Алан. Скажи, что ты моя 2 - Кальби Иман

С появлением в нашей жизни Ниццы ему это почти удалось. Все-таки правильным было решение переехать, как ни крути. Я счастлива, что мы решились на этот шаг год назад, несмотря на увещевания парижских друзей, что жить на Кот д'Азур (франц. – лазурное побережье Франции) – моветон. Французы правда очень скептически относятся к своему южному берегу Средиземноморья, считая, что он давно и безнадежно испорчен заполонившими его русскими нуворишами (франц. – недавно разбогатевшие), богатыми безвкусными арабами, вульгарными проститутками и нечистоплотными торгующими наркотой беженцами из Северной Африки. Местные больше предпочитают всегда прохладный серебристый океан Нормандии на Севере Франции. Наверное, потому что он так похож на их национальный облик – красивый, сдержанный, слегка высокомерный и всегда облаченный в особый небрежный шик…

Мне нравятся французы. Я чувствую себя среди них гармонично и комфортно. Уже как семь лет чувствую. Наверное, во многом потому что сама – вещь в себе. Потому что сама люблю сдержанность и уважение личных границ. Не люблю, когда лезут в душу и пытаются там копаться… Мне нравится этот незримый стильный кокон, который позволяет выстраивать вокруг собственной личности французская ментальность. И в то же время я чувствую, как внутри меня, там, глубоко в душе, все же теплится уголек искренности, открытости, горячности, которые так любят демонстрировать в России. Зато здесь, у южных берегов, где не нужно прятать кожу под стильные, неизменно черные, пиджаки оверсайз или кардиганы из высокосортного мериноса, не нужно красить ало-красным губы на бледном лице, не нужно делать небрежно-идеальную укладку даже для утреннего похода в булочную, а можно просто накинуть на себя белый лен разлетающегося платья и нырнуть в удобные сланцы, когда волосы растрепаны на буйном соленом воздухе, а кожа покрыта легкими веснушками – поцелуями солнца и легко-липкой дымкой влажного воздуха, я чувствую, как эти самые угольки в душе прогреваются, продолжают тлеть и давать мне внутреннюю энергию. Здесь я искренна сама с собой… И что самое важное, мне легко в этой самой искренности, не страшно, как это часто бывает в Париже, стоит только заглянуть внутрь себя, начать рыться в том, что было далеко спрятано в ментальный чулан.

Машина делает очередной вираж – на опасном повороте меня обгоняет резвый кабриолет со знойным итальянцем за рулем, я вижу это по цифрам его еврономера, а еще по несдержанному интересу, которым он одаривает меня, стоит только нашим машинам поравняться. Он улыбается мне, и я невольно отвечаю, но без заигрывания, просто приветливо, просто потому что мне приятно. Мы оба понимаем, что это ни к чему не обязывающий флирт, красивый комплимент незнакомой девушке на улице – то, за что американцы теперь часто пытаются стигматизировать мужчин и даже обвинить в «харассменте» (англ. – домогательства, приставания), а ведь такие невинные знаки внимания порой так нужны женщинам для хорошего настроения.

Но итальянцы такие, они умеют находить радости в мелочах жизни, умеют заставить улыбнуться. И за это я их тоже люблю. С недавних пор полюбила. Моя жизнь теперь тесно связана с поездками на итальянский север. Во многом этим и был мотивирован наш переезд на Лазурку (прим. – жаргонизм, которым многие русские обозначают Лазурный берег Средиземноморья). Все началось с интересного проекта моих бывших сокурсников по Архитектурной школе Парижа, они на совместный бюджет выкупили часть здания старинной фабрики в миланском районе Навильи – центре притяжения креативной молодежи со всего европейского континента, месте, где переплетается бьющая через край ночная энергетика города и его творческая душа. Навильи, выгодно расположенный возле исторического центра и намного более демократичный по ценовой политике, чем другие известные районы, изобилующий интересными объектами, ранее имевшими промышленное назначение, стал в последние годы своего рода центром паломничества архитекторов, дизайнеров, любителей городского урбанизма. Свои офисы здесь стремятся открывать ведущие итальянские бренды, а модные лофты заселяются яркими, неординарными обитателями. Свобода, молодость, толерантность – вот лозунг этих никогда не спящих шумных улиц, огибающих старинные водные каналы. Друзья предложили мне принять участие в создании дизайна отеля. Концепция мне сразу понравилась: каждый этаж как тематическая выставка современного искусства, со своей идеей, со своей фишкой. Мы работали над проектом полтора года. Первые шесть месяцев я могла координировать работу из Парижа, но потом стало сложно. Нужно было хотя бы пару раз в месяц выбираться на объект – и тогда мы с Робертом все-таки приняли решение о переезде. Тем более что это нужно было и ему. Врачи говорили, морской чистый воздух пойдет ему на пользу… Он тоже это понимал, поэтому немного сбавил обороты на работе, дал и себе возможность перевести дух. Наш выбор пал на Ниццу – компромиссный вариант, пять часов на поезде до Парижа для него, четыре часа до Милана для меня.

Я продолжала лавировать на комфортабельной трассе, невольно любуясь красотой живописной дороги. Мой авто-поклонник ушел, наконец, влево, в направлении Рима, а я продолжила путь домой. Именно домой. Там меня ждут. Там тепло…

Дом встречает меня веселым щебетанием птиц в нашем микроскопическом саду на подъезде. Я захожу на порог, скидываю успевшие поднажать лоферы и наслаждаюсь ощущением теплого деревянного пола под босыми ногами. На нем играют солнечные зайчики, и я улыбаюсь им в ответ, потому что знаю, что они мне тоже рады. Слышу писк сушилки в прачечной. Кидаю сумку при входе и направляюсь сразу туда. Открываю барабан, вытаскиваю горячее белье, нежно согревающее мой живот, когда я прижимаю его к своему телу, чтобы не упало, и скидываю его на гладилку. Придет Марион и все погладит. А может, и я сама. Я люблю гладить. Вообще люблю заниматься домашними делами, когда есть время. Часто именно во время подобных хлопот рождаются классные дизайнерские идеи, которые я часто бегу записывать мыльными или обмазанными тестом пальцами.

Иду в спальню. Роберт спит. Перед ним открытый ноутбук. Значит, вставал, работал и снова заснул. Конечно, вставал – кто бы еще засунул белье сушиться… Закрываю крышку Мака и опускаюсь рядом с ним. Целую в щеку. Он приветливо мычит в ответ.

– Иза… – слышу его бархатный голос и улыбаюсь.

Он лежит спиной ко мне, но я точно знаю, что и он улыбается в ответ. А потом вздрагивает, окончательно пробуждаясь. Приподнимается, ворча.

– Ты почему не позвонила, что выехала? Я думал, ты только к вечеру приедешь… – Поворачивается ко мне, заключая в объятия.

Я пожимаю плечами.

– Доделала все дела и решила больше не задерживаться в Венеции без тебя. Соскучилась по дому… Не звонила, потому что хотела выехать на рассвете и знала, что ты толком не поспишь, будешь волноваться за меня… А я не люблю, когда ты волнуешься, Роберт.

Он нежно обнимает меня и целует, а я перебираю его чуть отросшие волосы. Ницца нам обоим дает возможность не думать об идеальности линии стрижки или свежести маникюра. Кстати, у меня его давно нет… И мне так нравится намного больше.

– Сварить кофе? – спрашиваю с улыбкой.

Он улыбается в ответ.

– Спрашиваешь…

Через пятнадцать минут мы сидим на нашей маленькой уютной кухоньке, пьем кофе и едим омлет. Я невольно то и дело удовлетворенно осматриваю пространство вокруг. Мы сняли этот небольшой домик с видом на море на горе, как только переехали в Ниццу. Вернее, это скорее ее пригород, но здесь довольно размытое понятие города, поэтому разделение только условно – скорее, просто у нас менее густая застройка, вот в чем преимущество. Дом был довольно запущенный и явно сдавался по завышенной цене, но стоило мне зайти сюда, я сразу поняла, что хочу здесь обосноваться. Полмесяца работы – легкий косметический ремонт, смена части мебели и аксессуаров – и все здесь заиграло удивительными красками лета. Роберт еще не знал, но я хотела сделать нам обоим подарок, после получения гонорара по завершении проекта выкупить его для нас… Конечно, если бы я хоть раз заикнулась, что хочу его на постоянку, он бы и сам купил его в тот же день, мой муж – щедрейший человек, идущий на поводу у любой моей прихоти, но мне хотелось сделать это самой, на свой первый крупный гонорар – на деньги, которые я получила за первую свою столь важную работу, открывающую мне путь на совершенно другой профессиональный уровень.