Мы обречены верить - Ирина Ляля Нисина

– Мясорубку мне надо электрическую! – потребовала Альфия. – Ребёнок у нас, ему котлеты крутить надо. Фёдор нас в субботу на машине в магазин отвезёт, всё сразу и купим, – она вздохнула. – А мальчик худой, аж прозрачный, голодом, что ли, они его уморить хотели, ата-ана!

Наутро Маша вышла из спальни и нашла Сашу сидящим на кровати с книгой в руках. Он несмело поднял глаза на Машу.

– Я взял вашу книгу…

– Ты, наверное, читать любишь? – рассеянно отозвалась Маша, открывая холодильник. Она достала сосиски и масло, положила на стол.

– А моя сестра – вы или вчерашняя бабушка? – тихо спросил Саша. – Вы есть будете? А мне тоже можно? Вы меня в детдом отвезёте, да? – голос его дрогнул.

Маша повернулась к нему и порывисто обняла мальчика.

– Ты можешь брать любые книги с полки, – заверила Маша брата. – И есть ты можешь, когда захочешь и сколько захочешь! Я – твоя сестра, и это теперь твой дом!

Машина семья увеличилась, у них появился ещё один ребёнок. И по-другому быть не могло, потому что так было правильно и так всегда поступали в семье Маши Марфиной. Альфия велела Саше называть себя бабушкой, а Фёдора Михалыча – дедом. По утрам Маша теперь завтракала с братом, и они вместе шли до моста над дорогой. Маша взбегала вверх по ступенькам и уже на мосту оборачивалась назад, а Саша снизу махал ей рукой, а потом поворачивал в школу. После обеда он под присмотром Альфии делал уроки, а когда приходила с работы Маша, они все вместе ужинали, потом смотрели телевизор. Саша показывал Маше компьютерные игры или читал ей книгу, и при этом часто поднимал голову и смотрел ей в глаза, словно проверяя, правильно ли он делает, не рассердил ли он Машу. И у Маши сжималось сердце от жалости к брату. Лишь через несколько месяцев Саша рассказал Фёдору Михалычу, почему ни отец, ни мачеха не хотели его оставить.

– Она, ну, мама Галя, в супермаркете ворует. Девчонкам в ранец насуёт всего, а на кассе за какую-нибудь ерунду платит. А я не соглашался, вот она и злилась и папе наговаривала. А кушать не давала, говорила, что я не заработал. В школе кормили нас на большой перемене, а дома я с ними ел, только если папа с нами ужинал. И мама Галя папе жаловалась, что я у неё деньги ворую. А я только раз взял, когда очень-очень есть хотел. У нас возле дома пекарня была, оттуда всегда так хлебом пахло! Я… я булку купил… А потом никогда…

Саша заглянул Фёдору Михалычу в лицо. Глаза у него были испуганные, он уже пожалел, что рассказал деду: а вдруг дед не поймёт и подумает, как папа…

– Деда, ты мне веришь? Я никогда чужого не брал!

Фёдор Михалыч прижал к себе ребёнка и долго гладил его мягкие волосики на затылке.

– Ну что ты, Сашка, что ты, конечно, верю!

Утром по дороге в школу Саша спросил:

– Маш, тебе деда рассказал про меня?

Маша кивнула.

– Маш, ты меня, пожалуйста, в детдом не отдавай, – попросил Саша. – Я уже по всем предметам четвёрки получил. Кроме физры. Учитель говорит, что я мало каши ел. А если в детдом, то можно я буду к вам на выходные приезжать?

Машин маленький брат очень боялся потерять пускай странных, но уже почти ставших родными и вроде бы понимающих его сестры и деда с бабушкой. Вот вчера дед согласился с Сашиными доводами, которые мачеха и отец обзывали дурацкими! Маша в это утро чувствовала и понимала брата, словно они настроились на одну волну. «Он всё ещё боится, маленький, – подумала она. – Бедный, бедный мой братик, я ведь люблю тебя!»

– Ага, хитренький: тебя – в детдом, а за бабушкой с дедом кто присмотрит? – улыбаясь изо всех сил, вслух спросила Маша. – Мы же семья, на тебя надеемся, помощи ждём. Кто им поможет, если тебя с нами не будет?

Как-то само по себе получилось, что выносить мусор и гулять с Патроном – Сашина обязанность. Мытьё посуды после ужина и пылесос по субботам он тоже взял на себя. Аля и Фёдор Михалыч не могли нарадоваться на маленького помощника. От родителей Сашиных известий не было, и через год Фёдор Михалыч разыскал давнего знакомого, который помог Маше начать оформление опекунства.

В один из выходных дней, свободный от дежурства в аптеке, Зина Линькова потащила Машу на дачу праздновать день рождения брата. Зинин брат Лёшка занимался бизнесом и имел таких же успешных друзей, с которыми Зина всё время пыталась «закрутить по-серьёзному». Закрутить пока не получалось, друзья не хотели романов с сестрой друга и партнёра по бизнесу, потому что не собирались на ней жениться. Некоторые из них уже были женаты и жён взяли с крепкими связями либо с хорошим приданым.

Обычно праздники на Лёшиной даче проходили с размахом: с приглашёнными официантами, музыкантами и фейерверками. Но день рождения Лёша обязательно проводил в компании старых друзей, без оркестра и прочего «выпендрёжа». Прислуга, наготовив всякой всячины, уходила, а подавала всё Зина с помощью подруг. Маша уже бывала на Лёшиных днях рождения, знала его друзей и в их компании всегда чувствовала себя легко, а потому ездила на дачу к Линьковым с удовольствием. В этот раз к их компании прибавилось трое незнакомых: приехавший из-за границы Лёшин друг детства с женой и новый компаньон, директор какого-то завода. Праздновали шумно, веселились без притворства – все чувствовали себя среди друзей, а потому дурачились в полную силу. К концу вечера, конечно, немного опьянели, даже песни поорали, потом разошлись по спальням.

Маша спала в комнате у Зины – как всегда, когда ночевала у них на даче. В спальне стоял раскладной диван, и Маша, после отъезда мамы не любившая делить постель даже с няней Алей, спала с удобствами. Проснулась она рано, ещё семи не было, и тихонько, чтобы не разбудить Зину, спустилась вниз. Забежала в гостевой туалет, причесалась и умыла лицо и, запахнув поплотнее халатик, прошла на кухню. За кухонным столом сидел новый Лёшин компаньон. Маше он вчера назвался Михаилом, просто Мишей, и уговаривал кого-то в мобильный телефон:

– Ну, малышка, ну, сама подумай, как я сорвусь, это же неуважение к людям, я скоро приеду, как только смогу скоро! Я тебе вчера кое-что принёс, возьми, в пакете под вешалкой лежит. Да, да, как только смогу!

Миша повернулся к Маше и улыбнулся ей.

– Дочка моя, Наташка! – сказал он, подбородком указывая на телефон. – Не может спать одна, боится. Два года назад к нам на дачу залезли подонки какие-то, напугали её.

Он сунул телефон в карман.

– А сколько ей лет? – спросила Маша. Спросила она из вежливости, чтобы как-то поддержать разговор. Ей совсем не была интересна чужая девочка, да и Миша этот не заинтересовал её совсем. Она вчера даже не разглядела его.

– В прошлом месяце шесть лет минуло, – вздохнул Миша. – А боится, как маленькая всё равно. Матери у нас нет, бабушек тоже. Вот поговорить с ней по-дружески и некому. Женщина приходит по хозяйству помочь, ещё уборщица раз в неделю, а ребёнку человек нужен, мать, друг, что ли. Вы понимаете?

Он взглянул на Машу печальными глазами и улыбнулся теперь как-то жалко, словно хотел извиниться, что рассказывает ей о своих проблемах. Маша кивнула и впервые внимательно посмотрела на Мишу.

– Я стараюсь по вечерам дома быть, не хожу никуда без Наташки. К Лёше вот приехал, выпили, домой побоялся ехать, а она скулит, как собачонка. На втором этаже в гардеробной запирается и там на диванчике спать ложится. Только всё равно не спит!

Миша вздохнул, спрятал телефон.

– Я, наверное, поеду, не могу здесь оставаться, когда Наташка там одна мается. Вы, Машенька, передайте, пожалуйста, Лёше и Зине, что я уехал по семейным обстоятельствам. Ну, и благодарность мою за вчерашний вечер: чудесно посидели, давно я так не отдыхал!

Он направился к дверям, но у выхода в коридор обернулся и снова улыбнулся Маше.

– Лёшка-то меня пригласил, чтобы с вами, Машенька, познакомить! Жаль, что я уезжать должен, вы мне очень понравились… Может быть, увидимся на той неделе? – с надеждой спросил он, но, глянув на удивлённое Машино лицо, пробормотал: – Хотя кому я с моими проблемами нужен, с багажом таким!

Маша ещё не успела до конца осознать, что Миша ей рассказал, но картина уже стояла у неё перед глазами: тёмная гардеробная и диванчик, на котором закуталась в одеяло одинокая маленькая девочка, ненужная никому, кроме отца. А отец крутится весь день, обеспечивая такой важный, по его мнению, уровень жизни для дочки Наташи. Миша уже был возле лестницы, когда Маша сказала в пустоту кухни:

– Я сейчас оденусь и поеду с вами! – и метнулась к выходу в коридор. – И не вздумайте без меня уехать! – бросила она, протискиваясь мимо удивлённо глядевшего на неё Миши.

Маша взлетела на второй этаж, стараясь не шуметь, влезла в джинсы и свитерок, затолкала в сумку пижаму и, оставив в ванной косметику, босиком и с носками в руках сбежала по лестнице в холл. Миша пододвинул ей стул и снял с Машиного локтя болтающуюся сумку. Маша натянула носки, всунула ноги в сапожки и нашла в куче одежды свою шубку.