Цвет боли: шелк - Эва Хансен

— Кевин, вот это может тебе помочь, — почти сразу позвала парня патологоанатом. — Смотри, у него кардиостимулятор, причем поставлен не так давно. По этой коробочке можно узнать имя.

У Кевина зазвонил телефон…

— Ты поговори пока. Я посмотрю еще какие-то зацепки, — кивнула Агнесс, включая диктофон, чтобы наговорить на него свои наблюдения. Обычно следователи этот речитатив о состоянии внутренних органов не любили. Кевин не исключение, вот если бы она сказала, что у убитого два сердца или вообще ни одного, это интересно, а насколько увеличена селезенка или есть ли камни в желчном пузыре… Нет, увольте, это интересно только для патологоанатомов.

Звонил Даг Вангер:

— Кевин, Юханссон приехал на опознание. Ты сейчас где?

— Я у Агнесс, но особая примета, о которой сообщал Юханссон, отсутствует.

— Какая?

— Большой родинки нет, и шрама после ее удаления, если таковое произошло, тоже.

— Наличие родинки может быть доказательством, ее отсутствие сейчас нет. Пусть Юханссон посмотрит.

— Там еще кардиостимулятор.

— Что? — удивился Даг.

— У утопленника стоял кардиостимулятор, это не зубные протезы, которые могли сделать где угодно, Агнесс по стимулятору узнает, кто утонул. Да, Даг, его убили, прежде чем столкнуть в воду.

— Сейчас приду и приведу Юханссона. Жди.

К тому времени когда в резекторской появились Даг и Ларс, Агнесс успела многое.

Прежде всего труп показали Ларсу, у того сомнений не было:

— Это не Торстейн. Торстейн моложе и крепче.

— А этот незнаком?

— Нет, никогда раньше не видел. Торстейн мог выжить?

Даг признался честно:

— Не знаю, Ларс, труп возле моста так и не нашли, а обследовать все побережье слишком проблематично. Разве случайно теперь выплывет.

— Не говорите Линн ни о Торстейне, ни об этом. — Ларс кивнул на труп, над которым все колдовала Агнесс.

— Ларс, ничего нельзя утверждать твердо, но водолазы ничего не нашли на дне. Может, ты бы увез Линн с дочкой подальше?

— Я подумаю. Я больше вам не нужен?

Глядя вслед Юханссону, Вангер покачал головой: кажется, у Ларса есть все: любимые жена и маленькая дочка, здоровье, деньги… но вот все время какие-то сумасшедшие сложности.

Еще до Ларса и до самого вскрытия в Управлении побывал Мартин Юханссон, двоюродный брат Ларса и совладелец замка на острове. Он тоже знал Торстейна и мог опознать или не опознать. Его в порыве энтузиазма вызвал сам Кевин, он помнил, что Даг терпеть не может этого трансвестита, потому что в прошлом году арестовывал и даже отправлял в тюрьму его как убийцу. Но опытнейший адвокат Мартина сумел убедить всех в невиновности и едва ли не жертвенности своего клиента.

Чтобы тот не столкнулся с Вангером, Эк встретил и провел Мартина Юханссона сам, сказал, что у Дага совещание с высшим руководством. А потом постарался поскорее выставить.

От Кевина не укрылось, насколько был напряжен Мартин, а еще, что он испугался, увидев утопленника, побледнел, глаза забегали… Ну и слизняк! Рядом с таким почувствовать себя героем даже легче, чем с Петером, но Кевину хотелось одного — выставить Мартина поскорее. Сказал, что не Торстейн, и ладно.

— Агнесс, Дагу не говори, что я его приводил. Он Мартина терпеть не может.

— Я знаю. Зря ты это сделал, к чему торопиться?

Отчим был дома, услышав, как Петра возится с замком, открыл дверь сам. В последние недели после гибели Аники они практически не разговаривали, словно боясь задеть какую-то опасную тему. Не задеть сложно, потому что в тесный клубок сплелось многое. Тот самый Адлер, который порол Петру плетью и распинал в своей квартире, был любовником Аники, хотя с ней БДСМ никогда не занимался. Или занимался, но они просто не подозревали? У Адлера довольно долго жила Жаклин, правда, всегда густо замазанная какой-то зеленой дрянью, чтобы выравнивалась после ожогов кожа лица. Она вообще старалась от всех прятаться, крайне редко покидая свое убежище в квартире Адлера. Адлер погиб, защищая Жаклин от Торстейна, практически заслонил ее собой.

Хотелось ли Флинту поговорить об этом, ведь Петра оказалась свидетельницей этого кошмара, но вмешаться не могла — висела распятой и с кляпом во рту? Петре казалось, что не очень хотелось, она не заводила разговор об этом, Флинт тоже.

Но на сей раз девушка была слишком подавлена, это бросалось в глаза. Андреас все же не был черствым человеком, едва закрыв дверь, вдруг шагнул к Петре, прижал к себе и гладил ее по голове, успокаивая, как маленькую девочку, пока та не выплакалась. Бывают минуты, когда выплакаться полезнее, чем даже выговориться.

Потом они все же поговорили, чего не делали никогда в жизни. Много лет Андреас Флинт поддерживал падчерицу во всем, чем бы та ни занималась, не замечал ершистости Петры, ее многочисленных ошибок, старался, как мог, сделать ее жизнь терпимой, держась при этом отстраненно и лишь финансируя ее запросы. А вот просто беседовал впервые.

— Ты провожала друзей в Америку?

— Да, Бритт и Магнус улетели.

— Но почему такие горькие слезы, они же не надолго? Или ты просто понимаешь, что у них теперь семья и ты в стороне?

— Я никому не нужна вообще. Бритт подруга, но у нее есть Магнус. Ларс даже родственник, но я ему и вовсе не нужна. Аники больше нет, а у тебя свои дела…

Андреас мог бы возразить, раньше было не лучше, с Бритт очень тесно Петра не дружила никогда, Аника всегда больше времени проводила в Европе, чем дома в Стокгольме, у него были свои дела. А Юханссон и вовсе не подозревал о существовании Петры.

Втайне Флинт немного гордился, что Петра и сейчас не встречается с настоящим отцом, даже зная, кто он. А вот у него на плече выплакалась. Значит, Свен Петре не дороже?

И вдруг Андреаса пронзила неожиданная мысль. Он на мгновение замер, удивившись, почему не подумал об этом раньше.

— Петра, а ты не хочешь предъявить свои права на наследство Жаклин? Я нашел в документах Аники твои бумаги, тебя действительно родила Жаклин Юханссон.

Петра даже подскочила:

— Нет!

— Ладно, ладно, — успокоил ее Андреас, — не хочешь, даже вспоминать об этом не будем. Я рад, девочка, что ты носишь мою фамилию, просто ты могла бы стать совладелицей замка и еще много чего. Конечно, друзей это не прибавит, но не замечать совладелицу тот же Юханссон не сможет.

Почему сказал это, Флинт не знал и сам. Произнес интуитивно и мгновенный интерес Петры при словах о Юханссоне заметил. Казалось бы, какая разница Флинту, замечает ли его падчерицу женатый Ларс Юханссон, Андреас не стал продолжать этот разговор, но мысли Петры уже получили новое направление.

Они еще поговорили на самые разные темы, распили бутылку хорошего вина и отправились по своим спальням.

Несмотря на выпитое, спать Петре не хотелось: не давали странные мысли. Ларс родственник и совладелец… Как ни старалась не думать об этом, не получалось. Петра не бывала ни в замке, ни вообще на острове, только из рассказов Бритт знала, что там большой, очень большой каменный дом Юханссонов, который из-за размеров и массивной кладки все зовут замком. Он отремонтирован внутри заново, оборудован всеми удобствами городской квартиры, а потому удобен.

Конечно, вовсе не размеры дома или его начинка волновали Петру. Она старалась не думать о том, что может стать совладелицей этого дома вместе с Ларсом. Сам Юханссон теперь редко бывал на острове, Линн и того меньше. После того как дважды едва не погибла сначала в подвале дома Торстейнов, а потом, когда их с Бритт пытались спалить вместе с домом и Ларс чудом спас, Линн практически не жила там.

Вопрос совладения замком вместе с Ларсом взволновал Петру сильнее, чем ожидал Флинт, подбрасывая такую идею. К утру она твердо решила заявить о своих правах на наследство Жаклин. Все равно самой Жаклин уже нет в живых, она не пьет ничью кровь, почему бы не воспользоваться такой возможностью вмиг стать миллионершей и родственницей Юханссонов не только на словах, но и на деле?

Петра сама себе не признавалась, что вовсе не жажда денег и даже не имя Юханссонов движет ею, а зависть к Линн и желание зачем-то отбить у нее Ларса. Ларс красив и богат, но суть не в том, а в том, что он влюблен в серую курицу, сколько бы ни твердили, что Линн тоже хороша собой и талантлива. Петра попросту завидовала Линн, особенно из-за Ларса, но ни за что не призналась бы в этом.

Женская зависть страшна и разрушительна. Часто она не поддается разумным увещеваниям или обузданию и способна подвигнуть на нелепые и злые поступки, вредящие самой завистнице не меньше объекта зависти.

Линн не подозревала о том, что ей завидуют. Нет, она догадывалась, что такое может быть, ведь Ларс по-прежнему самый красивый мужчина в мире и в его стальных глазах тонула не она одна, стоило Юханссону обнять жену, как та становилась объектом если не ненависти, то осуждения большей части присутствующих женщин, но Линн уже привыкла.