Ночь навсегда - Александр Щёголев

Он все помнит, у него только на мужские голоса память плохая. Крутится в голове, но никак не выскочит на волю: кто же так мерзко умеет произносить простейшее слово «алло». Поэтому логичен вопрос: бандиты были те же, что и в прошлый раз? Нет, другие. А кто был тот человек, который подходил к телефону? Она его впервые видела. Ну, как он хоть выглядел? Худой, длинный, рыжий.

«Рыжий…» — эхом откликается Х., со сладким азартным удовлетворением понимая, что вот оно — сверкающее, ликующее, долгожданное. «Рыжий? — сипло переспрашивает он. — И еще усики такие реденькие, правильно?» И усики, соглашается женщина.

Итак, сокурсник. Все точно, личность опознана — Петр по кличке Царь, потому что однофамилец Романова. Х. вместе с ним в техникуме учился, удивительно неприятный человек. Или это только сейчас стало ясно, насколько неприятен всегда был Петр по кличке Царь? Впрочем, какая разница? Осенью прошлого года, в ноябре, состоялась вечеринка, традиционный сбор выпускников, девчонки организовали всех, кого смогли собрать, вот там они в последний раз и виделись. А теперь — его голос в телефоне. Бред. Вечеринка, между прочим, состоялась как раз в квартире у Х., потому что больше никто не согласился принять гостей, а он все-таки один в двухкомнатной квартире проживает. Сын не помеха, взрослый парень, тем более, жратву и питье девчонки на себя взяли. Петр, помнится, приходил, как ни в чем не бывало, держался очень даже естественно, пьяно острил, бутылку «Амаретто» от себя лично выставил… «Давай телефон!» — торопится Х. «Какой телефон?» — еле шевелится в трубке голос женщины. «Который бандиты оставили». «Они ничего не оставили». «Предыдущие бандиты, заяц, предыдущие! Сама же говорила!»

Он записывает телефон — и больше, к счастью, нет тем для разговора. Он старается не думать, не представлять, каким образом непрошеные гости домогались у нее сведений, а для этого лихорадочно роется в записной книжке. Находит телефон Петра и сверяет цифры. Номера разные. И вообще, звонить сокурснику глупо, лучше сразу лично встретиться. Лоб в лоб, чтобы не успел шлемом запастись.

Набирает, срывая ноготь, оставленный продавщице номер.

«Молодец, что позвонил, — говорят ему. — Ялту из-за тебя снизу доверху перерыли. Не психуй, дурачок, все понимают, что ты просто выполнял заказ, ты честный «затыкала» и никто другой, но ты правильно, даже очень правильно сделал, когда решил забрать портфель! И поскольку портфель ты забрал, то, возможно, тебя простят…»

У кого забрал?

«У начальника аэропорта, — говорят ему. — Не придуривайся! Смысл заказа был в том, чтобы косметичка попала к городской администрации. Твои друзья ужасно хотели, чтобы косметичка пошла по инстанциям, но ты, уж и не знаем почему, решил инсценировать ограбление. В общем, молодец. Кстати, портфель нашелся — в мусоропроводе твоего дома. Ты его, оказывается, в мусоропровод бросил, только пустой, выпотрошенный. Верни косметичку, дурачок, и останемся друзьями. Все равно тебе ЭТО не продать никому, слышишь, ни-ко-му…»

Человек в телефонной кабине смеется. Ему так весело, что хочется разбить стекла. Кулаком. Или головой. Нет, кулаком удобнее. По руке течет кровь, снова кровь, красные пятна повсюду… Кому еще звонить? Кто еще остался вне списка собеседников?

Ниточка, которую ему дал знакомый из прокуратуры! Госбезопасность интересуется этим делом. Бред. Телефон сотрудника, ответственного за поимку опасного преступника Х. — вот он, зажат в окровавленном кулаке. Звонить или нет?

Поздно сомневаться, трубку уже сняли. Оказывается, его звонка ждут давно и с искренним нетерпением. Чтобы сформулировать простую и ясную мысль. Лучше сдаться по-хорошему, хотя бы сына пожалеть, а то всякое может случиться, когда их брать будут. По слухам, Х. любит сына — не правда ли? — то есть даже такому зверюге не чуждо человеческое… Голос в трубке — изысканно вежлив, до омерзения. Всепонимающий, сочувствующий голос. На «вы».

«Оперативники из группы захвата с вами церемониться не станут, вы меня понимаете?» «Не понимаю, — ворочает Х. сухим шершавым языком. — За что?»

За что?

Речь о том, доброжелательно объясняют ему, что начальству, ну всяким там большим людям, ужасно не нравится, когда наемные убийцы из числа самоучек-дилетантов не устроены, не приручены, делают, что им вздумается, и так далее…

«Наемный убийца»? Эти слова — про Х.?

«А вы как бы себя назвали? — приветливо интересуются в трубке. — Мы называем вещи своими именами. И откровенно предупреждаем, что никаких гарантий безопасности для ребенка дать не можем. Вы успели сообразить, что, собственно, вам сказали? Или вы специально хотите сунуть его под пули? Думайте, пока есть время».

Он бросает трубку. Он сползает вниз, садится на корточки и долго сидит, приходя в себя. Вот, значит, что. Сказано куда как понятнее. Вот, значит, какие методы используются для поимки опасного преступника Х. Не сдашься сам — накажем. Прицельно накажем, с выверенной точностью. Сволочи…

«Наемный убийца», — вслух повторяет человек, пробуя незнакомые слова на вкус.

И неожиданно становится легко. Он действительно спокоен, ледяным, мертвым чувством. Легче даже, чем, например, на даче, когда он выскочил из залитой кровью прихожей и поймал в свои руки чудом спасшегося сына. Итак, его принимают за другого, теперь это стало очевидным. Осталось несколько жетонов, можно еще раз позвонить, задать простые конкретные вопросы…

«Опять вы? — удивляется шантажист-офицер. — Мы не надеялись, что вы так быстро примете решение».

Нет, дело совсем в другом. Хотелось бы узнать: какие основания считать убийцу по фамилии Х. именно наемным?

Есть основания, есть! — пытаются утешить его. Например, недавнее поступление на счет господина Х. в сберкассе, непонятно из какого источника. Огромные деньги, между прочим, не сравнить с нашими зарплатами. Жаль, конечно, что владелец не успел снять их со счета, так и лежат они, арестованные. Наверное, этот гонорар как раз за начальника аэропорта? Или вот другое доказательство: именной счет на его малолетнего сына в банке «Интер-Амикус». Подарок ребенку к будущему дню совершеннолетия, не правда ли? «Мы все знаем», — напоминают слушателю эту простую истину.

Х. не сдается. Его интересует, по каким датам и в какое время были совершены убийства из знаменитой серии. Он честно хочет знать, чтобы попытаться вспомнить указанные дни. А затем объяснить, чем он на самом деле тогда занимался. Даже бумагу и ручку приготовил для записи, несмотря на отсутствие света.

Впрочем, фонари уже зажглись, человек и не заметил этого. Настоящая ночь, полная ртутных теней.

Собеседник долго молчит, о чем-то размышляя. Вопрос о датах, как видно, показался ему отнюдь не лишенным смысла. Очередной жетон проваливается в монетоприемник. Наконец ответ рождается — ничем уже не сдерживаемый, этакий размашистый, акцентированный, звонкий, — и сразу ясно, что вежливому офицеру вдруг отказывает профессиональная любовь к преступнику.

Да, они обратили внимание на время, когда совершались те преступления, в которых Х. обвиняется. Да, уже выяснили, что Х. предусмотрительно находился на работе, что все убийства происходили именно тогда, когда он выходил на смену. Все до единого, такая закономерность. Беспокойство излишне, потому что следственные органы осведомлены и об этом. Но — вот вам слово офицера! — трюк обязательно будет раскрыт, так называемое «алиби» обязательно будет расколото, это дьявольское, подозрительно однообразное алиби. День и ночь работают специалисты, которые скоро догадаются, как удавалось незамеченным уходить из мастерской и возвращаться, которые докажут все, что полагается, потому что Х., задавая свои ехидные вопросы, не учитывает одно обстоятельство: в руках у представителей закона находится кое-что такое, чего он и представить себе не может…

Не сомневайся, гад.

И еще — пусть Х. напряжет слух, звучит служебная тайна. Город Ялта, где он прячется (да-да, это тоже известно), так вот, Ялта блокирована наглухо, не выбраться, не вырваться. Конец.

Жетоны исчерпаны, разговор оборван. Вселенская, абсолютная пауза.

По тротуару идут два парня, молодые и здоровые, безлико модные. Темные. Замечают сидящего в телефонной кабине человека и вдруг переходят на другую сторону, убыстряя шаг. Человеку неловко: прохожие явно подумали, будто он гадит здесь, за пьяного приняли, — фу, как мерзко получилось, — и тогда он встает, выходит, окликает их: мол, ребята, не продадите ли жетончик? Ребята оглядываются, приостановившись. Пятятся… Убегают!

Молодые и здоровые. Неужели испугались?

Потому что он до сих пор спокоен, это всегда пугает, тем более, по ночам. Он поднимает одинокий обломок кирпича и торопится обратно к сыну. Пробирается к чужой калитке, ожидая встречи с бандитами, думая об этой встрече, даже, вероятно, желая ее. Нет, все тихо.