Скованный ночью - Дин Кунц

Черную кожаную куртку дополняли черные кроссовки «Рокпорт», черные носки, черные джинсы и черный свитер с длинными рукавами. Я носил все черное не потому, что маскировался под вампира, священника, убийцу-ниндзя или голливудскую знаменитость. В этом городе по ночам имело смысл не только носить с собой оружие, но и держаться в тени, оставаясь как можно менее заметным.

Оставив «глок» в кобуре и не слезая с велосипеда, но поставив ноги на землю, я отстегнул от руля фонарик. У моего велосипеда не было фары. Я столько лет прожил в ночи и в комнатах, освещенных одними свечами, что моим привыкшим к темноте глазам редко требовалась помощь.

Луч проник в бетонный тоннель метров на девять. Проход имел прямые стены и потолок в виде арки. В его первой части не было ничего угрожающего.

Орсон вошел внутрь.

Прежде чем последовать за собакой, я поднял голову и посмотрел на машины, с ревом мчавшиеся на север и юг по шоссе № 1. Этот рев всегда казался мне одновременно возбуждающим и полным меланхолии.

Я никогда не водил машину и, вероятнее всего, никогда не буду ее водить. Во-первых, даже если бы я защитил руки перчатками, а лицо маской, ничто не спасло бы мои глаза от света фар встречных автомобилей. Во-вторых, я не смог бы проехать далеко на север или юг побережья, потому что не успел бы вернуться до рассвета.

С удовольствием прислушиваясь к этому шуму, я обвел взглядом широкие бетонные опоры по обе стороны тоннеля. Вершину длинного склона венчало металлическое ограждение; фары то и дело освещали его, но самих машин я не видел.

И тут краешком глаза я не то заметил, не то мне почудилась какая-то притаившаяся на вершине южной опоры фигура, не такая черная, как окружающая ее ночь, слегка освещенная фарами проносившихся по шоссе машин. Она была по эту сторону ограждения, едва видимая, однако распространявшая ауру угрозы, как химера, стоящая на парапете кафедрального собора.

Но стоило повернуть голову и присмотреться, как тени от огней автомобилей заплясали у меня перед глазами, словно стая воронов, взмывшая в воздух в разгар грозы. Более плотная фигура, окруженная пляшущими призраками, устремилась по диагонали вниз, удаляясь от меня и от опоры на юг, вдоль травянистой насыпи.

Не успел я моргнуть глазом, как она оказалась вне досягаемости мощных фар и затерялась в ночи, отделенная от меня шестиметровой стеной дамбы. При желании она могла вернуться и войти в тоннель вслед за мной.

Впрочем, вполне возможно, что ей не было до меня никакого дела. Думать, что галактики вращаются вокруг тебя, приятно, но центром Вселенной я себя все же не считал.

Честно говоря, таинственная фигура могла существовать только в моем воображении. Я видел ее долю секунды и не был абсолютно уверен, что она мне не почудилась.

Но все же я снова полез под куртку и притронулся к «глоку».

За это время Орсон углубился в тоннель под шоссе № 1 настолько, что луч фонарика не мог его обнаружить.

Оглянувшись и не заметив позади преследователя, я двинулся за собакой. На велосипед садиться не стал, а предпочел идти пешком и толкать его левой рукой.

Мне не хотелось, чтобы правая рука, держащая оружие, была занята фонариком. Кроме того, свет мог облегчить незнакомцу преследование и делал меня удобной мишенью.

Хотя русло пересохло, стенки тоннеля издавали влажный запах; холодный бетон пах известкой.

Шум машин, отделенных от меня несколькими слоями стали, бетона и земли, эхом отдавался в полукруглом своде. И все же он не сумел заглушить звук приближавшихся шагов того, кто крался следом. Я несколько раз оборачивался, но луч фонарика неизменно освещал лишь гладкие бетонные стены и пустынную реку.

Следы шин продолжались по другую сторону тоннеля и бороздили видимый отсюда участок Санта-Розиты. Тут я выключил фонарик, положившись на естественное освещение. За шоссе канал № 1 сворачивал направо, уходя от него на восток-юго-восток. Уклон русла становился заметно круче.

Хотя на окружающих холмах еще теснились дома, мы приближались к окраине города.

Я знал, куда мы идем. Знал уже давно, но не хотел верить. Если Орсон не ошибся и машину, оставившую взятый им след, действительно вел похититель Джимми Уинга, то он вез мальчика в Форт-Уиверн, заброшенную военную базу, которая была причиной большинства нынешних трудностей Мунлайт-Бея.

Уиверн, раскинувшийся на 70 тысячах гектаров и занимающий намного более обширную территорию, чем наш городок, обнесен высоким сетчатым забором. Забор поддерживается залитыми цементом стальными столбами и увенчан колючей проволокой. Он пересекает реку; обогнув поворот, я увидел припаркованный темный «Шевроле-Сабурбан». След, по которому мы шли, закончился.

Автомобиль стоял метрах в двадцати. Я был уверен, что там никого нет, но приближался к нему осторожно.

Низкое рычание Орсона говорило о том, что он тоже опасается машины.

Я обернулся и осмотрел только что проделанный отрезок пути, но не заметил и намека на крадущуюся химеру, увиденную мной на восточном склоне шоссе № 1. И тем не менее я не мог избавиться от ощущения, что за мной следят.

Положив велосипед рядом с кучей плавника, хищно вонзившего зубы в несколько сухих шаров перекати-поля, я сунул фонарик за пояс и вынул из кобуры «глок» — полностью безопасный пистолет со встроенным предохранителем; чтобы начать стрельбу, не требуется сначала нажать на какой-нибудь маленький рычажок.

Это оружие не однажды спасало мне жизнь. Оно добавляет уверенности, но нельзя сказать, что я управляюсь с ним без всякого труда. Едва ли мне это когда-нибудь удастся. Вес и конструкция тут ни при чем; пистолет великолепный. Когда мальчишкой я шатался по ночному городу, мне доводилось подвергаться не только словесным, но и физическим оскорблениям. Главным образом это были подростки, но попадались и взрослые, которым бы следовало быть умнее. Хотя благодаря их агрессивности я научился защищаться и не проходить мимо несправедливости, этот опыт заставил меня возненавидеть насилие как самый легкий способ решения проблемы. Я могу стрелять, чтобы защитить себя и тех, кого люблю, но радости мне это не доставляет.

Мы с Орсоном подошли к «Сабурбану». Внутри не было ни водителя, ни пассажира. Капот еще не успел остыть; машину припарковали лишь несколько минут назад.

От двери водителя к передней двери пассажира тянулась цепочка следов. Далее следы вели к забору. Они были похожи, вернее — полностью идентичны отпечаткам на клумбе под окнами спальни Джимми Уинга.

Серебряная монета луны медленно катилась к темному кошельку западного горизонта, но ее свет оставался достаточно ярким, чтобы я сумел рассмотреть и запомнить номер машины.

Я быстро обнаружил место, где дерзкие кусачки проделали проход в проволоке. Очевидно, это было сделано заранее, еще до последнего дождя, потому что вода успела разгладить ил, истоптанный тем, кто проделал работу.

Мунлайт-Бей все еще связывало с Форт-Уиверном несколько дренажных труб. Обычно во время обследования бывшей военной базы я пользовался одним из этих тайных проходов и собственными кусачками.

На приречном участке изгороди — впрочем, как и по всему ее периметру — красовались плакаты, красными и черными буквами предупреждавшие, что хотя база закрыта по решению ликвидационной комиссии в связи с окончанием «холодной войны», тем не менее нарушителям ее границ грозит суд и, возможно, тюремное заключение. Перечень федеральных законов был таким длинным, что занимал всю нижнюю треть объявления. Тон предупреждения был суровым и бескомпромиссным, но доверия не вызывал. Политики всегда обещают нам мир, вечное процветание, порядок и законность. Если бы они выполняли эти обещания, возможно, я с большим уважением относился бы к их угрозам.

Здесь, у забора, следы похитителя не были единственными. Темнота помешала мне разглядеть новые отпечатки.

Я рискнул включить фонарик, прикрыв его рукой. Хватило секунды, чтобы понять, что здесь произошло.

Брешь в изгороди была проделана заранее, еще в момент подготовки преступления, и у похитителя было время замаскировать ее. Он сделал незаметную калитку; достаточно было отодвинуть пролет забора, чтобы пройти внутрь. Чтобы освободить для этой цели обе руки, он был вынужден отпустить своего пленника, угрозами или побоями заставив Джимми отказаться от попытки к бегству.

Вторые отпечатки были намного меньше первых. То были следы босых ступней Джимми Уинга, выкраденного из собственной постели.

Перед моим мысленным взором предстало измученное лицо Лилли. Ее муж, Бенджамен Уинг, был электромонтером и погиб от удара током три года назад во время несчастного случая на работе. Это был высокий парень с веселыми глазами, наполовину индеец-чероки, настолько полный жизни, что казался бессмертным. Именно поэтому его гибель потрясла весь городок. Даже такая сильная женщина, как Лилли, не смогла бы выдержать вторую и еще более страшную потерю сразу же вслед за первой.