Полночная чума - Грег Кайзер

— Я не хотел доводить дело до этого, — отозвался полковник, — но после того, что я видел в лачуге, у меня нет выбора.

— Я ее не убивал, — произнес он, на этот раз без крика. Они совершили ошибку, он и Чайлдесс. Они думали, что смогут испробовать вакцину тайком, так, чтобы Мортон ничего не узнал и не смог бы им помешать.

— Вы арестованы, — заявил страж порядка и повернулся к полицейскому, который стоял рядом с Дианем. — Этого можешь отпустить.

Здоровяк рывком поставил Дианя на ноги и посветил ему в лицо фонариком. Было видно, что тот растерян.

— Моя полиция уводит меня, — сказал Бринк Дианю. — Скажите им, чтобы они дали девочке сульфу. Я постараюсь вернуться как можно раньше и привезу еще лекарств.

— Девочке? Той маленькой? Из доков? Аллах, прости и смилуйся над ней.

Бринк услышал, как Мортон что-то буркнул своему коллеге, и его лапища вновь легла ему на плечо.

— Она умерла, прежде чем мы успели отнести ее на карантин, бором.

Полицейский со всей силы сжал ему руку, однако Бринк почти не почувствовал его железную хватку.

Глава 2

Шум прибоя звучал все громче, и Аликс поняла, что она подошла в отцовской лодке совсем близко к английскому берегу. Запах тоже сделался сильнее, особенно рядом с открытым люком в носовой части, и однозначно свидетельствовал о том, что груз испортился.

Аликс убрала за ухо короткие темные волосы, сначала за одно, потом за другое, голыми ногами уперлась в доски, готовясь к удару, который вот-вот последует, и натруженными, мозолистыми руками со всей силы схватила рулевое колесо. Ее собственный отец был частью этого груза мертвых и умирающих, которыми был набит трюм. Тринадцать человек, женщины и дети, плюс отец.

Аликс не стала закрывать дверь в рубку, и та, когда лодка подскакивала на волнах, то и дело со стуком ударялась о притолоку. Шум прибоя тем временем сделался еще громче, а затем стих. Интересно, что ждет ее впереди — скалы или песчаная коса, закрывающая вход в бухту? Аликс еще ни разу не подходила так близко к английскому берегу. И хотя она могла с закрытыми глазами провести отцовскую лодку в родную гавань, это были новые для нее берега.

Да, похоже, она совершила ошибку, взявшись помогать евреям.

Эти евреи оказались на двух немецких грузовиках, которые ее отец, Тардифф и Клаветт вчера утром захватили на шоссе номер 13 к востоку от Фортиньи в Нормандии. Водителей прикончили она и Тардифф, а папа и Клаветт открыли задние дверцы кузова, в надежде, что сейчас выпустят на волю одиннадцать маки — участников движения Сопротивления, которых, как им было сказано, боши должны были перевозить в Кан, где на втором этаже малого лицея располагалось местное отделение гестапо. Каково же было их удивление, когда вместо партизан они обнаружили в кузове евреев! Большая часть пленников были больны лихорадкой и постоянно кашляли. А еще их то и дело рвало. Были среди них и мертвые. Странно, но трупы уже успели почернеть, приобретя цвет запекшейся крови.

Идею, что тринадцать живых евреев нужно перевезти в Англию, подала тогда она. Джунипер велел ей следить, не появятся ли в их краях странные больные. А еще ей было велено передать в Англию, если до нее дойдут слухи о большом количестве заболевших. Однако передавать информацию обычным путем, по рации, было вряд ли возможно, потому что у бошей повсюду были передвижные радиопеленгаторы, которые круглые сутки колесили по местным дорогам. Один такой пеленгатор бошам хватило наглости поставить напротив церкви в ее родном городке Порт-ан-Бессене. В течение двух дней его круглая антенна вращалась, словно дурной глаз. После этого случая Аликс закопала радиопередатчик в саду.

Ей удалось убедить отца в том, что они должны переправить евреев в Англию, потому что иного выхода у них нет. Им нужно так или иначе поставить в известность Джунипера. Впрочем, сказать по правде, Аликс отчасти действовала из эгоистичных побуждений. Ею не столько двигало желание помочь этим людям, сколько желание снова встретиться с Джунипером, а евреи подвернулись как удобный предлог.

Отец кивнул в знак согласия и взял на себя переговоры с Тардиффом и Клаветтом. В конце концов ему удалось уломать обоих, и они согласились довезти евреев на грузовике до порта, спрятать их на борту отцовской лодки, а затем переправить в Англию. Однако к тому моменту, когда во второй половине дня они с отцом подняли на мачте единственный парус, чтобы поймать попутный северо-северо-восточный ветер, — Тардифф с Клаветтом так и не появились в порту, явно струсив, — и судно отвалило от причала, евреям сделалось совсем худо. Пятеро скончались в забитом до отказа трюме. Сначала их трупы посинели, затем сделались фиолетовыми, а потом и вообще почернели, а те восемь, что были еще живы, терпели жуткие страдания, кашляли, отплевывая мокроту.

Спустя девять часов после выхода из гавани, когда уже не нужно было притворяться, будто они вышли в море ловить рыбу, а солнце уже садилось за горизонт, отец свалился без сил в рубке, успев крикнуть, что весь пролив кишмя кишит бошами, хотя на самом деле здесь не было не единого немца. Это был тот же самый кошмар, который не раз посещал его и дома, начиная со времен Первой мировой. В лунном свете Аликс было хорошо видно, как отец заполз в трюм и исчез в его темном брюхе, и ей ничего не оставалось, как взять руль в свои натруженные руки.

Аликс вернулась в настоящее, лишь когда прибой подхватил корму и развернул ее к правому борту. Руль повернулся с такой быстротой, что выскользнул у нее из рук. На какой-то момент Аликс испугалась, что лодка разобьется о берег. Она выходила с отцом в море с двенадцатилетнего возраста и в течение полутора десятков лет помогала ему вытаскивать из воды набитые треской сети, однако в этой ситуации от всех ее умений не было никакого проку.

С оглушающим треском, как будто о деревянное днище скребла сразу сотня валунов, лодка налетела на берег и тотчас осела на бок. Палуба мгновенно ушла из-под ног, и Аликс потеряла равновесие. Пошатнувшись, она с размаху стукнулась головой о дверной косяк рубки. В следующее мгновение вокруг воцарилась тишина, а сама она провалилась в темноту.

Когда же она снова пришла в себя, оказалось, что лодка недвижимо застыла на месте. Стоило ей поднять голову, как лодка накренилась, или, по крайней мере, ей так показалось. Чуть выше виска, у самой кромки волос, Аликс нащупала небольшую шишку. Девушка мучительно медленно повернулась, пока не оказалась спиной к рубке, а ногами уперлась в планшир. Позади нее о левый борт плескалась вода — в темноте ночи эти звуки казались чересчур громкими. Однако силы волн было недостаточно, чтобы сдвинуть судно с места. Боже, по ее вине отцовская лодка села на мель! На какое-то мгновение Аликс запаниковала. Что же теперь скажет ей отец?

Отец. Трюм. Евреи.

Аликс подползла к люку. Отец снял с него крышку, чтобы их пассажиры не задохнулись, и Аликс нырнула в темное отверстие. Она старалась дышать ртом, чтобы не чувствовать царившее здесь зловоние, и на ощупь двинулась вперед. Евреи лежали, сбившись в груду, у правого борта, и потому не мешали ей передвигаться дальше. Наконец Аликс нащупала в темноте поношенный отцовский свитер. Отец сидел, привалившись спиной к деревянной переборке, и громко стонал.

Аликс так же на ощупь вытерла пот с его лица и, взяв отца за руку, села рядом. Она просидела в трюме, пока не начало светать, после чего снова вернулась на палубу и на свежий воздух, где попыталась уверить себя, что все это ей лишь померещилось.

Затем она перелезла через планшир и шагнула в холодную воду, которая доходила ей до талии. По глупости она надела на себя платье в надежде покрасоваться перед Джунипером, когда они доберутся до Англии, и оно в считанные секунды промокло насквозь. Что же делать? Аликс побрела по воде в сторону каменистого берега, а когда выбралась на сушу, нашла валун выше отметки прилива, села на него и стала ждать утра.

Кирн выбросил Волленштейна из головы на полтора года, а вот на то, чтобы возобновить знакомство и заново возненавидеть доктора, потребовалось всего полтора часа.

Кирн посмотрел на Волленштейна — высокий и поджарый, тот сохранил привычку потирать руки. В свете ясного утра глазки доктора бегали туда-сюда — сначала к брошенному грузовику, который перегородил проселочную дорогу рядом с шоссе номер 13, затем к Кирну.

— Вы обязаны найти моих евреев, — сказал Волленштейн.

— Первый раз слышу о каких-то евреях, — спокойно ответил Кирн. Левой рукой — той, на которой были целы все пальцы, — он вытащил из кармана пальто пачку сигарет и, осторожным движением вынув одну, зажал ее между большим и указательным пальцами правой руки — это все, что осталось после того, как чертов снаряд, разорвавшись, унес с собой три остальных.