Курорт - Антон Секисов

– Звездное небо над головой и нравственный закон внутри нас, – отреагировал Митя, продолжая опорожнять кишечник.

– Меня зовут Виктор, – прошелестел парень, похожий на ангела. – Руки позже пожмем.

Будь Митя человеком чуть более религиозным, то совершенно точно уверился бы, что Виктор и есть его ангел-хранитель. Он предложил Мите место в машине, рядом с девушкой модельной внешности (та не была в восторге). С ней Митя за всю поездку так и не обмолвился даже парой реплик. А Виктор, 24-летний владелец сетки аккаунтов вебкам-моделей на онлифансе, стал работодателем Мити.

* * *

В отеле «Гранд форчун» проживали одни россияне, преимущественно мужчины от тридцати до сорока лет. В первое время жильцы, наводнившие «Гранд форчун» в сентябре-октябре 22-го года, навещали друг друга почти ежедневно, в разгар рабочего дня. Приносили чипсы, конфеты и «Фанту», включали на ноутбуке ностальгическое кино из школьных времен – «Очень страшное кино», «Американский пирог». Набив рот конфетами с кислой шипучей начинкой, они в голос смеялись над сценой с подростком, пытающимся трахнуть пирог на глазах у отца. Жители отеля «Гранд форчун» ощущали себя прогульщиками: родители на работе и вот ты позвал друзей. Невинное преступление, за которым, возможно, последует столь же невинное наказание: вечером позвонит классная или завуч, родители лишат телевизора на неделю.

Впрочем, едва ли кому-нибудь из жильцов «Гранд форчуна» удалось достичь той чистой радости из школьных времен: к ней примешивались тоска, осознание полной бессмысленности происходящего и к тому же вреда для здоровья. Чипсы «Лэйс» вызывают рак. И «Фанта» его вызывает. Рак вызывают мысли о том, как они все здесь очутились. С каждым днем эти «прогулы» казались участникам все натужней, глупей. Прошло две недели или чуть больше, и все само собой прекратилось. Жильцы предпочитали просто сидеть в одиночестве и таращиться в монитор в середине рабочего дня, даже если у них не было никакой работы.

Среди постояльцев «Гранд форчуна» были и старожилы: качок Дима и его жена Настя. Покинув Россию еще в ковидные времена, они жили в Грузии уже третий год. Уехать Диму и Настю заставили коронавирусные ограничения, главным образом обязательная вакцинация. По их мнению, обязательные прививки – это фашизм, а получаемый в результате кьюар-код – печать Зверя. Дима и Настя называли маски «намордниками» и отказывались их надевать. Каждый поход в магазин оборачивался скандалом. А в либертарианской Грузии они могли дышать полной грудью.

Дима, невысокий и крепкий, степенный, с сияющей окладистой бородой и всклокоченными бровями, напоминал сельского священника. А у Насти был тонкий голос, как у Люси из сериала «Твин Пикс», и остекленевшие глаза. Они производили впечатление адекватной, веселой и легкой в общении пары: сложно было поверить, что они так круто переменили жизнь из-за прививок.

Митя одно время пытался понять их мотивы.

– Это чипирование, – отчеканила Настя.

– Может, все проще? Во главе европейских стран и крупных компаний в основном старики: они не хотят умирать от ковида и ужесточают ограничения. Это пенсионерское лобби.

– Какой ты наивный, – холодно заметила Настя.

Дима не участвовал в спорах, только поглаживал бороду с мягкой улыбкой. А внутри Настиных остекленевших глаз как будто разгорался пожар. Было ясно, что уже где-то рядом разговоры про инопланетных захватчиков с планеты Нибиру, острова педофилов и биороботов во главе государств. Истории о чудовищных ритуалах в подвалах Хоральной синагоги Москвы. Конечно, Митя и сам интересовался конспирологическими теориями. Например, ему очень нравилась теория про тайный орден вампиров. Якобы эти бессмертные существа, проводящие время в гробах, постепенно готовят общество к своему явлению. Их основной инструмент – массовая культура. С ее помощью они создают образ физически привлекательного, остроумного и, в сущности, добродушного вампира (от «Сумерек» до «Реальных упырей»). Но вряд ли Мите пришло бы в голову принимать жизненные решения исходя из этой теории.

Митя не хотел заговаривать с Димой и Настей и на тему спецоперации. Однажды он все-таки допустил эту ошибку. Тут же возникло какое-то помутнение, и через десять секунд Митя обнаружил себя вжавшимся в кресло, а Настя страшно нависала над ним, крича прямо в лицо: «Да ты хоть понимаешь, что это война цивилизаций? Война Ватикана против Гугла? Финальная битва Звезды и Креста? Ты ведь не слышал, наверное, что Олаф Шольц носит под костюмом женское кружевное белье?» Дима опять только подкручивал ус и расслабленно улыбался, хотя было ясно, что именно он – источник такого рода идей.

Митя рассчитывал, что в эмиграции (или релокации) его жизнь будет состоять из безысходных и бесконечных разговоров о судьбе России, ее чудовищном прошлом и безрадостном будущем. Нудные беседы в стиле «мы провалились как нация» и о «пассивно-агрессивной традиции русской патерналистской любви». Но ничего подобного не было: только какие-то обмолвки, полунамеки. Вероятно, тут дело было как раз в Диме и Насте. Зато с этой парой было очень приятно выпить вина: Дима был огромным энтузиастом местного белого – ркацители, манави.

Недавно у Димы и Насти сломалась печь. Уже почти месяц они пытались зазвать к себе местного мастера Акаки. Дима звонил ему почти каждый день, но каждый день у Акаки случались непредвиденные события: то он попал в аварию, то к нему приехал племянник, то приключилась мигрень. Или мистическим образом улетучился тот или иной инструмент. Его оправдания были изобретательны: каждый раз что-то новое, вне ассоциативных связей с предыдущей причиной. В конце концов Дима с Настей сдались и теперь обогревались газовой плитой. Лежали под одеялами в свитерах, а открытая настежь духовка наполняла воздух отравой. За окном шел почти непрерывный дождь и ветер шатал ставни. Они выключали плиту, когда голова начинала болеть. Время от времени Митя задумывался: а не стоит ли поменяться с ними квартирами. Все-таки семейная пара, они вправе рассчитывать на больший комфорт. Наверняка он так бы и поступил, но что-то мешало. Митя сам до конца не понимал, дело в их агрессивной манере излагать бредни или в его собственном малодушии.

* * *

Следующим утром Митя решил пройтись по самому берегу, поближе к волнам. Вообще-то он не большой фанат моря, что удивительно: в детстве Митя каждое лето проводил в Крыму. Но так и не научился как следует плавать, только барахтался возле берега. Черное море казалось чересчур мутным, волны – слишком высокими. Он не заходил в воду уже много лет, но сейчас захотелось оказаться возле нее, быть может, даже помочить ноги.

Море было спокойным. Но стоило Мите приблизиться к кромке воды и встать вполоборота, как его сперва обдало пеной, а потом сбило огромной волной, взявшейся из ниоткуда. Митя тяжело рухнул на гальку, но не пострадал. Ему удалось сравнительно быстро подняться. Море снова было совершенно спокойным. Поверхность почти ровная, мерный, умиротворяющий плеск. «Никогда не поворачивайся к морю спиной», – подумал Митя.

Он вспомнил про Ладо-Шурика, у которого свои отношения со строгим, капризным божеством воды Посейдоном. Митя пристально посмотрел на волны, как будто рассчитывая увидеть сквозь толщу воды лицо белобородого старика в полипах и ракушках.

Потом Митя снял обувь, закатал брюки и босиком прошел через галечный пляж на набережную. Неизвестная русская девушка с зелеными волосами и псом сиба-ину одарила Митю насмешливым взглядом. Кроме насмешки во взгляде читалось и предостережение: «Никогда не поворачивайся к морю спиной». Митя не удержался и посмотрел ей вслед: у девушки были длинные тонкие ноги. Митя вспомнил, что вчера выслал Оле остроумнейший мем, она его просмотрела, но ничего не ответила. Такой уж она человек.

* * *

На обратном пути Митя увидел гриб со шляпкой ярко-фиолетового, инопланетного цвета. Хотя Митя промок и замерз, но все-таки задержался возле гриба, рассмотрел его с разных сторон и, сев на корточки, сделал несколько фотографий. Одну из них сразу отправил Олегу Степановичу. А тот сразу ответил:

– Это же паутинник! Ты где, дорогая Лиза?

На это Митя уже не стал отвечать. Он торопился в хинкальную. Митю время от времени резко охватывал голод, да такой страшный, что казалось, если немедленно не подкрепиться, то он просто грохнется