными и совершенно искаженными. Кроме принца и председателя клуба, он один из всех остальных держал себя совершенно спокойно и с достоинством, как в обыкновенной жизни.

Члены клуба, нельзя сказать, чтобы держали себя особенно прилично. Одни хвастались некрасивыми поступками, которые их довели до необходимости искать себе убежища в смерти, а другие слушали без малейшего неодобрения. Относительно нравственных суждений в клубе установилось безмолвное соглашение. Вступающий в клуб получал право на невменяемость, как в могиле. Пили за будущую память друг о друге, пили в память знаменитых самоубийц в прошлом. Высказывались различные взгляды на смерть: одни находили, что смерть есть не более как мрак и прекращение всего; другие надеялись, что среди этого мрака совершится восхождение к звездам и общение с могуществом святых.

— За вечную память барона Тренка, образцового самоубийцы! — воскликнул кто-то. — Из тесной кельи он перешел в еще теснейшую, а оттуда к свободе.

— Я бы желал только ничего не видеть и не слышать, — сказал другой. — Глаза завязать, а уши заткнуть ватой. Но только на свете не найдется для этого достаточно ваты.

Третий говорил о тайнах будущей жизни, четвертый уверял, что никогда не вступил бы в этот клуб, если бы не начитался Дарвина.

— Я Дарвину верю и никак не могу смириться с фактом, что я произошел от обезьяны, — говорил этот замечательный самоубийца.

В общем, принц был сильно разочарован манерами и разговорами членов клуба.

— По-моему, — говорил он про себя, — тут совершенно не из-за чего так много волноваться. Раз человек решил покончить с собой, предоставьте ему, ради Бога, сделать это по-джентльменски. А эти все волнения и глупые разговоры я нахожу совершенно неуместными.