Трудный переход - Мулдаш Уналбаевич Ерназаров

class="p1">Старый палуан прищурился: он прекрасно понимал, что баи, сидевшие перед ним, зря никогда не угрожают. Но ответ его прозвучал спокойно и твердо:

— Тебя и Барлыбая я знаю давно. Вы привыкли, чтобы люди склоняли головы и ползали перед вами на коленях. Я не из их числа. Пока жив, отсюда никуда не перекочую. Это мое последнее слово!

— Я уже сказал вам, уважаемый Боке, — неприкрытая ирония звучала в голосе Алдажара, — угодно ли вам будет прислушаться, или нет, но земли эти займут другие. Так велит нам чувство родства и гостеприимства.

Алдажар и Барлыбай поднялись с места. За баями потащилась и сопровождавшая их свита. Распрощались вежливо, оказывая знаки почтения Бокану, но в каждом слове и поклоне сквозила угроза.

Прошел день. Для старого Бокана это был день ожидания. Своим сыновьям он ничего не сказал. Где-то в глубине души еще таилась надежда, что баи не посмеют нарушить степные законы, что все это лишь пустые угрозы, и они хотят запугать его словами.

Ранним утром следующего дня старый Бокан был разбужен шумом и голосами, доносившимися снаружи.

Накинув чапан, старик осторожно, не желая будить сыновей, вышел из юрты. Многое повидал он на своем веку, но представшее его взору сейчас поразило: недалеко от становища, около небольшого островка, заросшего тальником, два рослых молодца развьючивали верблюдов, нагруженных домашним скарбом.

Взяв в руки посох, старый палуан медленно приблизился к пришельцам.

— Сынки, — голос его был тих и скорбен, — эти пастбища моего рода. Закон степи не позволяет занять это место.

Один из джигитов, повернувшись к нему, нагло ответил:

— Старик, разговор с вами был, и вы бы еще успели перекочевать на другое место. Там, вверху, земли намного больше.

Аксакал сделал к нему шаг и хрипло сказал:

— Я, кажется, предупредил этих шакалов, что моя семья не уйдет отсюда.

Не обращая внимания на старика, джигиты продолжали свое дело. Спокойствие оставило старого палуана и, размахивая палкой, он бросился к верблюдам. Несколькими ловкими ударами он разогнал их в стороны, затем пинками стал разбрасывать развьюченные вещи.

Джигиты кинулись на старика. Они пытались свалить Бокана, но былая сила еще не покинула его. Умелым ударом он оглушил одного и, повалив подножкой наземь другого, исступленно стал колотить его палкой. А потом схватил ком земли и в ярости запихал его парню в рот. Джигиту удалось, наконец, вывернуться и он, отплевываясь, бросился наутек. За ним, прихрамывая, кинулся и второй. Убегая, парни испуганно оглядывались.

Пронзительные вопли разбудили сыновей аксакала. Выскочив из юрты, они недоуменно смотрели то на отца, то на убегающих. Бокан, поведав детям о происшедшем, сказал:

— Щенки получили свое. Там, у озерка, куда они побежали, расположилось прибывшее кочевье. Я чувствую, что этих молодцев послали запугать нас или затеять ссору. Сынки, будьте готовы ко всему. От этого воронья можно ожидать всего.

— Канатхан, седлай пегую! Внучек, хоть и мал, сумеет предупредить сородичей. — Старый палуан подозвал к себе десятилетнего Бактыбая и, ласково погладив по остриженной головке, коротко объяснил ему, как лучше добраться до ближайшего джайляу своих сородичей-алимцев. Осторожно подсадил его в седло.

— Доброй дороги тебе, внучек, — напутствовал он ребенка.

Бактыбай, гордый доверием старших, лихо прорысил мимо юрты. Бабушка, глядя ему вслед, утирала накатившиеся слезы.

А к месту, где Бокан расправился с джигитами Алдажара, от юрт, раскинувшихся на берегу озерка, уже стекался народ. Бокан с сыновьями встал перед своей юртой.

По бытовавшему в степи обычаю, противники уселись друг против друга. Старуха Бокана, прижимая к себе дрожавшую от страха девочку, тревожно наблюдала за происходящим из зарослей тальника. После недолгого молчания старейшины табынцев предложили старому палуану:

— Покинь джайляу по-хорошему, иначе нам придется перебить вас. Ты стар, жизнь твоя прожита, но подумай о сыновьях, пожалей их и свою семью.

Бокан с достоинством ответил:

— Если в моем роду останется хотя бы девочка, вам этого джайляу не видать.

Старику Бокану не подобало участвовать в драках, он, стараясь усовестить аксакалов табынского рода, продолжал:

— Нарушив наш обычай, вы втравили в драку со мной своих молодых джигитов. Они годятся мне в правнуки, но не постеснялись поднять на меня руку. Вы осознаете, какой это грех? Чего можно ожидать от таких людей, как вы. Но со мной мои сыновья. В единоборстве они не уступят вашим джигитам.

В таких степных раздорах нападать скопом на малочисленный, отдаленный от своих сородичей аул считалось позором: это приводило к долгой кровопролитной вражде между родами. Поэтому табынцы, посовещавшись, выставили против сыновей Бокана двух дюжих джигитов.

Началась беспощадная драка. Старый палуан видел, как бесстрашно кинулись на противников его сыновья, умело отбивают удары кулаков и дубинок, теснят табынских джигитов. Не с сожалением отмечал, что у Оралхана и Канатхана нет его былой силы.

Устав, в синяках и кровоподтеках, изодранные и обессиленные, соперники разошлись. Подошедшие к Бокану сыновья тяжело дышали, их руки дрожали, словно после непосильной работы. «Ловкие джигиты. Слава аллаху, они целы!» — с гордостью подумал старик. Старуха мать, причитая и украдкой смахивая набегавшие слезы, утирала окровавленные лица своих сыновей, прикладывала примочки к синякам и ссадинам, расстелила нехитрый дастархан, чтобы они могли подкрепиться.

Между Боканом и старейшинами табынского рода вновь возобновилась словесная перепалка.

Чтобы ускорить развязку, табынцы решили выставить новую пару джигитов, заменить же сыновей Бокана было некому. После короткого отдыха бойцы с еще большим ожесточением кинулись друг на друга. Оралхан и Канатхан отбивались, валились наземь от беспощадных ударов дубинок, но вставали и снова шли на новую пару так же отчаянно, как дрались с первой.

Смеркалось. Противники разошлись по своим становищам. Поддерживаемые Боканом и матерью, сыновья еле дошли до юрты и устало улеглись возле нее на подстеленные одеяла. Всю ночь не спали старики, ухаживая за сыновьями, меняя примочки и прикладывая лекарственные настои из степных трав к их ранам и ссадинам.

Аксакалы табынцев никак не думали, что сыновья старого палуана смогут выдержать такую схватку, и надеялись, что они прекратят сопротивление. Но на следующий день они убедились, что Оралхан и Канатхан унаследовали от отца его стойкость и мужество. И скорее примут смерть, чем отступят. Кровавое побоище из-за пастбища, устроенное баями Алдажаром и Барлыбаем, продолжалось. Обычай не позволял табынским джигитам вмешаться в драку, ведущуюся на равных, они поддерживали своих бойцов криками, а их аксакалы, надеявшиеся на быструю развязку, огорченно посматривали друг на друга.

Время клонилось к полудню. Противники разошлись сделать небольшую передышку. Сыновья Бокана, тяжело шагая, подошли к аксакалу и медленно опустились на землю. Старуха мать, еще более постаревшая и сгорбившаяся от переживаний и