Выбор. Путь обретения себя (СИ) - Екатерина Гераскина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Каша в горло не лезла, но я понимала, что мне нужны силы. Руки подрагивали, но я старалась пресечь подобное на корню. Быстро допив горький бодрящий напиток, явно разбавленный водой, я покинула трактир. Все самое ценное я всегда носила с собой. Да и не было у меня ничего особенного.
Пешком я добралась до того места, где была сначала счастлива, а потом пережила самое глубокое душевное потрясение. Не знаю, что я хотела увидеть на месте бывшего пепелища, но планировала начать поиски с этого места.
Только за тот год, что я не могла оставить гильдию и службу, на месте развалин уже был отстроен новый особняк, еще более помпезный и внушительный. Если раньше тут никто практически не жил, за исключением прислуги, то теперь я заметила троих воинов в зеленых мундирах, которые прогуливались по территории особняка. Я затаилась в тени деревьев, находясь как можно дальше от главного входа, и навесила на себя щит невидимости. Он слишком быстро расходовал мой резерв, но из-за его объема я могла потратиться. Затем я перешла на магическое зрение. И на мое удивление никакого охранного щита, как раньше, тут не было. Для меня это был хороший шанс проникнуть на территорию особняка незамеченной.
Больше не теряя времени, я перелезла через забор и приземлилась на полусогнутые ноги, сразу метнувшись в сторону сада, в котором когда-то просиживала часами. Казалось, тут ничего кардинально не изменилось, лишь кусты и деревья разрослись еще больше. Охрана скрылась из виду, а я стала оглядываться, потому что уловила едва слышное восклицание какой-то женщины.
Почти бегом я поспешила в глубь сада, но так и замерла, а потом упала на колени.
Глава 2
Показалось, что мир замер в этот самый момент. Он перестал дышать, так же как и я. Птицы прекратили петь в саду, ветер не трогал листву. Мир ждал, когда я сделаю первый судорожный вздох. И я сделала его ровно в тот миг, как увидела первый шаг своего сына. Он развернулся и добежал до небольшой горки. Чуть не упал, но тут же, поймав равновесие, ловко взобрался на деревянную лестницу. Сердце обмирало от страха за него. Я хотела кинуться к нему, помочь, поддержать, но… сын уже ловко скатился с горки. Заливисто рассмеялся. И снова побежал на горку. Настоящая белка в колесе, а не волк оборотень.
Я сидела на коленях, укрытая небольшим кустом с ярко-розовыми цветами и не могла насмотреться на него. Я вглядывалась в его маленькие, но такие похожие черты лица. В его небесно-голубые глазки, которые озорно сияли и, которые так и не потеряли яркости и не изменили цвет. Мысленно оглаживала пухлые щечки и гладила по светлой головке. Волосы его тоже не потемнели и не стали черными, словно смоль, как у Эдмунда. Мой маленький сын был моей копией. Такой крошечной, но точно мужественной. Сердце мое кровоточило, по лицу текла влага, мир растворялся в пелене слез. Но я смаргивала и снова до рези в глазах следила за таким непоседливым малышом. Мне почему-то казался он таким уже крупным. Не думала, что дети в два года могут быть такими рослыми и крепкими. Но видимо, оборотническая природа давала свое.
Я сжала до судорог пальцы на коленях, чтобы не сорваться с места и не подбежать к сыну, не обнять его. Это было так больно, что в груди постоянно что-то обрывалось.
— Молодой господин, нам уже пора возвращаться в особняк, — проговорила, по всей видимости, его няня. А ведь я только сейчас увидела ее. Немолодая, но еще пышущая здоровьем женщина. В сером платье и с белым передником. Она подошла к моему сыну и, слегка присев, перед ним снова повторила. — Ричард, пойдем. Нам пора обедать, а потом я расскажу тебе историю…
Мальчик склонил голову к плечу и странно, слишком серьезно посмотрел на женщину. Та ждала ответа. И тот, перестав улыбаться, кивнул ей. Она протянула ему руку, тот взял ее за ладонь, и они направились в сторону особняка. Мне было мало этих минут, что я видела его. Бесконечно мало. Но я была обязана молчать. Они отдалялись от меня. Ветер огладил мои мокрые щеки, взъерошил светлые короткие волосы. Но вдруг резко… мой сын замер. Отдёрнул руку и повел носом. Он развернулся, сверкая золотым янтарем глаз.
— Ма-ма, — разделяя слоги и постоянно втягивая воздух, проговорил он.
— Нет, маленький господин. Леди Лауренсия уехала на несколько дней и еще не вернулась.
Мальчик нахмурился. Свел густые светлые брови в кучу и отвернулся. Ветер изменил свое направление. И поймав маленько ручку моего сына, няня все-таки увела его.
«Ричард…»
— Да. Так его назвали, — прошептала я и обхватила себя за плечи. — Меня лишили даже возможности дать ему имя.
«Уходи, милая, отсюда. Не рви душу».
— Я не могу… мне мало этого…
«Мы придем еще. А сейчас тебе лучше бы вспомнить о своем резерве. Иначе мы не выберемся».
— Хорошо…
Я встала на подрагивающие ноги и поспешила в глубину парка. Перемахнула через забор и, упав с той стороны, облокотилась на него, медленно скатившись на землю, поджала колени к груди и опустила голову. Впереди был лес и заросли. Тут никто не ходил. Потому я могла посидеть здесь какое-то время. Я запустила руки в волосы, дергая их, и стала раскачиваться на месте, пытаясь найти в себе силы, чтобы продолжить бороться. Я так хотела сама укладывать спать сына и читать ему сказки, что это просто съедало меня. И когда я смогу вернуть его? Нужна ли я буду ему?
«Мать всегда нужна ребенку. Тем более, он почувствовал тебя. Вы связаны…»
Я ничего не ответила, лишь откинула голову на изгородь, и уставилась в такое голубое, но неприветливое небо чужого для меня мира.
Спустя сутки я покидала дешевую таверну. Был уже обед и вовсю кипела жизнь на местном рынке. Я прикупила еды на два дня и пешком отправилась в сторону своей родовой усадьбы. Спустя два часа я вышла за город, еще два часа пешим ходом пробиралась по густым непроходимым зарослям. Ведь за пятьсот лет особняк стал почти руинами, а, некогда по воспоминаниям бабушки прекрасный парк, отвоевал густой и дикий лес.
Желающих поживиться остатками былой
