Испытание верностью - Арина Александер

Я рванула вперед. Тарановский догнал на первой ступеньке, и как можно мягче схватил за локоть.

— Ты ведь знаешь, что я пережила? — вырвала руку, устав прощать подобное. — Знаешь… Смотри, — продемонстрировала дрожащие руки, — тебе в кайф доводить меня каждый раз до подобного состояния?

— Нет! — перехватил тонкие запястья и нежностью погладил большим пальцем. — Просто… — запнулся, — ты не можешь всю жизнь ходить пешком или кататься на автобусах. С этим нужно что-то делать. Хочешь, вместе пойдем к психологу?

Я в сердцах оттолкнула парня:

— Тебе нужно? Вот и газуй, а я как-нибудь проживу и без твоих советов. — И круто развернувшись, вбежала по лестнице на второй этаж.

— Лида, ты? — из гостиной послышался голос отца. Что за глупый вопрос? Хотела ответить: «А кто же ещё», но вовремя спохватилась. У него это всего лишь привычка. Скоро и она исчезнет. Как исчезла привычка пить по утрам приготовленный женой кофе, читать газеты, прихватывать со стола хлебные крошки и кормить голубей.

— Я! — какого-то фига выглянула в глазок, проверив, не увязался ли следом Тарановский. Он может. На площадке было пусто. Слава Богу.

— Как дела на работе? — вышел в прихожую, поправив на переносице очки. Спрашивал по между прочим. Чтобы хоть как-то нарушить тишину.

— Хорошо.

— Ужинать будешь?

— Нет. Спасибо. Я перекусила.

Он вяло кивнул головой и вернулся обратно к телевизору. Я в отчаянии ударила кулаком по стене. В чем его вина? А я за дочь? Вместо того, чтобы поужинать за компанию, посмотреть «Что? Где? Когда?» собирается забуриться в комнату и просидеть в ней безвылазно до самого утра.

— Пап? — прошла следом в гостиную. — Давай поужинаем вместе?

— Ты же говорила, что не хочешь?

— Уже хочу. От твоего супа невозможно отказаться.

Он обрадовался и, поспешил на кухню, предварительно вымыв руки. Я поплелась следом.

Запихивая в себя горячий бульон, всё ломала голову, как рассказать об увольнении. Отец, конечно, всё поймет и поучать не станет, но блин, не стоило его «радовать» ещё больше. А ведь всё было так хорошо… И главное, Василий Алексеевич, золотой души человек, единственный из немногих, кто не цеплялся к ней, а относился как к достойному, умному сотруднику. Ни разу за всё время не посмотрел на неё плотоядно, двусмысленно, пошло. Человек действительно кроме своей жены никого не замечал. А она, эта жена, крыса подзаборная, исполнительный директор, такую подляну подложила. Приревновала она, видите ли. Чего я только не наслушалась сегодня после пятиминутки. Я и вертихвостка, охмурявшая чужих мужей, и бестолочь полнейшая. И диплом мой красный купленный, и что на мое место надут сто квалифицированных специалистов. Ага. И незаменимых людей не бывает.  

Да ну её… Теперь пускай посмотрит, как без её купленного диплома будут справляться со всем. Вылезли на самую голову, а зарплата была как у обычного рядового сотрудника. Она что, зря три года на них горбатилась? Да на ней, между прочим, вся планировка закупок весела и координация поставщиков, заключения договоров на поставку сырья. Это если ещё не брать во внимание обязанности секретаря, которые она совмещала по доброте душевной и глупости несусветной. Ну,  ничего-о-о. У неё тоже память хорошая.     

Кое-как разделалась с супом. Отец тоже ел без особого настроения. Подкосил его арест Дани. Конкретно так нанес удар не только по здоровью и общему самочувствию, а по восприятию окружающего мира. Хотелось поговорить на эту тему. Выговориться. И ему предоставить такую возможность. Тот скомканный разговор на лавочке не в счёт. Однако отец продолжал упорно молчать по этому поводу, и я боялась, что его сердце может не выдержать.

— Пап, поговорим?

— О чем? — поднял голову, прекрасно понимая, о ком пойдет речь.

Я не стала цепляться к словам.

— Мы всё вот так и оставим? Не будем докапываться до истины?

Он поднялся из-за стола, положил тарелку и мойку и повернулся ко мне, упрямо поджав тонкие губы:

— Истинна и так очевидна. Твой брат обожрался таблеток и сбил человека на пешеходном переходе. Пускай учиться отвечать за свои поступки. Или ты предлагаешь организовать ему побег? — возмущенно поднял бровь, увидев мое несогласие.

— Почему сразу побег? Можно нанять другого адвоката. Поговорить с другими ребятами. Узнать, кто такой этот свидетель и почему он побоялся выступить в открытую.

Для меня было важным обрести в отце поддержку. Хотелось, чтобы он верил в невиновность брата, как и я. Однако он только горестно вздохнул и, прихватив заваренный чай, вышел на балкон, старательно прикрыв за собой дверь. Этим он дал понять, что разговор на данную тему окончен.

Ладно. Сегодня они оба измотаны морально. Завтра продолжат. Сейчас я соберу брату некоторые вещи, самое необходимое на первое время, любимые книги, а потом закроюсь у себя в комнате и буду долго лежать на кровати, пялясь на семейную фотографию.

Когда-то они были счастливы. Вчетвером. Сейчас их семья полностью разрушена. Даже при самом большем желании её не собрать воедино. Нет самого центрального пазла, за который держались все остальные. Не стало матери – и семьи их не стало. Ещё тогда, пять лет назад.

На снимке Даня обнимал родительницу, склонив на её плечо голову, и улыбался чистой, доверчивой  улыбкой. Кто бы мог подумать, что всё так обернется.  

Сердце неприятно кольнуло. Вспомнились крики матери погибшего парня. Жуткое зрелище. Но от брата я никогда не отвернусь и сделаю всё возможное лишь бы вытащить его из тюрьмы. Даже если для этого придется заключить сделку с самим дьяволом.

Глава 2

— Смешная ты, Лидка, прям не то слово. Оно и понятно. Что можно взять с человека, не имеющего юридического образования.

- Ой, будто ты его имеешь? — съязвила, на секунду оторвав взгляд от не докрашенного ногтя на левой руке, и посмотрела на балкон, где дымила сигаретой Тимохина. Вечно там коряво получается. Вот на правой – другой дело, потому что левша я. И отец левша, и дед левшой был, и я недалеко ушла. Всё левой. Правой так, подсобить.

Илонка, подружалька моя университетская, даже ухом не повела на подобное замечание. Хорошая она подруга. Надежная. Правда, есть один недостаток – правду-матку рубает с плеча, говорит всё, что думает. Никакой тебе субординации. Я давно привыкла к такой прямолинейности, а вот некоторые наши знакомые