Двое с Золотой Канавы - Николай Гуданец

А на потолке глазок какой-то. Выпуклый и с лиловым отливом. Так и мерещится, что сквозь него тебя разглядывают, словно букашку в лупу. Чего, сволочи, пялитесь? Людей не видали?

— Слышь, Вьюн, — мямлит Папаша, выйдя из умывальни. — Может, постучать в дверь? Позвать кого? Жрать охота — аж кишки слиплись.

Тут большая дверь отодвинулась, и входят два хмыря в зеленых халатах. Гляжу — один чернопузый, другой горбоносый. Мама родная. Нормальному желтому человеку с такими уродами одним воздухом дышать противно, не то что толковать. Я ихние кварталы за версту огибаю, а как увижу кого из них на улице, с души воротит. Только ничего не попишешь. Покамест они нас взяли за пищик, а не мы их.

— Добрый день, — говорит чернопузый. — Как вы себя чувствуете?

Вроде все слова правильные и выговаривает нормально, без этого ихнего акцента. А все равно как-то ненатурально. Будто старательно по книжке прочитывает, а не говорит.

— Здорово, — отвечает старый хрыч. — Голодовка, она для здоровья пользительна.

— Только нам, думается, миска-другая баланды не повредит, — добавляю. — Черта ли в нем, в здоровье, без жратвы.

Горбоносый вышел и вкатил этакий столик на колесиках. Пайки навалено на десятерых. Все чин чином.

— Мы так и предполагали, что вы проголодались, — говорит. — Пожалуйста.

— Сначала сами отведайте, — говорю.

— Брось дурить, Вьюн, — ворчит Папаша. — Чего ради нас травить.

— Уважаемый Рольт совершенно прав, — влезает чернопузый. — Вам нечего опасаться. Желаем приятно утолить аппетит.

Ну-ну, думаю.

Стали мы уплетать за все щеки, а хмыри стоят и любуются. Такая вот едиллия.

Харчи непонятно какие и из чего сготовлены, однако вкусные. Только едва покошусь на те две гнусные рожи — кусок в горле застревает. Моя бы воля, всех бы таких ублюдков за ноги перевешал.

Особенно мне фруктовая водичка понравилась. Запил ею завтрак — сразу мозги прояснились и заработали на полную катушку.

— Что, потолкуем? — спрашивает Папаша, отдуваясь и отирая пот рукавом.

— Конечно, вы вправе требовать у нас объяснений, — начал чернопузый. — Мы сожалеем, что пришлось осуществить изъятие помимо вашей доброй воли. Но к тому понуждали крайние обстоятельства. Ведь мы спасли вас от верной гибели. Кроме того, изъятие совершалось в полном соответствии с законностью. Извольте ознакомиться с ордером Галактической Лиги.

Сует он боссу какой-то листок. Заглянул я ему через плечо, вижу — половина бумаженции по-на-шенски исписана, другая — закорючками всякими.

«Комиссия по делам Колонии.

Сим разрешается Четвертой бригаде Разведывательной Службы рейд на планету К-52 в целях скрытного изъятия двух типичных носителей колонистской психологии с последующей их передачей в распоряжение исследовательской группы Службы Здоровья, лаборатория проф. Эмли — проф. Йойл.

Ордер действителен единовременно, сроком 2 гал.

3-я Галактическая Мегаэра, 7-й период 816 года, 24-е число 11-го гал».

Дальше всякие там росчерки, штампы и прочее такое.

Едва тот тип помянул законность, мой барбос навострил уши, а как увидел официальную бумагу, так и вовсе расцвел.

— Чегой-то я не понимаю, — говорит. — Вы-то кто такие?

Вообще он любит поприкидываться идиотом. Потому, наверно, что не приходится особенно стараться.

— Наши имена фигурируют в ордере, — отвечает горбоносый. — Мой коллега — психотерапевт Эмли. А я — нейрофизиолог Йойл. Позвольте выразить надежду, что нам удастся найти общий язык в ходе исследований.

— Дудки, — заявляет босс-барбос. — Вы мне голову не морочьте. На вопросы буду отвечать только в присутствии моего крючкотвора. Как бишь его, Вьюн?

— Член Федеральной ассоциации крючкотворов, магистр Пфуль, адрес его конторы в Золотой Канаве — Хей-страат, 1242, — отбарабанил я без запинки.

— Во-во. Вызывайте его сюда, пускай скажет, правильная ли у вас бумага. Почем я знаю, в своем ли вы праве. Потом будем дальше разговоры говорить.

— Боюсь, у нас нет возможности доставить сюда магистра Пфуля. Это нецелесообразно, и разрешения Лига не даст.

— Значит, и говорить не об чем, — гнет свою дугу старый пузан. — Вы мне вашу бумажку не тычьте. Никаких дел я с вами иметь не хочу. А вот жаловаться на самоуправство — буду. Слава Творцу, я честный гражданин, налоги плачу и все такое. Хватать меня посреди улицы никому не позволено. Вот и весь вам сказ.

Дурак-дураком, а соображает.

— Что думаете по этому поводу вы, Патке? — спрашивает чернопузый Эмли.

— Я при своем боссе. Как он, так и я.

— Понятно. Вы зря упорствуете, поскольку речь идет всего лишь о медицинском освидетельствовании и ряде психологических опытов, совершенно для вас необременительных. Зато потом вы незамедлительно получите полную свободу и будете доставлены туда, куда пожелаете.

— Это что же, без выкупа? — выпучился босс.

— Разумеется.

— Услуга за услугу, — добавил горбоносый. — Мы спасли вас от Горга Бонема, вы позволяете нам изучить особенности ваших организмов. Только и всего.

— Покумекать надо, — бормочет мой олух. — Так сразу и не разобраться, что к чему.

— О да, конечно, — расцвел чернопузый. — Размышляйте, время терпит. Если вам что-нибудь понадобится или надумаете согласиться, можете вызвать нас — вот таким образом.

Подходит он к ящику, что стоит на полке, тычет пальцем в красную пуговку. Стекляшка засветилась, и на ней, как в окошечке, появилась малюсенькая бабья рожа.

— Слушаю, профессор, — говорит она сладким голоском.

— Я показываю нашим подопечным, как пользоваться видексом.

— Понимаю.

— Всего доброго, Айзи.

— Всего доброго, профессор.

Стекляшка погасла.

— Это наша лаборантка Айзи. В любое время она свяжет вас со мной.

— Она что, там внутри сидит? — дивится старый полудурок.

— О нет, — усмехнулся чернопузый профессор. — Это просто переговорный аппарат. Айзи находится в лаборатории, десятью этажами выше.

Чтоб мне провалиться. Десять этажей, подумать только. Неужто бывают такие высокие дома...

— До свидания, — говорит горбоносый. — Как только примете решение, сообщите нам по этому аппарату.

И они вышли.

Я погодил немного, потом нажал бляшку на косяке, чтобы отпереть входную дверь. Но не тут-то было. Видно, она только их слушается.

— Ну чего делать будем, Вьюн? — тоскливо спрашивает старый осел.

— Думаю, надо соглашаться.

— Боязно чего-то...

— Лучше согласиться сейчас. Не стоит их злить — себе дороже.

— Это верно.

На том и порешили.

4