Убийство на Острове-тюрьме - Ши Чэнь

ни отвергала эту информацию, в глубине души я понимаю, что это правда. Да, с моей психикой не все в порядке: а как еще объяснить, что я ничего не помню? Но если мозг не поврежден, почему воспоминаний не осталось? Единственное, что я знаю о себе, – это то, что я женщина; ничего другого мне не известно. Мои руки и ноги по-прежнему привязаны к кровати. Я слышу собственные всхлипы.

Возможно, из жалости доктор Чжуан убирает блокнот и ручку в карман, а потом отвязывает меня.

Оперевшись на руки, я поднимаюсь с кровати и, сгорбившись, присаживаюсь на ее край. Я горько плачу, слезы катятся у меня по щекам. Я никак не могу перестать рыдать. Доктор Чжуан не останавливает меня, а спокойно стоит в сторонке. Мои подавленные всхлипы перерастают в вой, и через него я высвобождаю гнев и горечь, которые пожирают меня изнутри.

– Вы помните, как вы выглядите? – тихо спрашивает доктор Чжуан.

– Не… не помню…

Я прикусываю кулак зубами, пытаясь перестать рыдать.

Какая я? Красавица или уродина, сейчас для меня это не имеет никакого значения.

Доктор Чжуан вытаскивает из прикроватной тумбочки овальное зеркальце и протягивает мне. Я беру зеркало, но голос внутри меня кричит: «Не смотри! Не смотри!» Я не знаю, чего боюсь.

Я крепко сжимаю края зеркала обеими руками и поднимаю его перед собой, прежде чем заглянуть в него.

Однако лицо, которое отражается в нем, мне совсем не знакомо.

В глубине души я разражаюсь криком. Из зеркала на меня смотрит девушка, которой около двадцати лет. У нее овальное лицо, белая кожа и тонкие черты лица. Губы ее плотно сжаты, а на щеках виднеются ямочки. У меня-отражения растрепанные каштановые волосы, которые ниспадают на плечи. И наполненные страхом глаза. Это мои глаза? Не сказать, что огромные, но из-за того, что они раскосые, глаза кажутся больше. Это я? Почему все кажется таким чужим? Хоть я была морально готова к неожиданностям, незнакомый облик в зеркале повергает меня в шок.

Меня трясет, я не могу выразить эмоции словами.

В этот момент стоящий рядом доктор Чжуан задает мне вопрос:

– Вспомнили что-нибудь? Например, имя или что-то из прошлого?

Когда я увидела свое лицо, я испытала сильное изумление, однако вспомнить ничего так и не могу.

Я поднимаю голову и, глядя на доктора Чжуана, спрашиваю его:

– Вы сказали, что вкололи мне транквилизатор, потому что я бросалась на других пациентов, и что транквилизатор привел к провалам в памяти. А вспоминала ли я раньше о своем прошлом? Какое у меня психическое заболевание? Шизофрения? Депрессия? Расстройство множественной личности?

Произнося эти слова, я чувствую нечто странное: будто на подсознательном уровне у меня есть знания о психических болезнях.

Но, похоже, доктор Чжуан не хочет давать мне ясного объяснения. Он говорит:

– У меня собрание после обеда, а вам пора возвращаться в палату, чтобы отдохнуть. Судя по изменениям вашего состояния, мне предстоит вновь проработать план вашего лечения. Как бы то ни было, операция вам нужна. Не переживайте, она безопасна. К тому времени ваша болезнь может уйти в ремиссию, а может быть, вы и полностью излечитесь.

Не понимаю, о чем он говорит, но чувствую, как начинаю напрягаться.

– А мое имя? Как меня зовут? Вы должны сказать мне, кто я!

– Номер А-два-ноль-четыре-семь – вот ваше имя, – спокойно ответил доктор Чжуан.

– Но…

– О прочих вещах вы узнаете позже.

Он смотрит на наручные часы. Мне кажется, что он делает это притворно.

– Время вышло. Я позову медсестру, чтобы она проводила вас до палаты.

2

После ухода доктора Чжуана я продолжаю сидеть на койке с рассеянным видом.

Ни единого воспоминания, в голове пусто. Это как будто в темной пустой коробке искать то, что нельзя ни увидеть, ни потрогать. Я закрываю глаза и изо всех сил стараюсь вспомнить, чем я занималась до того, как попала сюда. Какой университет окончила? Какая у меня была специальность? Замужем ли я? Есть ли у меня любовник? А родители? Кто они? Ничего не приходит на ум. Я поднимаюсь и медленно обхожу комнату, пока не останавливаюсь у окна, затянутого проволокой, и вглядываюсь в даль. Я вижу, как по небу медленно плывут облака чернильного цвета. Они настолько тяжелые, что, кажется, будто сейчас обрушатся на землю. Все напоминает грубый эскиз картины, которая потом будет внушать трепет своим величием. Небо мрачнеет, мрак гложет все сильнее. Порыв ветра прорывается сквозь решетки, мое лицо покрывается каплями воды, а на губах остается соленый привкус.

Как же я докатилась до такого? «Контроль», «психическое заболевание», «лечение»… откуда в моей жизни появились подобные слова? Я снова сажусь на кровать и пристально разглядываю себя в зеркале. У девушки, которая смотрит на меня в отражении, нет проблеска безумия в глазах. Я провожу рукой ото лба до подбородка. Если бы только я могла ощутить хоть капельку узнавания. Но все тщетно. Я совершенно не узнаю этого красивого лица. Кожа, которой я касаюсь кончиками пальцев, кажется, принадлежит другому человеку.

Краем глаза я замечаю шрам на тыльной стороне руки.

Я закатываю рукава, и перед моими глазами предстает жуткое зрелище. Руки вдоль и поперек исполосованы шрамами разной глубины и размеров. Некоторые из них успели покрыться струпьями, а некоторые еще кровоточат. Я скидываю пижаму и внимательно разглядываю туловище. С головы до ног на мне нет живого места, всюду раскиданы уродливые следы ран. От одного взгляда на свою безобразную кожу я столбенею. Неожиданно меня охватывает странное чувство. Я уверена, что меня здесь мучают и что это вовсе не простая психбольница. Разглядываю шрамы и поражаюсь сама себе. По правде говоря, мне страшно, но я не впадаю в панику, а, наоборот, сохраняю хладнокровие.

За дверью слышатся шаги. Я быстро откладываю зеркало и ложусь на железную кровать.

Дверь с лязгом открывается, и кто-то заходит внутрь. Я рефлекторно поворачиваюсь на звук и вижу крупную женщину, которой на вид около пятидесяти лет. Она одета в белый халат медсестры. Ростом она где-то сто семьдесят пять сантиметров. Я замечаю, что ее кожа усеяна коричневыми пятнами, лицо оплывшее, щеки свисают вниз. Вокруг ее глаз расползлась сетка морщин. Видно, что женщина накрашена. Возможно, ее корявый макияж добавляет ей лишних десять лет возраста.

– Алиса, пора вернуться в палату.

Голос у нее такой, будто железякой скребут по бетонному полу. Мне от него не по себе.

– Простите, как вы меня только что назвали?

– Я тебя предупреждаю: не надо передо мной дурочку разыгрывать! Я на это