Пари с морским дьяволом - Михалкова Елена Ивановна

Гибкая, подвижная, она и сама напоминала змейку: маленькую, экзотическую и очень опасную. Серебристые брови. Белоснежные волосы. Синие, широко расставленные глаза с необычайно яркой черной точкой зрачка. Когда Маша видела таких красивых людей, ей казалось, что перед ней существа с другой планеты. Прилетели в рамках культурного обмена: заимствуют у нас традиции и ритуалы, а нам на память оставляют комплекс неполноценности.

Маша на секунду ощутила себя большой и неуклюжей лошадью. Рыжей.

– Володя, теперь вот так! – задорно крикнула Яна.

Хоп – и одним прыжком взлетела на борт, забалансировала на цыпочках.

– За ванты держись! – потребовал ее муж.

– Даже не подумаю!

Боцман обернулся. В несколько быстрых шагов преодолел разделяющее их расстояние и успел как раз вовремя, чтобы подставить руку спрыгнувшей девушке.

– Что я вам говорил три часа назад? – поинтересовался он.

– Яков Семеныч, больше не буду! – клятвенно пообещала Яна и прижала руку к сердцу. В уголках губ дрогнула усмешка.

«Будет, – подумала Маша. – Из принципа, чтобы сделать по-своему».

Похоже, боцман тоже это понял. Он погладил щетинистый подбородок и позвал:

– Подойдите-ка сюда, хлопцы.

Дождавшись, когда пассажиры соберутся вокруг, похлопал рукой по верхней доске борта. Маша уже выучила, что она называется планшир.

– Вот с этого самого места, – неторопливо начал он, – несколько месяцев назад свалился человек. Вроде бы и ничего страшного, угу? – он обвел всех внимательным взглядом. – Вода же внизу.

Все молчали.

– Вода! – наставительно повторил боцман. – У воды бывает два состояния…

– Три, – грубо перебил его Владимир. – В школе учились, нет? Три агрегатных состояния воды: жидкое, твердое, газообразное.

Маша усилием воли подавила в себе острую неприязнь. Ей определенно не нравился этот человек. И рубашка-гавайка его, разрисованная оскалившимися акулами, не нравилась. И модная стрижка с выбритыми висками. И бульдожье лицо с крепкой нижней челюстью. И даже его манера двигаться враскачку с первой минуты пребывания на корабле, как будто он уже сотню раз ходил в шторм по палубе, а не поднялся только что вместе со всеми.

Она вообще недолюбливала людей, убежденных, что они хозяева жизни.

Яков Семенович кротко глянул на Владимира голубыми глазами и снова перевел взгляд за борт, где солнце плело в волнах золотые сети.

– Два состояния, – повторил он, будто не слышал. – Либо она вас спасает, либо убивает. Для нас «Мечта» – быстроходный парусник, а для моря – воз.

– Что? – переспросил Владимир.

– Воз. Потому что в море что с воза упало, то пропало.

Повисло молчание. Волна с разбегу ударила о борт, плеснула громко, будто хлопнула в ладоши, и все вздрогнули.

Маша живо представила, как их деревянная телега неторопливо движется по синему тракту, а за ней следуют, облизываясь, морские гады, высовывая костистые головы из бурунов.

– И что же, помер этот дядечка? – нервно усмехнулась Яна. – Который свалился?

Боцман перевел взгляд на нее.

– А кто вам сказал, что это был дядечка?

Яна на миг опешила, а когда открыла рот, чтобы возразить, ее уже перебили.

– Значит, если человек упадет за борт, он погибнет?

Женщина в цветастом шарфе вся подалась к Якову Семеновичу. Даже черные очки сняла, будто боялась упустить что-нибудь важное. Маша вспомнила, что у нее редкое имя: Кира. Ее муж, которого она приняла за музыканта, оказался режиссером с необычной фамилией Бур. Аркадий Бур.

– …погибнет? – настойчиво повторила Кира, не замечая обращенных к ней недоуменных взглядов.

– От обстоятельств зависит. Если ясный день и море спокойное, то гибнуть ему не с чего.

– А если плавать не умеет? – не отступала женщина. Она волновалась и пыталась это волнение скрыть, но получалось плохо. Пальцы безостановочно теребили край шарфа, словно отрабатывали гамму.

Маше стало неловко. Как будто перед ней начали раздеваться без приглашения. Она отвела взгляд.

– Вытащим! – великодушно пообещал боцман. – Вот если ночью или в шторм, тогда дело другое. Вахтенный не услышал, сам человек испугался – и выйдет нехорошо.

Даже это «выйдет нехорошо», за которым стояла вполне однозначная картина, у него звучало на удивление философски и успокаивающе. Мол, помрет бедолага, ясное дело. Ничего радостного. Но и ужасного, однако ж, тоже нет, все мы смертны.

Кира кивнула и отступила, словно что-то уяснив для себя.

– Вы не умеете плавать? – сочувственно спросил юноша с раскосыми глазами.

– А? – женщина подняла на него рассеянный взгляд. – Умею, и неплохо. А что?

Прозвенел гонг, и матрос Антоша сообщил, что обед готов.

После борща кок, ко всеобщему восторгу, выставил на поднос тарелки с дымящейся вермишелью.

– Макароны по-флотски!

– Ура!

– Разбираем, товарищи!..

– С детства не ел, – признался режиссер, наматывая на вилку клубок макаронин. – У нас в семье это блюдо считалось плебейским, только бабушка меня изредка радовала, когда приезжала погостить. Нет ничего хуже снобизма в еде.

– Последние два слова лишние, – вполголоса заметила Кира.

– Отчего же? А, понял! – Аркадий улыбнулся. – Не помню, кто сказал: интеллектуальный сноб это тот, кто не замечает красивую девушку, сидящую рядом с ним в самолете, из презрения к книге, которую она читает.

– И это вполне оправдано!

Аркадий повернулся к Яне, непринужденно вмешавшейся в их разговор, и поправил очки.

– Чем же?

– Ее глупостью, – пожала та плечами. – Допустим, она читает пошлейший любовный романчик. Какие-нибудь «Сто тридцать оттенков серо-буро-малинового». Что интеллектуальному снобу делать рядом с такой женщиной?

– Отчего же вы отказываете нашей красивой девушке в уме и любопытстве? – искренне удивился режиссер. – Вы придумали за нее целую историю: мол, она читает книгу, потому что ей по душе всякая муть. Но она может читать ее по совершенно другим причинам. Например, чтобы разобраться в феномене успеха. Или понять, отчего эта книга понравилась ее подруге. Вариантов много. Вы же предпочли самый невыигрышный. И в этом тоже, простите, заключается некоторый снобизм.

Яна не обиделась.

– А я и есть первостатейный сноб!

Она скорчила высокомерную физиономию и брезгливо оглядела тарелки, поджав губы.

Сначала засмеялась Маша, а за ней и все остальные.

– Актриса, блин! – проворчал Владимир, однако общий смех как дань артистизму жены ему явно польстил. – На, пей компот.

И заботливо придвинул стакан, в котором на дне плавала разварившаяся рыжая курага.

«Порой роль доброго дядюшки начинает меня тяготить.

Вы только поймите правильно: роль-то необходимая!

Людям на корабле должно быть хорошо. Но плавание, скажу я вам начистоту, штука не слишком комфортная. Мы ж не океанский лайнер с бассейном, официантами и променадом. А вся романтика закончится, как только вас вывернет наизнанку после завтрака.

Вот и выходит: люди плыли за мечтой, а получили качку, паршивое самочувствие и кучу обязанностей в придачу. А если вы думаете, что ставить паруса – это просто, добро пожаловать к нам на борт.

Одно время Капитан хотел табличку заказать: «Избавляем от иллюзий. Недорого». Еле отговорили.

Люди устают, нервничают, боятся. Узнают о себе… разное. Скажем, кто-то думал, что море – это его мечта. А походил под парусом и понял, что его мечта – это пляж в пятизвездочном отеле. Там море домашнее, людьми облагороженное. А у нас – дикое, и черта с два его приручишь. Разница такая же, как между кошкой и тигром.

Все думают, что любят тигров. Только любить их в телевизоре и встретиться в джунглях нос к носу – разные вещи.

Вот тут-то и нужен я. Вовсе не затем, чтобы научить и объяснить. Это ерунда, это и Антоха сумеет! А вот слово правильное вовремя сказать, подбодрить, похвалить – это труднее. Хвалить-то с умом надо, с пониманием. Антоха славный парнишка, но такого понимания у него нету.