Войди еще раз в те же воды - Сергей Трусов

Макеев бормочет:

- Арбалетчик... сзади...

Потом вздрагивает и удивленно смотрит на меня. Я на него. Озираемся по сторонам и видим знакомые стены и бумажные горы на столах. В голову приходит идиотская мысль - надо спешить, иначе не удастся покинуть город. Хотя как из него выбраться, забыл, ведь ворота наверняка заперты, а на стенах стражники.

Пытаюсь вернуться обратно. Куда - не знаю, но пытаюсь изо всех сил. Не выходит. Закрываю глаза и представляю узкую улочку и высокие стены. Рука начинает легонько ныть.

...Лаккад обламывает наконечник стрелы и дергает за оперение. На перевязку нет времени, и он туго стягивает мою руку ремнем. Удивляюсь, что Одноглазый не отстал. С ним спокойнее, он счастливый. Говорят, заговоренный и слово знает, но я в чертовщину не верю. Может, потому и принял клятву у камня.

Догоняем наших. Они уже у гондолы. Джоффо, а там и меня впихивают следом. Лаккад влезает третьим и обрубает канат. Поднимаемся в воздух, и я замечаю, как ребята рассеиваются в толпе. Зловеще пылает костер, мечутся стражники, но мы уже над крышами домов. Шар быстро набирает высоту.

Я захожусь в истерическом хохоте, показывая на крепкие стены и запертые ворота города. Отсюда они кажутся игрушечными. Мы здорово провели Святую Инквизицию с помощью воздушной повозки герцога Канбийского.

Герцог не очень-то доверял святым отцам и охрану шара поручил своему слуге - выходцу из здешних мест. Слуга и подобрал крепких парней с помощью брата, живущего в городе. Зная пылкую, но отходчивую натуру герцога, мы прихватили слугу с собой. Потом, когда он вернет хозяину шар и расскажет невероятную историю о смертельной схватке с тремя бандитами в воздухе, герцог его простит.

Я и Джоффо, улыбаясь, разглядываем братьев. Они очень похожи, только у одного из них на лбу черная повязка...

Дверь с шумом распахивается, и влетает Игорь.

- Привет, Витя! Что это вы расселись, на обед не идете? Ух, какой шрам! Откуда?

Я смотрю на Игоря и не понимаю, о чем он говорит. Перевожу взгляд на свою руку. Рукав закатан, и под ним белеет полоска со следами швов. Брови Макеева изумленно ползут вверх. Он снимает очки, трет глаза. Потом оглядывает комнату и хмурит лоб. Хочет что-то сказать, но издает лишь невнятный булькающий звук и, водрузив очки обратно, вопросительно смотрит на меня.

- Шрам? - Я пытаюсь припомнить. - Ах, да... Это в деревне. На вилы напоролся.

- Понятно, - отвечает Игорь и, схватив что-то у себя на столе, выметается из комнаты.

Наступает тишина.

Виктор поднимается со стула и бредет к двери. У порога нерешительно останавливается.

- Очень больно... было?

- Да вроде нет, - отвечаю. - Не помню уже.

Витя вздыхает, переминается с ноги на ногу и, пожав плечами, уходит.

Я остаюсь один. Шрам я заработал еще студентом на уборке сена. Как и всякое событие, эта травма наверняка оставила в подсознании какой-то след. Собственный разум нам так же мало понятен, как и время. Возможно, есть связь, благодаря которой и возник резонанс. А может, оттого, что Витя помог. Вдвоем оказалось легче, тем более что мы оба участники одних событий. Одного эпизода из прошлого.

Только откуда в средневековье воздушные шары, ведь братья Монгольфье родились гораздо позже? А впрочем... время тоже относительно. Прошлое - это не только то, что было, а еще и то, что могло быть, но не произошло. Если зачерпнуть воды в реке, как узнать - из истока она или из притока, каких множество на пути основного русла?

Я подхожу к окну. С высоты седьмого этажа хорошо просматривается залитый солнцем город. В голубом небе ни облачка, и мне кажется, что это добрый знак. Людей, которых я оставил, ждет удача.