Осенние жилища леших - Константин Ситников

Вот оно что! Не шитьем, так катаньем они хотят заставить меня свернуть к своим лешачьим селениям! Так нет же, назло им он пойдет своей дорогой и не свернет с намеченного пути! Но солнце уже зашло нижним краем за верхушки деревьев, а конца этой игре не было видно. Алеша менял направления, сворачивал то в одну, то в другую сторону, переходил с быстрого шага на бег - но все напрасно: солнце неизменно оказывалось у него на пути, и, куда бы он ни шел, он все дальше продвигался на запад. Споткнувшись о высунувшийся из земли корень, он упал на колени и в изнеможении ткнулся разгоряченным лицом в прохладную траву.

С кем, с кем он вздумал тягаться? С лесными жителями, наделенными волшебным даром! Он легко победил бы их в книжной премудрости у себя в монастыре, но здесь, в лесу? Каждый деревенский житель с детства знает, что надо делать, когда тебя водит леший. Есть множество проверенных способов сбить его самого с толку: поменять обувку с правой ноги на левую, вывернуть одежду наизнанку - да мало ли что еще. Однако Алеша, выросший в монастыре, не знал этого; он осенял себя крестным знамением, громко читал молитвы - старик леший только усмехался и продолжал свое преследование. Христова молитва хороша для изгнания бесов, но языческое волшебство особое - и подход к нему нужен особый.

Обернувшись к лешему, Алеша выкрикнул, чуть не плача:

- Что ты хочешь от меня? Чего ты ко мне привязался?

Тот проговорил скороговоркой:

- Пойдем со мной! Пойдем со мной!

Но Алеша только упрямо помотал головой. Он-то знал, что это такое связаться с лешими! Слишком хорошо было известно, какие бесчинства они творят с заплутавшими в лесу путниками. Одному бедняге они выкололи глаза и бросили на произвол судьбы в лесных болотах... А тот несчастный, что совсем недалеко отошел от человеческого жилья, чтобы справить нужду под кустиком? Лешие хитростью заманили его в глубь леса, а потом схватили и, привязав лыком к верхушкам двух молоденьких гибких сосенок, пригнутых к земле, позволили им распрямиться...

В отчаянии Алеша принялся швырять в лешего чем ни попадя: сухими сучьями, еловыми шишками, пучками травы, как будто отгонял бродячую собаку или волка. И леший сдался, уступил ему - оттолкнулся левой ногой от земли, закрутился волчком на одном месте и пропал. Вытерев рукавом слезы, Алеша поднялся на ноги и побрел дальше. Странная травяная волна, какая бывает на лугах в ветреный день, покатилась перед ним, привораживая взгляд, заставляя следовать за собой... Сначала она показалась Алеше забавной, но постепенно завладела всем его вниманием, он впал в какое-то душевное оцепенение и шел за ней как привязанный. Он опять сбился с пути, но даже не заметил этого. Вскоре впереди показался прогал... Алеша радостно вскрикнул и выбежал на лесную поляну...

Он и не подозревал, что леший опять обманул его, хитростью заманил в свое селение. Селенье это было почти неприметно для стороннего глаза. Сами лешие все лето проводят на открытом воздухе, лишь изредка забираясь в широкие древесные дупла. С началом осенних дождей они уходят в свои осенние жилища, под землю, где и прячутся, пережидая зиму, до следующей весны. Говорят, будто осенью лешие сходят с ума, становятся особенно буйными и необузданными. Они бегают по лесу, срывая с деревьев пожухлую листву, надрывно хохочут и громким свистом вторят завываниям ветра. В это время им лучше не попадаться!

Сейчас все мужчины ушли на войну с лешаками, в селенье остался только старик Скрипун с двумя своими сыновьями, тупыми дуболомами, которые целыми днями пропадали невесть где, бестолково перегоняя с места на место озлобленные волчьи стаи. Скрипуну приходилось одному присматривать за лисунками. Лисунки вместе со своими детьми ютились в тесных, плохо устроенных землянках, в которые они забивались на ночь; днем же они с утра до вечера бродили по лесу в поисках ягод, грибов, съедобных кореньев. Не брезгали они и древесной корой и даже звериным пометом. Хотя лисунки и были попервоначалу обыкновенными деревенскими бабами, жизнь с лешими изменяла их неузнаваемо. Плоть их тяжелела, становилась жирной, водянистой, свисала толстыми складками по всему телу. Все выпуклые части, прельщающие нас в женщинах, несоразмерно увеличивались: груди становились необъятными, соски набухали и растрескивались; задницы делались дряблыми и сдобными, как булки; они всегда были на сносях, хотя разрождались обыкновенно мертвыми сморщенными комочками, мало похожими на человеческих детей. Постепенно они забывали людские обычаи, становились похотливыми, неопрятными и неряшливыми. Они напрочь не признавали одежд - и разгуливали по лесу голышом.

В лесу новости разлетаются чрезвычайно быстро: принесет ли их на длинном хвосте сорока-трещотка, передадут ли с шумом листвы деревья... В селенье леших узнали о том, что Скрипун ведет молодого мужчину, еще задолго до того, как Алеша подошел к поляне.

Все женское население высыпало навстречу долгожданному гостю. Завидев приближающихся лисунок, Алеша остолбенел. Он никогда не видел обнаженного женского тела так близко. А тут все бабы были совершенно голые, как в бане. Здесь были совсем еще юные девочки с едва наметившимися цыпками вместо грудей; и ядреные девки с крепкими ягодицами и торчливыми грудями; и бабы с тяжелыми, белыми, как сырое тесто, титьками; и даже седокосмые старухи, высохшие груди которых висели, как тряпки, и были до того длинны, что их приходилось перекидывать за плечи или даже завязывать узлом.

Ноги у Алеши ослабли, он хотел поворотиться, бежать, но лисунки окружили его, задергали, загалдели наперебой. Пуще всех старалась сочная тридцатилетняя баба по кличке Чувиха, которая принялась тормошить Алешу, разглядывать его, как какую-нибудь диковинку, поднимать и опускать ему руки и бесстыдно щупать промеж ног. Проделав все это, она повалилась на землю и захохотала, да так, что весь лес содрогнулся. Она каталась на спине, звонко хлопала себя по ляжкам и хохотала, хохотала до слез, до колик в животе, тыча пальцем в Алешу. Остальные лисунки с недоумением расступились, глядя на этот внезапный и необъяснимый приступ смеха.

Среди лисунок из-под земли возник старик Скрипун и поглядел на Чувиху с опаской. Он явно ее побаивался. Завидев своего сожителя, Чувиха, все еще продолжая вздрагивать и всхлипывать, вопросила его:

- Ты кого привел, козел ты старый?

- Как кого? - осторожно, словно ступал по трясине, ответил Скрипун. Кого просили: мужичонку.

- Мужичонку?! Да какой же это мужичонка?! Это же мальчишечка совсем. Он и девок-то, небось, не щупывал. Да у него и висюлька-то еще не больше пузырька, как у младенчика... Да нешто ты сам не видишь, дубина ты стоеросовая, балда осиновая, что он не знает, с какой стороны и к бабе-то подступиться?