Бульварное чтиво. Повести и рассказы - Александр Казимиров

Караваева в душе надеялась на чудо, верила: доктор войдет в ее положение и скажет: «Ну ладно, ладно… Пошутил я! Найдем другую кандидатуру на роль невесты». Но доктор молчал.

– Так то – голова! Она совершенно безобидная. Кулаков у нее нет, в морду треснуть нечем. Стоит себе на тумбочке, как радио, по ночам не домогается! А мне с этим-то спать придется! – всхлипывая, Караваева прокляла свою незавидную участь.

– Переспишь разок, ради диссертации. Потом мы его оскопим!

Приговор лишил сознания воскресшего было Никодима.

III

Жужжа многочисленными моторчиками, Рюмин сдавил стакан. Тот лопнул, превратившись в осколки. Врач сморщился.

– Аккуратнее, аккуратнее! Не стоит применять максимальное напряжение. Ты этаким образом жене груди отдавишь. Нежнее надо, нежнее. – Яков Петрович подал новый стакан. – Давай-ка еще разок! Караваева уже сгорает от нетерпения, но немного боится. И я ее понимаю!

В больнице Рюмина звали терминатором. Он ходил приседая и амортизируя. При появлении чуда прогресса, совмещающего в себе живой организм и последние разработки секретных ведомств, медперсонал шарахался в стороны. Вокруг Никодима крутились журналисты из всевозможных изданий. Телевизионные новости начинались с доклада о его здоровье и приобретенных за прошедшие сутки навыках. Как-то в палату терминатора вошел министр обороны и расстегнул кобуру.

– Скажите, а вы ногой можете пистолет держать?

Никодим выхватил ступней оружие и направил его на министра. Генерал ликовал от восхищения, как дитя, впервые увидавшее заводную игрушку.

– Вы – идеальный солдат! – Министр прикрепил на пижаму Рюмина орден «За небывалые возможности». – На такое способны лишь сказочные герои!

Слава, пришедшая необычным путем, вызывала раздражение. Всем видом показывая радужное настроение, Рюмин ощущал себя совершенно по-другому. Тренируясь в управлении механическими конечностями, он все больше осознавал никчемность такой жизни. Стоит ли ради чужой диссертации переспать с Караваевой, стать кастратом и пребывать до конца дней своих в образе подопытного кролика?!

– Просыпайся лежебока, пора упражняться! – Яков Петрович искал взглядом предметы, с которыми предстояло заниматься. – А где же…

Договорить он не успел. Телескопическая конечность Рюмина схватила доктора за горло. Оторванная, с выпученными глазами голова полетела в угол, фонтан крови забрызгал потолок. Судорожно дергаясь, Ребиндер повалился на пол. Секунд тридцать он цеплялся пальцами за паркет, словно хотел отползти подальше.

Рюмин по достоинству оценил творение своих рук. Запрыгнув на подоконник, он выдавил стекло спиной и полетел вниз.

IV

Глафира Макакина вразвалочку подошла к палате. Опустив на пол ведро с дистиллированной водой, обмакнула в него белоснежную марлю. Жуткая картина произошедшей трагедии заставила ее действовать молниеносно. Сунув голову Ребиндера под халат, она выскочила в коридор и прошмыгнула в подсобку, выделенную для ее проживания. С тумбочки на запыхавшуюся Макакину взирала голова бывшего театрального деятеля.

– Все, Басаргин! Отговорила роща золотая!

Глафира отключила подачу искусственного жизнеобеспечения и выдернула из специальной подставки башку мужа. Не теряя времени, пристроила на его место черепок профессора. Забулькала кровь, наполнила вены и капилляры. Светлые мозги Якова Петровича вернулись к жизни. Сладко зевнув, доктор сморщил восковый лоб и стал удивленно моргать.

– Макакина, где я?

– У меня, профессор! Будете гениальные мысли нашептывать. Хватит мне полы драить и горшки с дерьмом таскать! В противном случае… – Она раскрыла пакет, в котором упокоилась голова Басаргина. – А чтоб не вздумали шуметь и безобразничать, я вам кислород перекрою!

Ребиндер плюнул в обнаглевшую санитарку, но вышло неудачно. Слюна вязким ручейком скатилась по профессорской бородке.

– Ой, пустили нюни, как дитя малое! – Санитарка носовым платком утерла ему лицо. – Все, побежала. Время не ждет!

По пути Макакина колошматила пакетом об стену и довела Басаргина до неузнаваемости. В палате она бросила изуродованную голову мужа в угол, повалилась на пол и заголосила:

– Господи, да что же это на белом свете деется!

Послышались торопливые шаги, дверь в палату распахнулась. Караваева бросилась поднимать барахтающуюся в кровавой луже санитарку. Та закатывала глаза, вырывалась и снова падала, размазывая по полу следы произошедшей трагедии.

Подобной драмы в клинике не разыгрывалось отродясь. Мало того, что многообещающий пациент кончил жизнь самоубийством, так он еще угробил ведущего специалиста. Пресса во всей красе расписала смерть Ребиндера, смаковала и додумывала то, чего не было и в помине. Ходил слух, будто бы оторванная голова профессора умоляла замуровать ее в кремлевской стене.

Макакина ущипнула Ребиндера за щеку и вывела из дремы.

– Давай, Гиппократ, делись заветными тайнами! Хочу стать ведущим специалистом в области медицины! В качестве поощрения – будешь любоваться обнаженным телом. – Она распахнула халат, под которым притаились две дыни с огромными сосками. – В наказание – подзатыльники и черная повязка на глаза!

Профессор, вернее то, что от него осталось, молча выслушал предложенные условия. Его ресницы дрогнули и опустились.

– Глафира, уясни – медицина – наука сложная, требует специальных знаний. Ты знакома с анатомией человеческого тела, с тем, как работают внутренние органы?

– Это лишнее, ты идеями делись. Рассказывай, как из человека монстра слепить? Кстати, – санитарка разложила перед Ребиндером фотографии, – полюбуйся на свою могилку! Уясни, – ты полностью принадлежишь мне! Пол-нос-тью! – Она с гордостью посмотрела на притихшего профессора.

Утром Глафира подошла к новому заведующему – Бенедикту Семеновичу Шпаку и осторожно взяла его за рукав.

– Мне кажется, товарищ Шпак, если человеку пришить вместо рук два хобота или щупальца осьминога, то он приобретет незаурядные возможности!

– Макакина, откуда в вашей голове этот бред?

– Не перебивайте будущего Нобелевского лауреата, я еще не поведала о главном! У меня есть мечта: приляпать человеческую голову к телу удава! Вот где будет сенсация! Надо лишь изобрести сыворотку, после введения которой организм не будет отторгать чужеродные органы. В ближайшее время я уделю внимание этому вопросу! – Макакина закинула швабру на плечо и удалилась.

– Совсем рехнулась! – пробормотал Шпак, взглядом провожая санитарку.

Ребиндер любовался обнаженной Глафирой и делился с ней потрясающей информацией. За короткое время были подготовлены химические формулы сыворотки, а также план проведения операции по пересадке человеческой головы анаконде. В благодарность, Макакина прижимала Якова Петровича к груди и разрешала ее целовать. Возбужденный мозг профессора выложил все грандиозные задумки, разрабатываемые им на протяжении многих лет.

Макакина все больше и больше заинтересовывала профессора. Оригинальный ход ее суждений приводил Шпака в восторг. Глафира перестала мыть полы, более того, стала его замом. Вскоре в стенах клиники закипела подготовка к сложнейшей, засекреченной работе. Планы операции держались в тайне, даже ведущих специалистов не посвящали в них – боялись утечки информации. Назревала революция в области нейрохирургии.

Бенедикт Семенович одернул занавеску. Полученная им шифрограмма сообщала: «Заказной груз с берегов Амазонки прибыл. Просим срочно забрать его с терминала аэропорта». Шпак спешил поставить Макакину в известность. Он приблизился к дверям, за которыми жила Глафира. Дабы не тревожить ее внезапным появлением, профессор прислушался к происходящему в комнате. Каково же было его изумление, когда он услышал до боли знакомый голос Ребиндера. Бенедикт Семенович прильнул к замочной скважине. Секрет гениальной санитарки был раскрыт! На следующий день Шпак отправил Глафиру получать груз, а сам проник в ее коморку. Он бережно снял накидку с головы Ребиндера и чмокнул коллегу в лоб.

– Яков Петрович, здравствуйте! – сказал Шпак; его глаза затянулись пеленой слез.

Ребиндер ожил, румянец вспыхнул на его щеках.

Эпилог

Перевозка анаконды вымотала Глафиру. Женщина, отдуваясь, вошла в кабинет, развалилась в кресле и вытянула одутловатые, с вздувшимися узлами вен ноги.

– Шпак, включите вентилятор – жара, дышать нечем!

Профессор щелкнул тумблером и направил на заместителя воздушную струю. На всякий случай измерил у Макакиной давление.

– Ничего страшного, сейчас все поправим! – Он достал ампулу и шприц. – Вам, Глаша, нужно отдохнуть перед операцией. Представляю, какой фурор она произведет в научных кругах!