Я знаю точно: не было войны - Влад Тарханов

— Сейчас повернем, потом по проселку выедем… минут двадцать — двадцать пять займет.

Молодой политрук волнуется.

Шутка ли — инспектор из самого Генштаба! Из Москвы!

Еще при первой встрече, гость из столицы отметил: не кадровый, форма новенькая. Аккуратист. Чисто выбрит. Лицо приятное. Заметный акцент. Интересно, армянский или грузинский? Тогда же состоялся и первый разговор:

— Вы откуда родом, политрук?

— Из Коканда, товарищ дивинженер.

— Вот как… — инспектор как бы взвешивая, стоит ли продолжать расспросы, времени у него было в избытке, потому продолжил беседу: — У вас интересный акцент. Решил, что вы родом из горных отрогов Кавказа.

— Я армянин, товарищ дивинженер. Наша семья переселилась в Коканд задолго до революции.

— Ну вот, наша страна в миниатюре: коренной русский, армянин, да еще татарин — интернационал. И все едут делать общее дело…

От недавнего воспоминания военного инженера отвлекла выбоина на гребне холма, куда успела взобраться машина.

Отсюда открывался вид на город Могилев-Подольский — город в яме, как часто называли его местные жители. И действительно, окруженный со всех сторон высокими холмами, которые местное население гордо именовало «горами», городок теснился в узкой долине Днестра. Река, прорезавшая долину на две почти равные части, делила и мир на две страны: с одной стороны — СССР. С другой — Румыния. На Дмитрия Михайловича опять нахлынули воспоминания, теперь уже давние. Этот городок был его старым знакомым.

С ним у него было многое связано. Война. Да, его сюда привела война. Будучи в звании подполковника служил под началом самого Брусилова, участвовал в знаменитом Брусиловском прорыве. Когда штаб 8-й армии оказался в Могилеве-на-Днестре, там оказался и подполковник Дмитрий Михайлович Карбышев, еще не зная, что тут его ждет точка перелома, разделившая его судьбу на «до» и «после».

Тут он начал свою деятельность не как офицер, а как гражданин. Поддержал революцию. Бездарность, с которой царский генералитет проигрывал войну, преступное поведение масонской клики Керенского вызывали в его душе протест. Он был близок с солдатами, понимал их надежды и чаяния. И знал — так войну вести нельзя. Отдельные успехи, достигаемые такими военными гениями, как тот же Брусилов, сводились на нет общим бездарным руководством армией.

Не хватало не только снарядов и орудий, во многих частях не хватало винтовок, и солдаты шли в атаку с кольями. Про какие успехи можно было мечтать, имея противником хорошо организованную и дисциплинированную армию? После поражений австрийских союзников Германия укрепила фронт своими дивизиями и сразу же воевать стало намного труднее. Восьмая армии была вся пронизана антивоенной большевистской агитацией. Неудача под Станиславом еще больше усилила неверие широких масс во Временное правительство и укрепила веру в большевистскую пропаганду мира.

Мира хотели все. Октябрьскую революцию он принял сразу же и однозначно, так же, как и большинство его солдат. Как-то сразу же вспомнил то самое собрание в саперной роте Сибирской дивизии, происходившее в старом нетопленом бараке. И дым махорки, поднимавшийся клубами к темному сырому потолку, почти черные небритые лица солдат, всклокоченные бороды, глаза, горевшие надеждой. Его выбрали председателем собрания. И он говорил. И его слушали. И приняли резолюцию в поддержку Октября и большевиков. Тогда же начались серьезные неприятности. Такие части как саперная рота, генералом Щербачевым были объявлены бунтовщиками. На подавление восстания были двинуты каратели. А тут еще Петлюра, требовавший переподчинения армейских частей украинскому правительству в ультимативной форме. Революционный совет, который в то время взял руководство армии на себя, поручил Карбышеву создать вокруг Могилева-на-Днестре укрепления, и организовать оборону мостов через Днестр. Тогда, для отражения наступления контрреволюционного генерала Щербачева и немцев, стали формироваться отряды красной гвардии, в один из которых Карбышев тут же вступил. После переговоров с украинским правительством, вместе с инженерным управлением армии он был отправлен в Воронеж.

Удивительным было то, что его наброски по созданию оборонительных сооружений в районе Могилева-на-Днестре пригодились в двадцать девятом, когда стали разрабатывать проекты оборонительных линий на Западных рубежах. Вот и сейчас он ехал инспектировать укрепления, строительство которых под городком подходило к концу.

Время было тревожное, Германии рвалась к гегемонии в Европе. Правительство Гитлера быстрыми темпами укрепляло немецкую армию, а англичане и французы подталкивали агрессивного фюрера на восток, против Советского Союза. И необходимость иметь хорошо продуманную систему оборонительных сооружений на западной границе СССР было жизненно важно.

Как автор системы укрепрайонов Дмитрий Михайлович Карбышев был самым надежным инспектором. Он всегда определял состояние строительства самым объективным образом. Преподавательская деятельность на кафедре академии Генштаба частенько прерывалась инспекционными поездками на оборонительные линии, быстрыми темпами создающимися по периметру европейских границ страны Советов.

И вот, он снова в Могилеве-на-Днестре. Волна ностальгии так же внезапно схлынула, как и до этого захватила его, а через несколько секунд открылась картина на оборонительные сооружения, которые он хотел осмотреть. Действительно, строительство было на заключительной стадии.

Группа местных жителей занималась высаживанием деревьев в маскировочных целях. Сложность была в том, что высаживался далеко не молодняк — деревья должны были быть разновозрастными, так, чтобы создавалось впечатление старого леса, скрывавшего следы инженерных работ.

Время от времени для подобных работ привлекались местные жители, чаще всего комсомольцы и молодые активисты партийной организации. Вот и сейчас группа молодых ребят, занятых делом, обратила внимание на подъехавший автомобиль, но продолжала работать, как будто ничего не происходит. Карбышев вышел из автомобиля. Высокого роста, сухопарый, с объемистым портфелем, набитым бумагами, строгим удлиненным лицом и зализанной прической со строгим пробором посередине, полностью открывавшей высокий лоб, он казался человеком ушедшей эпохи. Молодой политрук вышел за ним следом. Не говоря ни слова, инспектор направился по узкой тропинке вниз. Политрук последовал за ним, как собачка на привязи, ему поручили быть рядом с инспектором, и теперь он выполнял задание со всей возможной ответственностью. Скорее всего, высокий гость хотел посмотреть, насколько хорошо замаскированы укрепления, если смотреть снизу-вверх. Через какое-то время оба военных поднялись по той же тропинке на вершину холма. Инспектор собирался пройти внутрь ДОТа, рядом молодежь ожидала, когда подъедет машина с посадочным материалом.

В этой группе выделялась девушка, невысокая, спортивная, подтянутая, загорелая, она была душой небольшого коллектива, все тянулись к ней, прислушивались. Было ясно, что ее мнение и настроение многое для них значит. Проследив за взглядом Карбышева молодой политрук, Аркадий Арамович Григорянц, уроженец далекого Коканда внезапно остановился и вслед за инспектором не пошел. Он узнал эту девушку, это была молодая учительница, Ребекка, та самая, которая выступала в их части вместе с другими учителями-синеблузниками. Тогда он мельком познакомился с нею, но почему-то сейчас это