Последняя принцесса - Гэлакси Крейз

Он отвлекся от блокнота и беспокойно смотрел своими голубыми глазами то на Мэри, то на меня.

— Думаешь, папа нам обрадуется?

— Ну конечно! — сердито отрезала Мэри. — Что это вообще за вопрос?

Братишка пожал плечами:

— Ну, он же так и не приехал. С самого июня.

Мэри нежно отвела волосы с его лба.

— Этим летом у него было столько работы! Приходилось почти каждый день встречаться с премьер-министром, — объяснила она.

— А он хоть раз сказал — зачем? — спросила я.

Мэри покачала головой, но, казалось, она что-то недоговаривает.

— Наверняка чтобы обсудить ход восстановительных работ.

Пряди густых светлых волос Мэри выбились из пучка и упали на плечи. На ней была блузка кремового цвета. Мама всегда говорила, что у нашей сестры щеки как розы, но я не могла не заметить, как она побледнела в последнее время.

Повисла тишина. Мы ели бутерброды, которые приготовила Клара, и пили колодезную воду из кувшина. Колодец, как и горючее, охраняли днем и ночью. Чистая вода теперь гораздо ценнее, чем раньше, потому что ее очень трудно найти.

Я повернулась к окну. Мы проезжали окрестности заброшенного приморского города Кэллингтона. Здания лежали в руинах, будто груды игрушечных кубиков. В воде плавал всякий мусор, словно дохлые мухи. Поверх ободранного плаката кто-то вывел черной краской: «Новая стража встает».

Эта жуткая фраза заставила меня вздрогнуть, хотя я толком не понимала, что она означает.

— Мэри, что это?

Пока сестра оборачивалась, поезд миновал это странное место.

Под перестук колес Джейми заснул, устроившись между нами. Я накрыла его одеялом до подбородка.

— Он кажется таким беззащитным, когда спит.

Мэри кивнула и дотронулась до щеки брата.

— Ведь боль проходит только сейчас.

Я задержала дыхание, на мгновение заподозрив, что она догадывается о сегодняшнем происшествии. Очень хотелось все ей рассказать, но у Мэри и так хватало забот.

— Что-то тоже спать хочется.

Мэри развернула шерстяной плед и укрылась.

Выключив лампу, я опустила голову на подушку.

— Элиза, — прошептала сестра.

Я вздрогнула, уверенная, что она спросит меня о том, что случилось днем.

— Тебе не кажется, что красное платье слишком темное для моего цвета лица?

Уставившись в сумрак под потолком, я старалась не рассмеяться. Зачем мы даем бал, когда по стране бродят банды преступников? Даже розы больше не цветут. Но было понятно, что Бал роз — это последняя ниточка, связывающая нас с традициями, и за нее изо всех сил держится Парламент. Как нитка в иголке Мэри, отчаянно пытающейся заштопать прорехи на платье.

— Сестра, ты же знаешь, что будешь красивой даже в мешке из-под картошки!

Я уже хотела закрыть глаза, когда в небе вспыхнул сноп оранжевых искр. Я села, пытаясь понять, куда он попадет. Окно поезда обдало жаром, потом все исчезло, и небо снова стало черным. Огненный шар коснулся земли и погас.

Но я все вглядывалась в темные поля. Ждала, вдруг будет еще одна вспышка. Солнечные шары — куски солнца — падали на землю с самого Армагеддона. Никто толком не знал почему, но огненный дождь считался смертельно опасным.

Даже после семнадцати дней разрушений люди не утратили надежду. Запасные генераторы все еще давали электричество, которым отец распорядился снабжать больницы, пожарные станции и полицейские участки. Гул механизмов странным образом успокаивал — это был звук возрождения. Водные коммуникации уничтожены, солнце скрылось за пепельной завесой, но, пока работали генераторы, я надеялась на лучшее.

Только вот Англия оказалась изолирована от мира.

Отец послал «Королеву Марию», стальной корабль весом восемь тысяч тонн, чтобы узнать, что происходит в остальном мире. Земля замерла, словно измученный истерическим припадком ребенок, но океаны все еще бушевали. Судно отошло от берега всего на несколько миль — и океан поглотил его. Чтобы снарядить другой корабль, не хватало горючего, да и на радиосигналы никто не отвечал. Возможно, уцелели только мы…

Я прижала ладонь к стеклу, все еще теплому после вспышки. В вагоне вдруг стало невыносимо холодно. Закутавшись в пальто и сунув руки в карманы, я нащупала острый угол конверта. Забытое письмо Полли! Улыбаясь, я развернула его и начала читать.

Дорогая Элиза!

Мне так жаль, что приходится сообщать тебе это! Ты моя лучшая подруга, и, если с тобой что-то случится, я этого не переживу.

Помнишь моего дядю, который работал на металлическом заводе, пока еще было электричество? Вчера ночью он с женой и ребенком постучал к нам в дверь. Они сказали, что чудом спаслись во время рейда в округе ЛС12 в Манчестере. Его организовала группировка под названием «Новая стража». У нее есть оружие и боеприпасы, и эти люди стреляли во всех, кто оказывал сопротивление. Нашей родне удалось бежать по тоннелям метро в другой район. Им повезло.

Дядя сказал, что Новая стража уже захватила многие районы Лондона. Главный у них Корнелиус Холлистер. Он хочет уничтожить вашу семью и стать королем.

Пожалуйста, будь осторожна, Элиза. Твоя жизнь в опасности.

Письмо задрожало у меня в руках, когда я посмотрела на крепко спящих в тусклом свете угольной лампы брата и сестру.

И вдруг меня осенило: за все лето — никаких известий о внешнем мире. Обычно курьеры приносили нам новости из Лондона, когда доставляли письма от отца, но в этом году почту получала Клара. Я вспомнила, как зашла на кухню и увидела, что она прижимает ухо к радиоприемнику. Заметив меня, она сразу отключила его и сказала, что слышала только помехи.

Я снова легла, вглядываясь в ночь. Знал ли отец о плане Холлистера? Что он хотел скрыть от нас? Может быть, именно поэтому он остался в столице на все лето?

Сквозь туман забрезжил свет, и показался Лондон: изящные шпили Вестминстерского аббатства, поблескивающий клинок Стальной башни; сверхнадежная тюрьма возвышалась над всеми строениями; Око Лондона, колесо обозрения, застыло неподвижно, как и стрелки Биг-Бена. Когда семь лет назад на Лондон обрушились несчастья Семнадцати дней, часы остановились на четверти двенадцатого. С тех пор механизм не чинили. Мне это не казалось чем-то ненормальным, словно часы всегда были такими. Но как только поезд пересек черту города, я начала догадываться, что многого еще просто не понимаю.

5

Мы шли за гвардейцами по вокзалу Паддингтон в предрассветную темноту, отворачиваясь от дождевых струй, пробивавшихся сквозь трещины в потолке. Мимо заколоченных фанерой окошек кассы, мимо рабочих, разгружающих вагоны с углем и древесиной, мимо седой женщины в опустевшем дворике ресторана, которая продавала чай из алюминиевого котелка. Пыль осыпалась с потолка и, словно снег, оседала на наших головах.

Мы вышли наружу. Утренний воздух уже был вязким от серого пепла. Улицы казались странно опустевшими. Без искусственного освещения любую работу начинали, только когда полностью рассветало. Наш черный «Астон Мартин» был единственной машиной на улице, а вот лошадей хватало, и почти все тащили фургоны и грубо сколоченные телеги. Те немногие лондонцы, которые могли позволить себе купить пару лошадей, с помощью цепей впрягали их в ветхие кузова грузовиков. Животные выглядели ужасно: худые, с огромными грустными глазами. Я подумала о Джаспере — сытый, он скакал на воле по полям Шотландии — и почувствовала укол совести.

— Канализация разливается, — пожаловалась Мэри, садясь в машину.

Я смогла только кивнуть.

Мы поехали во дворец. Я сжимала в кармане письмо Полли. Залитые водой улицы — самая маленькая из наших проблем.

Когда машина въехала в ворота Букингемского дворца, нам отсалютовали гвардейцы — все еще в традиционных черных шапках и красных мундирах с блестящими медными пуговицами. Сам дворец в общем-то не изменился, только фасад из кирпича и песчаника потемнел от копоти, да большую часть окон забили досками ради сохранения тепла. Мы жили в небольших апартаментах, изолированных от других помещений дворца опять же из экономии. В баках осталось так мало горючего, что топили только в самые сильные холода.

В большом зале Восточного крыла стоял отец. Он ждал нас. По бокам от него — два гвардейца с саблями. Как ни взволновала меня встреча, при виде охраны я остановилась. Раньше ее здесь не было.

— Мэри, Элиза, Джейми! — пророкотал отец, протягивая к нам руки.

Я подбежала к нему, зарылась лицом в мягкий свитер, вдыхая знакомый островатый запах. Я хотела бы замереть в его объятиях на целую вечность, но вместо этого отстранилась и нащупала в кармане письмо.

— Папа, — сказала я тихо, — мне надо поговорить с тобой. Наедине.

— Наедине?

— Да, — прошептала я ему в ухо. — Полли говорит…