Наложницы. Тайная жизнь восточного гарема - Казиев Шапи Магомедович

Планировку помещений гарема описывал и Т. Готье:

«Комнаты располагаются анфиладой или выходят в широкий коридор…

Апартаменты каждой из жен имеют единственную дверь, открывающуюся в просторный проход, как двери келий – в галерею монастыря. В обоих концах коридора стоят на страже евнухи или бостанджи».

Гаремы снабжались продуктами, выращенными на особых охраняемых землях, в запретных садах. Рыбу разводили в специальных водоемах. Этим занимались целые подразделения рабов.

Торговые агенты двора привозили со всего света лучшее, что могли отыскать, включая драгоценности, ткани и украшения, изысканную парфюмерию и последние европейские новинки в сфере женских пристрастий.

В комментариях Б. Рифтина к историческому роману «Цветы сливы в золотой вазе, или Цзинь, Пин, Мэй» описывается устройство гарема богатого китайца:

«Усадьба, подобная той, которой владел Симынь Цин в уездном городе Цинхэ, всегда имела одно центральное строение, перегораживающее весь замкнутый стенами прямоугольник как бы поперек. Оно строилось так, чтобы быть обращенным на юг, в сторону благих веяний. В нашем случае это покои старшей жены Симынь Цина – У Юэ-нян. По бокам двора перед этим строением расположены восточный флигель – покои второй жены хозяина, Ли Цзяо-эр, и западный, где живет третья жена – Мын Юй-лоу (восток, где восходит солнце, по старинным китайским представлениям, почетнее, чем запад, где оно заходит).

Китайские наложницы

Так в расположении покоев жен Симынь Цина выражается традиционная иерархия семейных отношений. Жилые отсеки усадьбы разделены сложной системой стен с различными боковыми проходами и своеобразными «проходными залами», которые в таких домах, и у Симынь Цина тоже, обычно выполняли роль своеобразных гостиных. Именно такая «проходная» зала замыкала в усадьбе Симынь Цина с юга дворик, в котором жили первые три жены героя.

Позади покоев старшей из них, Юэ-нян, находился еще один небольшой дворик, в который выходили кухня и покои четвертой жены хозяина Сун Сюэ-э, ведавшей приготовлением всех изысканных блюд, которые подавались в доме Симынь Цина.

Перед «проходной» залой в больших резиденциях (а таковой и была усадьба Симынь Цина) располагался еще один дворик с флигелями, опять-таки с востока и с запада. В восточном флигеле здесь жила дочь его со своим мужем…

У наружной стены, выходящей непосредственно на улицу, находились в доме Симынь Цина две двухэтажные постройки, в которых жили две самые младшие по рангу жены Симынь Цина: пятая госпожа – Пань Цзинь-лянь и шестая – Ли Пин-эр. Они жили в наибольшем удалении от покоев старшей жены хозяина».

Убранства

«Любовь султана к его женам, а их было весьма большое число, была разорительна для страны, – писала Мелек-Ханум. – Они действовали так, что все их прихоти, какого бы рода они ни были, удовлетворялись. Они содействовали друг другу в вымогательстве у него себе самых ценных подарков. Залитые бриллиантами, в сопровождении многочисленных рабынь, почти так же богато одетых, как и госпожи их, жены султана выезжали в каретах, из которых каждая со всеми принадлежностями стоила около 900 000 пиастров». Убранство их покоев постоянно возобновлялось новыми украшениями. В течение двух лет сераль четыре раза возобновлялся сверху до низу».

Ж. Нерваль описал покои египетской принцессы (сестры султана) несколько иначе: «Ситт аль-Мульк (первая дама государства) полулежала на подушках в алькове одной из дальних комнат; убранство этой комнаты ослепляло своим великолепием. Свод, выполненный в виде небольших куполов, напоминал пчелиные соты или грот со сталактитами из-за вычурно-сложного орнамента, где перемежались ярко-красные, зеленые, голубые и золотистые тона. Стены на высоту человеческого роста были выложены изумительными мозаичными плитками из стекла; сердцевидные арки грациозно опирались на пышные капители в форме тюрбанов, а те, в свою очередь, покоились на мраморных колоннах. Вдоль карнизов дверей и окон шли надписи карматским шрифтом, изящные буквы которого перемежались с цветами, листьями и завитками арабесок. В центре комнаты бил фонтан, струи кристально чистой воды поднимались до самого свода и падали в круглый бассейн с серебряным звоном, рассыпаясь на тысячи брызг».

Описания гаремных покоев оставили и иностранные дамы, которым выпала удача посетить эти запретные для большинства палаты. Один из таких рассказов приводит Д. Дорис: «В апартаментах принцесс имеются разного рода салоны для собраний, и я имела возможность достаточно подробно осмотреть их обстановку во время моего посещения. Это было летом: белое полотно полностью закрывало начищенный дубовый паркет. Тут и там стояли софы, накрытые красным и желтым сатином, отороченным золотой бахромой; кресла и диванчики окружали полированный стол, инкрустированный слоновой костью. Восточная мебель соседствовала с тумбой эпохи Людовика XV. Стены были увешаны картинами (в основном пейзажами), обрамленными турецкими надписями, сделанными золотыми буквами по черному бархату. Расписной потолок изображал виды Босфора. Вход был замаскирован роскошной портьерой, на розовом фоне которой выделялась султанская тугра (монограмма Султана)».

Т. Готье посчастливилось увидеть апартаменты первой дамы двора – матери султана: «Покои султанши валиде – высокие комнаты с видом на Босфор, – замечательны своими потолками с фресковыми росписями несравненной свежести и изящества…То это бирюзовые небеса поразительной голубизны, покрытые легкими облаками, то огромные покрывала из кружев восхитительного рисунка, то большая перламутровая раковина, отливающая всеми оттенками спектра, или прекрасные цветы, оплетающие золотую решетку. Иногда мотивом служит шкатулка с драгоценностями, рассыпанными в блистающем беспорядке, иногда ожерелье, с которого, точно капли дождя, падают жемчужины, иногда россыпи бриллиантов, сапфиров и рубинов. Вот плафон, как бы затянутый голубоватым дымом, поднимающимся от золотых курильниц с благовониями, изображенных на карнизах…Рядом златотканый парчовый занавес, собранный подхватом из карбункулов, приоткрывает простор синевы, чуть дальше мерцает сапфирными отсветами лазурный грот. Нескончаемые переплетения арабесок, резные кессоны, золотые розетки, букеты цветов, фантастических и натуральных, голубые лилии Ирана и розы Шираза разнообразят темы, из которых я назвал лишь основные, не желая вдаваться в подробности, – их легко восполнит воображение читателя».

Реконструкция одной из комнат Валиде-Султанво дворце Топкапы в Стамбуле

А вот описание приемных покоев супруги важного вельможи: «Три стены из четырех сплошь занимали окна, щедро наполняя комнату светом и воздухом, – трудно подобрать для нее более точное сравнение, чем оранжерея, ибо повсюду здесь благоухали дорогие цветы. Пол устилал великолепный мягкий ковер из Смирны; потолок украшали арабески и плетеные узоры, цветные и позолоченные; два длинных дивана, затянутых желтым и голубым атласом, тянулись вдоль стен; еще один диван, маленький и низкий, стоял в простенке между окнами, откуда открывалась великолепная панорама Босфора; по ковру были разбросаны голубые шелковые подушки.

В одном углу сверкал большой, изумрудного цвета кувшин богемского стекла с золотыми разводами, стоявший на таком же подносе. В другом помещался сундук тисненой кожи с узорами, насечками и позолотой, очень красивый и напоминавший замысловатой отделкой марокканские сундуки, которые Делакруа не упускает случая изобразить на своих африканских картинах. К несчастью, в эту азиатскую роскошь вклинился европейский комод красного дерева. На его мраморной доске, между двумя вазами с искусственными цветами, высились часы под стеклянным колпаком, точь-в-точь как у какого-нибудь почтенного рантье из Марэ. Подобные диссонансы, столь досадные для художника, встречаются во всех турецких домах, претендующих на хороший вкус. К этой комнате прилегала другая, убранная более просто: она служила столовой и имела выход на лестницу для прислуги.