Русская земля. Между язычеством и христианством. От князя Игоря до сына его Святослава - Сергей Цветков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не приходится сомневаться, что в Хазарии X в. географический термин «Русь» относился к обоим «русским» регионам — Среднеднепровскому и Таврическому. Действительно, описание войны Х-л-го с хазарами содержит прямое указание на то, что его владения не совпадали с Таврической Русью. Если присмотреться к последовательности событий конца 930-х гг., о которых повествует Кембриджский аноним, то можно заметить следующее. Появившись в Тавриде как бы из ниоткуда, Х-л-го захватывает хазарский город С-м-к-рию (в восточном Крыму) и с добычей возвращается к себе — в «никуда». В ответ хазарский полководец Песах разоряет крымские поселения русов. Далее говорится: «И пошел он оттуда [из восточного Крыма] на Х-л-го» — то есть, как надо понимать, покинув Тавриду, Песах вторгся непосредственно во владения Х-л-го, которые, следуя духу текста, надо искать где-то вне Крыма. Если бы «царь Руси» был тмутороканским князем, то последовательность ударов Песаха, нанесенных из района Северо-Восточного Приазовья, очевидно, была бы иная — сначала по Тмуторокани, а затем по городам таврических русов, ибо их обратная очередность в этом случае выглядит необъяснимой стратегической нелепостью. Кроме того, в случае ограничения зоны военных действий одними таврическими областями автор Кембриджского документа, надо полагать, сумел бы точнее определить местонахождение родовых владений Х-л-го.
В итоге могущественный, но неудачливый Х-л-го/Олег Кембриджского документа должен быть признан правителем восточноевропейской державы «светлых князей», фигурирующей в договоре с греками 911 г., и одним из главных возмутителей спокойствия на Черном море в конце 930-х гг. Я не вижу никаких препятствий для того, чтобы отождествить его с «царем русов», сидевшим в начале 920-х гг. в «высоком замке» Куйабы/Киева, в окружении 40 наложниц и нескольких сотен дружинников.
Олег II Моравский
Известия Кембриджского документа и арабских писателей полностью подтверждаются сведениями моравских летописей, согласно которым после смерти вещего Олега[24] княжение в Русской земле унаследовал его преемник, моравский князь Олег II (назовем его так).
Свидетельство моравских летописей имеет особую значимость, поскольку сердцевина державы вещего Олега находилась именно в Великой Моравии и «русской» Галиции. К сожалению, оригинальные древнеморавские источники, рассказывающие о событиях на Руси после смерти Олега, до наших дней не сохранились. Но отголоски древнеморавской традиции слышны в трудах многих чехо-моравских и польских авторов XVI—XVIII вв. Наиболее подробно ее излагают чешский писатель XVII в. Томаш Пешина и польские историки Ян Стржедовский и Христиан Фризе (XVIII в.), которые пользовались летописными записями XV—XVII вв., восходившими, в свою очередь, к раннесредневековым моравским и русским хроникам[25]. Т. Пешина, в частности, ссылается на утерянное к настоящему времени историческое сочинение 1620-х гг. Яна Амоса Коменского, который использовал материал «древней русской летописи»[26]. По этим известиям, вещему Олегу наследовал его сын, носивший то же имя — Олег; впоследствии он принял христианство и был наречен в крещении Александром[27]. Около 936 или 939 г. Олег II был изгнан Игорем из Киева и бежал в Моравию.
Итак, западнославянская традиция прямо называет наследника вещего Олега и соперника Игоря в борьбе за киевский стол — Олега II. Это известие прекрасно вписывается в ход наших рассуждений, и отвергать его нет оснований, ибо Игорь не мог унаследовать от вещего Олега княжение в Русской земле в силу изложенных выше возрастных ограничений его биографии и чуждости роду «светлых русских князей» Моравии и Галиции[28].
Важно и то, что обозначенная в моравских летописях дата изгнания Олега II из Киева — 936 или 939 г. — позволяет ему предпринять поход в Крым еще в качестве «царя Руси», в согласии с показаниями Кембриджского анонима. Вместе с тем сведения моравских летописцев удовлетворительно разрешают проблему участия Х-л-го в походе 941 г. на Константинополь в Кембриджском документе: становится ясно, какой именно Олег «заместил» в Кембриджской рукописи Игоря и почему это стало возможным.
Словом, все говорит за то, что «царь Руси» Х-л-го и Олег II Моравский, «по происхождению русский князь»[29], — это одно и то же лицо: правитель восточноевропейской Руси во второй половине 910-х — конце 930-х гг.
Теперь, когда подлинный наследник Олега Вещего восстановлен в своих правах, мы можем вернуться к Игорю и обстоятельствам утверждения в Киеве великокняжеской династии Игоревичей.
Глава 2
ВЕЛИКОКНЯЖЕСКИЙ РОД РУССКОЙ ЗЕМЛИ
Русская земля после смерти вещего Олега
Смерть вещего Олега возвестила скорый и неминуемый распад созданной им Руси — державы «светлых князей». Непрочность этого государственного образования была обусловлена прежде всего неопределенностью властных полномочий «его светлости», «великого князя русского», который в договоре 911 г. выступает живым олицетворением единства интересов «светлых князей», но не более того. По сути, это — «атаман», «первый среди равных», формальный глава еще неясно обозначенной иерархической структуры, в которой «горизонтальные» связи преобладают над «вертикальными», дружинная демократия — над отношениями вассалитета. Поэтому сообщение древнеморавских летописей о том, что Олег II наследовал вещему Олегу по праву сыновнего родства, скорее всего, не соответствует истине. Неизвестно, были ли вообще у вещего Олега сыновья. Договор 911 г. либо фиксирует бездетность Олега за четыре года до смерти, либо не рассматривает детей «его светлости» в качестве возможных его наследников и правопреемников — трудно сказать, какое предположение вернее.
Непросто ответить и на другой вопрос: почему, не позднее 920/921 г., Олег II обосновался в Киеве, как это явствует из сообщения Ибн Фадлана о сидящем в Куйабе «царе русов». По этому поводу также можно высказать одни догадки. Киев мог приглянуться Олегу II как наиболее удобный пункт для сбора дани с восточнославянских племен. Быть может, перенос резиденции «светлого князя» из карпатского «Джарваба»[30] в «высокий замок» Киева был вынужденным шагом, ввиду непрекращающихся набегов венгров в первой четверти X в. на карпатские области распавшейся Великой Моравии. Не исключено, наконец, что Олег II, будучи одним из «светлых князей», мог быть назначен киевским посадником еще при жизни вещего Олега.
Как бы то ни было, но моравский этнокультурный элемент сильно ощутим в археологии Киева этого времени. Исследователи выделяют в особую группу украшения IX—X вв. из Среднего Поднепровья, орнаментированные растительными и фигурными мотивами, вроде серебряных оковок турьих рогов из Черной могилы в Чернигове и оковки рукояти меча из дружинной могилы близ Золотых ворот в Киеве, отмечая, что «такую технику и орнаментальные мотивы можно прослеживать и на некоторых поясных бляхах и наконечниках из Микульчиц, Бржецлава-Поганска, Старого Места, Желенок, и особенно на типичных великоморавских украшениях — гомбиках, находки которых сосредоточиваются в области трех крупных южноморавских центров и далее в Средней Чехии и Юго-Западной Словакии»[31]. Ряд общих элементов объединяет ювелирные изделия Моравии с украшениями из других древнерусских земель, — это видно на примере нитранских и волынских серег, моравских и гнездовских лунниц, моравских и русских эмалей и т. д. Еще более знаменательны параллели в погребальной обрядности. Множество дружинных могил Киева и Чернигова по характеру и деталям захоронений полностью идентичны соответствующим археологическим памятникам на территории Великой Моравии. Особую значимость имеют прямые аналогии в погребениях знати, свидетельствующие об этнокультурном родстве правящей элиты Киева и карпатских русинов[32]. Неподалеку от Чернигова, на правом берегу Десны, даже возник целый моравский город — Моравийск/ Моравск. Другое моравское поселение в Русской земле — Моравица/Муравица — находилось западнее Киева, неподалеку от Луческа/Луцка, при впадении речки Иквы в Стырь.
Пересев на киевский стол, Олег II тем не менее унаследовал после смерти вещего Олега титул верховного правителя русов — «великого и светлого князя русского» («царя Руси», «архонта Росии»), под чьей рукой находились прочие вожди русов, в том числе и киевский князь. Указание на это содержится в словах Льва Диакона о том, что Игорь, напавший на Византию, «презрел клятвенный договор» 911 г., срок действия которого в 941 г., как видно, еще не истек. Таким образом, «светлокняжеская» титулатура главы Руси из договора 911 г. была действительна и в 941 г. Правда, к Игорю она не имела отношения. В договоре 944 г. Игорь — великий князь, без «светлости». То есть византийцы еще в 941 г. считали Игоря обязанным соблюдать договор 911 г. и, следовательно, знали его как сына одного из князей «под Олгом сущим», от имени которых послы вещего князя клялись хранить «любовь непревратну» с Византией.