Знаменитый Собачий Университет Юкриджа - Пэлэм Вудхауз

Мистер Никерсон что-то виновато промямлил и вытащил из кармана мятый пучок банкнот, который попытался сунуть Юкриджу. Тот презрительно отмахнулся от денег.

— Этот господин, — рявкнул Юкридж, широким жестом указывая на меня — между прочим, адвокат. Весьма удачно, что сегодня он ко мне приехал. Вы внимательно наблюдали за тем, что здесь произошло?

Я сказал, что наблюдал очень внимательно.

— Вы полагаете, что суд примет мой иск?

Я ответил, что это представляется мне весьма вероятным. Заключение эксперта довершило крушение мистера Никерсона. Почти в слезах, он совал Юкриджу банкноты.

— Что это? — надменно вопросил Юкридж.

— Я — я подумал, мистер Юкридж, что, если бы вы согласились принять свои деньги назад и — и считать инцидент исчерпанным…

Юкридж взглянул на меня, подняв брови.

— Ха! — засмеялся он. — Ха, ха!

— Ха, ха! — послушно подхватил я.

— Он думает, что может отдать мне мои же деньги, и считать инцидент исчерпанным. Забавно, а?

— Более чем. — согласился я.

— Собаки стоили сотни фунтов, а он думает, что может подкупить меня тухлой двадцаткой! Неужели бы ты поверил в такое, старина, если бы не слышал своими ушами?

— Никогда!

— Я вам скажу, что я сделаю. — сообщил Юкридж, поразмыслив. — Я возьму эти деньги. — мистер Никерсон поблагодарил его. — И еще — там есть один или два мелких неоплаченных счета от местных лавочников. Вы оплатите их…

— Конечно, конечно, мистер Юкридж.

— А после этого — мне нужно подумать. Если я решу дать делу ход, мой адвокат свяжется с вами обычным порядком.

И мы покинули несчастного, который жалко скорчился под сенью своих бакенбард.

Когда мы возвращались вдоль по тенистой аллее, и дальше, по раскаленной добела дороге, мне показалось, что Юкридж держится в этот час беды с восхитительной стойкостью. Его основной капитал, краеугольный камень его предприятия, разбежался по всему графству Кент, и вероятно, никогда не вернется. А в дебете у него были только погашенная арендная плата за несколько недель да оплаченные счета бакалейщика Гуча и его друзей. В такой ситуации обычный человек сломался бы, но Юкридж нисколько не выглядел подавленным. Скорее, беспечным. Глаза его сверкали за стеклами пенсне, и он насвистывал разухабистый мотивчик. Когда он в конце концов запел, я понял, что пора вернуть его на землю.

— Что ты намерен делать дальше?

— Кто, я? — жизнерадостно отозвался Юкридж. — Я возвращаюсь в Лондон первым же поездом. Ты не против дойти до следующей станции пешим ходом? Здесь только пять миль. Немного рискованно будет садиться на поезд в Шипс Крей.

— Почему рискованно?

— Из-за собак, конечно.

— Из-за собак?

Юкридж мурлыкал веселый мотивчик.

— Ах, да. Я же забыл тебе сказать. Они у меня.

— Что?

— Да. Вчера, поздно ночью, я вышел прогуляться, и по дороге увел их из сарая. — Он ухмыльнулся. — Проще простого. Нужно было только спокойно, взвешенно все обдумать. Я позаимствовал дохлую кошку, и привязал к ней веревку. Когда стемнело, я дошел до сада старого Никерсона, оторвал от задней стены сарая доску, просунулся в дыру и свистнул. Собаки просочились наружу, а я рванул от них, как заяц, таща за собой киску. Гончие мгновенно взяли след, и всей сворой помчались за нами, пятьдесят миль в час. Мы с кошкой делали пятьдесят пять. Мне каждую минуту казалось, что старик Никерсон услышит, и начнет палить из ружья. Но все обошлось. Мы с собаками пробежали двадцатиминутный кросс без единой остановки, я разместил их в гостиной, и — спать. Я-таки порядком выдохся. Не те уже годы.

Я немного помолчал, ощущая почти благоговение. Юкридж, без сомнения, грандиозная личность. Что-то в нем было такое, что приглушало все нравственные соображения.

— Да, — наконец сказал я. — Широких взглядов тебе не занимать.

— Правда? — Юкридж был польщен.

— И гибкости тоже.

— Приходится, дитя мое, в наше-то время. Это основа успешной карьеры в бизнесе.

— И какой же следующий ход?

Мы приближались к Белой Хижине. Она стояла, нагретая солнцем. Я надеялся, что внутри найдется что-нибудь холодное, что можно пить. Окно гостиной было открыто. Из него доносилось тявканье пекинок.

— Я найду другой коттедж где-нибудь еще. — сказал Юкридж, сентиментально глядя на свой маленький домик. — Это нетрудно. Коттеджей полно по всей стране. И тогда я займусь серьезной работой. Ты изумишься, когда увидишь, чего я уже достиг. Через минуту я покажу тебе, что умеют эти собаки.

— Уж лаять-то они точно умеют.

— Да. Что-то их разволновало. Знаешь, дитя мое, у меня есть великолепная идея. Когда мы были у тебя дома, я собирался специализироваться на собаках для сцены, профессиональных, так сказать, собаках. Но я тут все обдумал, и теперь не вижу причины, почему бы мне заодно не помочь развитию любительских талантов. Скажем, у тебя есть собака — Фидо, любимец семьи — и ты думаешь, что он украсит дом, если сможет время от времени делать какие-нибудь трюки. Ты, понятное дело, человек занятой, и у тебя нет времени самому дрессировать собак. Поэтому ты привязываешь к его ошейнику бирку, посылаешь на месяц в Собачий Университет Юкриджа — и к тебе возвращается блестяще образованный пес. Никакого беспокойства, никаких волнений, выгодные условия контракта. Ей-богу, я еще не знаю, в какой ветви больше денег: в любительской или в профессиональной. В дальнейшем, возможно, послать собаку в мой Университет будет таким же обычным делом, как послать сына в Итон или Винчестер — а почему бы и нет? Честное слово, это богатая идея. Знаешь что: почему бы не выдавать моим выпускникам особые ошейники? Понимаешь? Вроде почетной нашивки. У кого собака имеет право носить ошейник Юкриджа, тот уже может смотреть на других, без ошейника, свысока. Мало помалу, все придет к тому, что человеку с положением будет стыдно показаться на людях с собакой не от Юкриджа. Собаки потекут ко мне рекой, со всех уголков страны. Я не смогу справиться с таким объемом работы. Придется открыть филиалы. Колоссальный план! Он принесет миллионы, дитя мое. Миллионы! — он остановился, держась за дверную ручку. — Ясное дело, — продолжал он — в данный момент бесполезно замалчивать тот факт, что я связан по рукам и ногам нехваткой фондов, и не могу развернуться. А это значит, что не мытьем так катаньем я должен раздобыть начальный капитал.

Момент казался подходящим, чтобы выложить добрые вести.

— Я обещал ему, что не скажу тебе раньше времени — сказал я — потому что мы боялись, что все кончится разочарованием. Но Джордж Таппер как раз пытается добыть для тебя какой-нибудь капитал. Вчера вечером он как раз вышел на цель.

— Джордж Таппер! — глаза Юкриджа затуманились от избытка чувств. — Джордж Таппер! Ей-богу, такие, как он — соль земли. Добрый, верный Джордж! Он настоящий друг. На него можно положиться. Клянусь небом, побольше бы таких, как старина Таппи — и в мире стало бы гораздо меньше озлобленности и пессимизма. Кстати, у него были какие-то идеи, где можно раздобыть для меня денег?

— Да. Он как раз пошел к твоей тетке, рассказать ей, как ты уехал сюда, чтобы дрессировать пекинок, и… Что такое?

Ликующая физиономия Юкриджа вдруг страшно переменилась. Глаза выпучились, челюсть отвисла. С добавлением нескольких футов седых бакенбард он бы выглядел точь-в-точь как мистер Никерсон.

— К моей тетке? — промямлил он, покачиваясь на дверной ручке.

— Да. А что? Он думал, если он расскажет ей обо всем, она смягчится и согласится помочь.

Вздох, который мог бы издать храбрый воин, падая под мечами врагов, вырвался из облаченной в макинтош груди Юкриджа.

— Из всех проклятых, чертовых, несносных болванов, ослов и недотеп, которые лезут не в свое дело и суют свой нос куда не просят — обессиленно произнес он — Джордж Таппер наихудший.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Его нельзя выпускать из дому без присмотра. Он общественно опасен.

— Но…

— Это собаки моей тетки! Я их прихватил, когда она меня выгнала.

В коттедже все еще трудолюбиво тявкали пекинки.

— Ей-богу, — прошептал Юкридж — это жестоко.

Думаю, он сказал бы больше. Но в этот момент из коттеджа вдруг раздался голос. Это был женский голос, тихий и непреклонный. Услышав его, сразу можно было представить холодные глаза, орлиный нос и волосы цвета вороненой стали.

— Стэнли!

Больше голос ничего не сказал, но этого было довольно. Юкридж бросил на меня дикий взгляд. Он все понял. Казалось, он пытается втянуться в макинтош, словно улитка, которую застигли за поеданием салата.

— Стэнли!

— Да, тётя Юлия? — дрожащим голосом ответил Юкридж.

— Иди сюда. Я хочу с тобой поговорить.

— Да, тётя Юлия.

Я — бочком, бочком — вышел на дорогу. В Белой Хижине пекинки тявкали уже совершенно истерически. Вскоре я пошел рысью, а затем — хоть и стояла тёплая погода — побежал, и довольно быстро. Я мог бы остаться, если бы захотел, но почему-то я не захотел. Что-то подсказало мне, что в этой тихой семейной сцене я буду лишним.