Птичка на тонкой ветке - Феликс Петрович Эльдемуров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я не спал всю ночь, размышляя, что же скажу назавтра Главному. И теперь была самая пора подумать, что же в действительности ему скажу.
Хлопали двери подъездов. Люди торопились кто на работу, кто в школу. Теснились машины — у нас во дворе их не менее сотни штук, а проектировщики, как обычно, маракуют свои чертежи из расчёта "гладко было на бумаге…"
Со странным привкусом было кофе. Да, "было", а не "был"! Я всегда не терпел подобного укоренившегося насилия над языком!
Резкий звук сирены пронёсся над двором. Мимо рвущихся на проспект машин пробиралась "неотложка". Чувство тревоги пронзило меня. Хотя, что тут особенного? Кому-то в утро сделалось плохо, а, мэй би, кто-то и отдал концы. "Умер под утро, во сне, тихо и незаметно…" Хотел бы и я когда-нибудь так же…
Машина "скорой помощи" причалила к моему подъезду. Что ж, поглядим, кто будет на этот раз.
Эх, доктора, доктора! Здесь, рядышком, на ваших близоруких глазах погибает человек, великий писатель своего времени, чьего мастерства и умения никак не признают безграмотные чиновники от литературы! А чего им всем, собственно, нужно? Чтобы автор был в состоянии сам оплатить издание своих трудов! Коммерция, ребятушки, коммерция!
Санитары несли из дверей подъезда носилки, покрытые белой простыней. Вместе с ними поторапливался врач, что поддерживал на лице лежавшего кислородную маску…
Я приблизился к носилкам. Интересно, но моего вмешательства никто не заметил, когда я нагнулся и помог втолкнуть носилки в карету. Я бросил взгляд на лицо того, кто находился в них…
И тут же меня закрутило-завертело, подняло-приплюснуло!..И я понял, кто лежал на этот раз в носилках!
И я оказался в этом самом лесу…
…где и повстречал меня задумчивый светловолосый молодец лет двадцати пяти.
2
Покуривая трубочку, посматривал он в мою сторону, ничему, казалось, особенно не удивляясь. Казалось, для него люди материализуются из воздуха каждый божий час, и что в том такого особенного?
Я огляделся. Ни домов, ни машин, ни носилок с моим же бездыханным телом…
Лес, лес, и сосны до небес… Быть может, это и есть тот самый пресловутый "тот свет"?
И что прикажете делать дальше?
Вся эта сцена напомнила мне известный эпизод из "Рая без памяти", отца и сына Абрамовых. Когда-то я был знаком с сыном и удостоился чести получить автограф этого мастера…
Чтобы удостовериться, что всё это не сон, я посмотрел на свою ладонь. Ладонь была как ладонь, и обручальное кольцо было на месте. Я ущипнул себя за палец — было больно…
— Тоже чего-то хлебнул, бедолага? — сочувственно спросил парень.
Одет он был по-походному: прочный, крепко сшитый костюм, крепкие, с широкими носами, сапоги. В руках тяжёлый двухметровый посох, резьба на котором показалась мне знакомой.
Точно такие же цветки, и руны, и дракончики были на посохе Таргрека…
— А это и есть посох Отшельника, — улыбнулся он. — Ну-ка, покажи, что выпил.
Я совсем забыл, что всё ещё держу в руке чашечку с остатками кофе на донышке.
— М-м-м! — сказал он, испробовав холодного кофе и сплюнув на землю. — Похоже, да не то. Ты не загадывал желания?
Только тут до меня дошло: он говорил на незнакомом мне языке, однако всё сразу было понятно. Я отрицательно покачал головой.
— Посиди, погрейся у костра, — предложил он, поднимаясь с бревна. — Смеркается, а дров у нас маловато. Ты, вообще-то, кто будешь, откуда? Как зовут?
— Леонтий Зорох, писатель.
— Кто?!. Хм-м… — его пронзительные серо-голубые глаза так и впились в меня. — Линтул Зорох? Сам Линтул Зорох Жлосс?
Меня никогда так не звали.
— Н-нет. Просто… Леонтий. Можешь… называть меня так.
— Ваша скромность делает вам честь, сударь.
И он задумчиво затянулся трубкой.
— Писака, значит?
Я промолчал. Как-то странно, уважительно произнёс он грубое слово "писака".
— Ну, да, — продолжал он и завершил:
— Вот ты-то мне и нужен. Я — Тинч Даурадес! — протянул он мне руку, на запястье которой был наколот дельфин, обвившийся вокруг якоря. — Художник, иллюстратор, олеограф, ну… скульптурой занимаюсь иногда. Рисую неплохо, но Хэбруд… редактор… задал мне задачку, написать воспоминания. Может, договоримся? Я расскажу, а ты распишешь, как и что… Искал я вдохновения и загадал желание… Но, признаться, никак не думал, что вдохновение может приходить просто так, на двух ногах.
Интересно, откуда он знает о Таргреке? Ведь я же выдумал его, Таргрека-Отшельника!
— Вы…
Он как-то очень неожиданно легко переходил от простецкого "ты" на вполне уважительное "вы". Впрочем, для тагркоссцев это вполне обычный способ вести разговор…
Господи, какие ещё "тагркоссцы"? Ведь выдумал я и их, тагркоссцев!
— Вы, наверное, маг?
— Я пишу о волшебстве и магии.
— Значит, вы учёный человек в этой области?
— Да нет. Правда, я многое читал по этому предмету.
— То есть, вы исследовали этот предмет.
— Да нет же! Большая часть того, о чём я пишу — выдумано мною самим.
— Хм… То есть, вы открыли многое из того, о чём до вас не писал никто? И вы говорите, что вы — не настоящий маг? Вам кажется, что вы придумываете миры, хотя Таргрек говаривал, помнится: мы не выдумываем, мы вспоминаем…
Логика его рассуждений одновременно льстила мне и смущала меня.
— Скажите, — продолжал он задумчиво, — будь у вас в руках такая фляга… какое желание вы загадали бы первым?
И он протянул мне флягу.
— Выпейте глоток, — прибавил он своим молодецким хрипловатым басом. — Тем более что сумерки, прохладно, а вы одеты слишком уж легко.
З А Г А Д А Й Ж Е Л А Н И Е! — бросилась мне в глаза надпись.
Господи! И буквы были ТЕ САМЫЕ!!!
— Ну и? Что изволит загадать господин писатель… романов… романов "фэнтези"?
Я решил более не удивляться его телепатическим способностям. И, в конце концов, тот свет… так тот свет. Если я помер и если, слава Богу, мне всё равно, то более — какая разница, что булькает во фляге, а если что-то не слабее сорока — великолепно, мой спортивный костюм продувает вечерним ветром…
Боже, какой-такой вечерний? На улице — утро! Хотя… на какой-такой улице?.. Вокруг лес… И… чего загадывать-то? Вернуться обратно? А надо ли?
— Будьте осторожны, — предупредил он. — Желания-то эта фляга исполняет, но как-то странно…
— Хочу… — начал я… и неожиданно для самого себя выпалил:
— Хочу вернуться в свою истинную реальность!
И отхлебнул.
Господи!
