Зверь - Ане Риэль

обустроена в давно закрытом молочном заводе, насквозь пропахшем кислым молоком. Из узких окон открывался вид на ближайшие виноградники и горы на западе. Вокзала из школьного кабинета видно не было, но рельсы шли прямо вдоль забора. Тусклая изгородь из засохшей виноградной лозы помечала границу и символически, раз уж на иное не была способна, указывала детям на опасность. Когда мимо проходил поезд, обучение на мгновение замирало, стены слегла потряхивало, и старые бидоны для молока, составленные в кладовке, металлически звенькали, стукаясь друг об друга. Их можно было использовать вместо стульев, если придут все ученики, но этого никогда не бывало. Кто-нибудь из детей с ферм всегда отсутствовал.

Чу-чух, чу-чух. Мирко нравился звук поезда. Он напоминал биение сердца. Сильного сердца. Но он не был уверен, что ему хотелось бы поехать на поезде.

Учеников было много. Мальчики и девочки сидели отдельно друг от друга. Широкий проход между комнатами занавесили тканью, которая мешала подсматривать, но не заглушала звуки. Любая попытка разделения по половому признаку проваливалась, как только звонил школьный звонок и все ученики высыпали на солнце и, словно подчиняясь инстинкту, объединялись с ровесниками.

Кроме тех, кто предпочитал быть в одиночестве.

– Ты немногословен, Мирко, – сказала учительница, когда он вышел из класса после урока. – Но твои ответы всегда безупречны. Мне кажется, ты слушаешь внимательнее, чем остальные. Я права?

Мирко кивнул.

Учительница картавила. Безуп-рэ-чны.

Он всегда выходил последним. Другие убегали. Мирко некуда было бежать, и никто не бежал за Мирко. Чаще ему вслед кричали. Обычно про его уши.

В то утро он делал то же, что и обычно, когда встал и принялся собираться в школу. Он помог отцу подоить коров, потом умылся и неторопливо съел кашу, в то время как его старший брат проглотил двойную порцию в два раза быстрее его. И вот брат уже исчез в пылевом облаке на своем громыхающем велосипеде, а Мирко попрощался с мамой на кухне, помахал отцу в поле и размеренным шагом направился по дороге к городу. Ему не было дела ни до велосипеда, ни до шума, ни даже до школы. Но он хотел научиться чему-нибудь еще, кроме ухода за коровами, и три дня в неделю ему давалась такая возможность.

Мирко было одиннадцать с половиной, и для своего возраста он был мелковат. Благодаря его мудрому спокойному взгляду учителя отправили его к ребятам постарше. Маленький обман – единственный.

Он спокойно шагал домой. Уже миновал извилистые улочки города, где беззубые старухи сидели на крошечных скамейках в тени, комментируя все, что попадалось им на глаза. «Какой милый мальчик», – крикнула одна из них, когда Мирко проходил мимо. «Небось, из школы идет», – раздался резкий голос в паре метров. «У него красивые глаза, – крикнула третья, – и уши как у моего покойного мужа».

Они дружелюбно посмеивались, приветливо улыбались, а их маленькие глазки искрились. Мирко так и не понял, предполагалось ли, что он должен их слышать. Но они ему нравились.

Он пересек городскую площадь, где несколько взрослых ребят играли в бочче[1], и направился по дороге на восток. На окраине города он миновал церковь – она стояла, светясь, на холмике за облетевшими кустами олеандра и старой избушкой, пустовавшей уже много лет. На другой стороне холма расположилось кладбище с серыми камнями. «Поздоровайся с мамой!» – раздался внезапно крик, и Мирко испуганно склонил голову, избегая встречи глазами со священником, чей голос он безусловно узнал.

Он перешел по каменному мостику, который мягкой дугой перекинулся над водой там, где поток ýже всего. Как всегда, он провел рукой по грубому камню низеньких перил, отгораживавших дорогу от воды. Какой-то парень из города утонул, упав отсюда. Заносчивый, говорили про него. Хотел пройти по перилам, выпендриться перед другими детьми. Падать было невысоко, речка неглубокая, берег близко, но тот парень не умел плавать. Течением унесло, и тело потом нашли дальше к югу от моста. Вскоре после этого случая отец научил Мирко плавать и попросил никогда не выеживаться и не ходить в места, куда ходить не следует. Мирко никогда не рисковал и не залезал на перила.

По другую сторону моста он мог бы пойти и дальше по дорожке, которая полями привела бы его домой. Но вместо этого он повернул на север, на узкую тропу, огибавшую виноградник и проходившую через рощу. В тени деревьев тропа спускалась к реке. Там была полянка, куда рабочие приходили отдохнуть или порыбачить.

В тот день там никого не было, и Мирко сел у берега на траву. Коричневая вода текла спокойно, мерцая в тени деревьев. Севернее потоки срывались с гор, скользили по полям и лесам, чтобы влиться в русло. Как артерии примыкают к аорте, говорила его учительница. Точнее, она показала картинку внутреннего строения человека и сравнила его с долиной. Все кровеносные сосуды связаны друг с другом, как реки, сказала она. А сердце тогда должно быть там, на севере, в горах, закончил про себя Мирко.

Иногда по реке сплавляли бревна на лесопильню к югу от города, и тогда воздух полнился криками. Но в тот день тишину нарушали только жужжание насекомых и гомон птиц в ветвях. Вода стояла высоко. Это хорошо. Если бы лето было засушливым, река сжалась бы до тоненькой струйки в середине русла, и рыба лежала бы на песке, хватая ртом воздух. Мирко не выносил такого зрелища. Он всегда пытался помочь, но, когда он возвращался, по берегу снова были разбросаны умирающие рыбешки. Отец говорил тогда, что все идет своим чередом. Природа жестока, но справедлива. Его отец однажды видел у реки голодную медведицу с двумя медвежатами. Они спустились с гор и пересекли долину в поисках еды, а теперь пировали рыбой.

Мирко никогда еще не видел медведя, да и на пиру никогда не бывал. Его родители нечасто устраивали праздники. Но они всегда благодарили Бога за маленькие радости, а их, несмотря ни на что, было много. Одной из радостей был сам Мирко.

Когда он вышел из тени деревьев, солнце едва не ослепило его. Вскоре он уже пересек шоссе и пошел по гравийной дорожке между полями. Где-то остановился понаблюдать за коровой, отбившейся от стада. Другие нашли тень под кипарисами, стояли и смотрели в одну сторону. А эта корова, несмотря на жару, устроилась на палящем солнце, вдали от тени и воды, спиной к товаркам.

Она повернула голову и посмотрела на Мирко тяжелым взглядом, который он не смог до конца понять. Пожевала. Наверное, о чем-то