Лето в Сосняках ис - Анатолий Рыбаков

Миронову было лень спорить, да и спорить было бесполезно. Этому парню нужна лишь справка, что поставленная его заводом мешалка благополучно смонтирована. Получив cправку, он отправится на следующий завод, там тоже получит такую справку и оттуда поедет за такой же справкой на третий завод. Потом вернется к себе, сдаст справки, пристроится за свободным письменным столом, наморщит лоб и будет корявыми пальцами выводить отчет, обдумывая, как бы половчее отчитаться в полученных на командировку суммах… И доказывать ему, что мешалка устарела, — бесполезно, он в этом не виноват, и никто не виноват, заказ внеплановый, спасибо хоть сделали. И жаловаться, что аппараты некомплектны, пришли без электрооборудования и без контрольно-измерительных приборов, тоже бесполезно.

Молодой слесарь Студенков и его помощник Виктор закрепляли коллектор. Упираясь ногой в ступени железной лестницы, Виктор поддерживал коллектор на вытянутых руках, Студенков, полулежа на аппарате, затягивал болты.

— Быстрее затягивай, Ваня, — говорил Виктор, — руки затекли.

— Тренировочка хромает, слабак ты, — отвечал Студенков, вытягиваясь на аппарате длинным костлявым телом и плечом поправляя спадающие очки, — держи крепче, не дергайся, эпилептик. — И он вытягивался еще больше, пытаясь снизу захватить ключом ускользающую гайку.

Миронов поднялся на верхнюю площадку, поддержал коллектор. Коллектор встал на место. Студенков наживил и затянул болт.

Разминаясь, Виктор сделал несколько гимнастических упражнений.

— Вот, смотри. — Миронов положил руки на затылок и завертел туловищем. Это было его любимое упражнение.

— Класс! — с нескрываемым лицемерием объявил Студенков и спрыгнул с аппарата, поддерживая на голове замасленный колпак, сделанный из фетровой шляпы с обрезанными краями.

Виктор сжимал и разжимал кулаки.

— Проверьте насос и продувки, ребята, — сказал Миронов, — завтра будем подключать систему.

— Приступили — начали, — объявил Студенков, снова поднимаясь с Виктором на аппарат.

— Не было такого случая, Владимир Иванович, чтобы насос отказал, — сказал представитель завода в надежде получить справку сегодня, получить и уехать, не дожидаясь подключения системы, которая в случае неудачи может надолго задержать его.

Механик надоел Миронову — настырный человек, ходит целые дни по пятам. И как бы ни прошло подключение установки, толку от него все равно не будет. И все же отпустить нельзя: формальность требует, чтобы представитель поставщика присутствовал при опробовании установки.

— А понюхать аммиачку? — сказал Миронов.

Механик прижал руки к груди.

— Владимир Иванович, мне в Горохово. А сообщение, Владимир Иванович?

— Дадим тебе курортную карту, билет вне очереди.

— Так что с ей будет, Владимир Иванович, запустите великолепно, — сказал механик не слишком уверенным голосом: понимал, что у этого он справки просто так не получит. Если начальник цеха сам ставит коллектор и показывает слесарям физкультуру, то такого на кривой не объедешь. И все же получить надо, он знал, что такое пуск установки.

— Купил вчера в киоске сказки Гримма, как говорится, — сказал механик, — хорошо он писал.

— Так ведь не он, а она, — сказал Миронов.

— Извините, Владимир Иванович, оговорился, — поправился механик, — не оторвешься, хоть и детская литература, как говорится.

— Эта Гримма родом из Сосняков, — объявил с верхней площадки Студенков.

— Скажи пожалуйста, — удивился механик.

— Ты что же, биографии не читал?

— Про автобиографию пропустил, — признался механик, — так как, Владимир Иванович, уж очень в Горохово тороплюсь.

— Это какое Горохово — на Валдае, что ли? — спросил Студенков.

— Вот именно, — подтвердил механик.

— «И колокольчик, дар Валдая…» — пропел Студенков. — А Валдайскую возвышенность видел?

— Была там раньше возвышенность, была, — подтвердил механик, — только в настоящий период нет уж никакой возвышенности — совсем стерта, начисто, как говорится.

— Постарались валдайцы, — сказал Миронов, вставая, — ребята, как кончите — позвоните мне.

Когда он вышел, механик сказал:

— Формалист он у вас.

— Руководитель джаза он у нас, — сообщил Студенков, продувая насос.

— Скажи пожалуйста, — удивился механик, — талант.

— У нас знаменитый джаз, не слыхал? — Студенков быстро проверещал что-то вроде «аджи-джу-джа-бара-бара-бу…» — Ничего? Могу еще джаз сыграть.

— Весело живете, — сказал механик.

Они собрались в директорском кабинете. Директор завода Богатырев был болен, в кабинете давно не открывали окон, не раздвигали штор. Воздух был тяжел, неподвижен. На большой, во всю стену, грифельной доске не были стерты химические формулы. Никто давно не входил сюда, не выходил, молчали телефоны, пуста была приемная.

Лапин с неудовольствием думал о том, что Коршунов подсунул ему начальника отдела кадров Ангелюка. Удручающая тупость этого человека обескураживала Лапина, он терялся, робел перед ним. Что касается инженера Аврорина, тучного человека в короткой спортивной куртке на молнии, и экономиста Черноконя, маленького брюнета в твидовом пиджаке, с мышиным лицом и черными усиками, то это были рядовые сотрудники заводоуправления и люди Коршунова. Все хороши! И Миронов хорош — заставляет себя ждать. Способный человек Миронов, порядочный, но в смысле воспитанности не ушел далеко от этих.

Наконец пришел Миронов. Лапин облегченно вздохнул. Теперь их все же двое. Он приветливо улыбнулся:

— Владимир Иванович, есть кое-какие жалобы на вас.

— С жалобами веселее, — ответил Миронов.

— Вот, — Лапин протянул ему приготовленную Черноконем папку с документами, — познакомьтесь.

Миронов взял папку, уселся поудобнее и начал читать. Иногда он отрывал взгляд от бумаг, задумывался, и тогда казалось, что он немного косит. И его черные вьющиеся волосы напоминали Лапину того рабочего-комсомольца, каким он знал Миронова много лет назад.

В кабинете стояла томительная холодная духота, какая бывает весной в казенном помещении, когда за грязными окнами уже сияет и греет майское солнце.

Аврорин чертил на листе бумаги фигуры бессмысленные, как и выражение его толстого лица с капризно надутыми, пухлыми губами. Черноконь в своем мохнатом твиде сосал трубку, изредка трогая усы, делавшие его похожим на грузина. Черноконь слыл на заводе элегантным мужчиной. Брюнет! Умница! Какой вкус! В смысле вкуса Черноконь был в Сосняках даже некоторого рода законодателем. Ангелюк, сбычившись, просматривал бумаги в папке, Лапин с тоской думал, что Миронов уйдет, а Ангелюк останется.

Миронов перелистал папку, положил ее на стол.

— Ну и что?

— Хотелось бы знать ваше мнение.

— Мое мнение? Эти документы, по-видимому, не первой свежести: все это давным-давно известно, обсуждалось тысячу раз. Сметные нарушения — за каждое я получил по выговору. Что касается людей — да, правильно! На опытных работах нужны знающие, инициативные, смелые люди, их я и подбираю. И впредь буду подбирать.

— Если вам позволят, — проскрипел Ангелюк, не поднимая головы.

— Кого мы видим! — сказал Миронов. — И Ангелюк здесь.

— Товарищи, товарищи! — Лапин предупреждающе поднял руку.

В душе он восхищался Мироновым: молодец! Но найти собственную линию поведения Лапин никак не мог. Дурацкое положение, дурацкая история!

— Есть вопросы к Владимиру Ивановичу? — спросил Лапин.

— Э-э, — зашепелявил Аврорин, одергивая на себе узковатую спортивную курточку. — Владимир Иванович, меня интересует качество хлорина. Помните, была претензия Клинского завода?

Качество хлорина не интересовало никого, в том числе и самого Аврорина.

— Не помню, — ответил Миронов небрежно.

— Есть еще вопросы к Владимиру Ивановичу? — спросил Лапин.

— У меня у самого есть вопрос, — сказал Миронов, — что все это значит?

— Ровно ничего, — засмеялся Лапин, — есть заявления, их надо разобрать. Сами посудите: не можем мы их выбросить в корзину.

Лапин протянул руку к тому месту, где у его стола стояла корзинка для бумаг. Но возле этого стола корзинки не было. Лапин убрал руку.

— И теперь последние, Владимир Иванович, — продолжал Лапин, — вопрос малоприятный для всех нас. Колчин. Надеюсь, у вас с ним были нормальные отношения?

— Как вам сказать… Он отстал, не знал новой аппаратуры. В обычный производственный цех с уже налаженными процессами он еще годился, старые аппараты знал кое-как. Но на опытных установках, на новом оборудовании был не на месте. А ведь старший механик цеха! Молодые слесаря знали больше, чем он. Я предложил ему перейти в технический архив, оклад тот же, до пенсии ему оставался год. Он отказался. Я не настаивал.