Диктатор вселенной - Кеннет Робсон

Это был Эндрю Блоджетт Мэйфэр, из-за своего сходства с обезьяной получивший прозвище Оранг. Что касается его, то химическая промышленность была обязана ему очень многим, так как он был одним из ведущих химиков в стране.

Шпиг и Оранг оказались вместе в Солт-Лейк-Сити, где Шпиг участвовал в конгрессе Американской Ассоциации Адвокатов, а Оранг - в конференции Всемирного Общества Химиков.

Длинный Том был единственным, кто оставался с Доком в это время. Он был погружен в работу над сложной аппаратурой для бронзового человека. На его лице застыло мрачное выражение. Что-то вроде постоянной печали нашло на Дока и его верных товарищей с момента очевидной гибели Джонни.

Внезапно Том отпрянул от сложной системы кнопок, рычагов и шкал на коротковолновом приемнике Дока.

Руки Тома сильно дернулись.

- Великий Скотт, Док! - вскричал он. - Уж этого я совсем не ожидал. Во имя всех святых, как и откуда здесь взялся ток?

- Может быть, это вовсе не электричество? - предположил Док. - Я уже до этого заметил, что стрелки колеблются. Если ты посмотришь на телевизионный экран, то увидишь какую-то тень.

Телевизор являлся одним из первых триумфов Дока в области радиотехники. Наверно, он был первым человеком на земле, который смог не только услышать передачу, но и увидеть того, кто ее ведет. Однако это было возможно только в пределах специального коротковолнового диапазона, которым пользовались лишь его люди и он сам.

На пепельно-сером экране появилась движущаяся тень. Некоторое время она походила на руку, затем превратилась в лицо человека.

- Переключи на любительский диапазон, - внезапно приказал Док. Возможно, какой-то энтузиаст-любитель смастерил нечто похожее на наш аппарат.

Передвинув рычажок, Длинный Том услышал нечто похожее на передачу какого-нибудь любителя на отведенной ему волне - неразборчивый голос, бормотавший: "блаб-блаб-блаб-блаб..."

В то же время тень на экране несколько прояснилась и стала еще больше похожей на лицо. Однако черты его были неразличимы. Это походило на футуристическую живопись.

- Черт возьми! - воскликнул Длинный Том, который, в общем-то, нечасто приходил в такое возбуждение. - Мне кажется, я расслышал, что он сказал "Док Сэвидж".

- Так оно и есть, Длинный Том. Я постараюсь подстроиться.

Звук улучшился. Но лишь настолько, что бормотание стало чуть более внятным.

Бронзовый гигант обладал острейшим в мире слухом.

Он годами тренировался с помощью специального звукорегулирующего устройства собственного изобретения.

Он умел различать слова там, где Длинный Том слышал только неразборчивое бормотание.

"Док Сэвидж - Юнион-сквер - сегодня в восемь вечера - подействует на миллионы - прием будет четким - Док - я расскажу..."

Что бы ни пытался еще сказать голос из таинственного далека, все растерялось в треске атмосферных помех. Но лабораторию заполнили звуки экзотической трели, в которой слышались удивление, опасения, сосредоточенность. Только в моменты глубоких эмоциональных переживаний можно было услышать от Дока эти редкостные, непередаваемо своеобразные вибрирующие звуки.

- Что это было, Док? .- спросил Длинный Том. - Я ни черта не мог разобрать, что он говорил.

- Длинный Том, насколько может судить наука, никогда еще голос потусторонних сил не передавался по радио, - спокойно ответил Док. - Но я только что пришел к убеждению, что Джонни жив. Он не погиб с кораблем профессора Рэндольфа.

Длинный Том проглотил комок, подступивший к горлу.

- В восемь вечера мы должны быть на Юнионсквер, - продолжал Док. - Я не исключаю возможности дурацкого розыгрыша со стороны какого-то радиолюбителя, но что-то подсказывает мне, что это - серьезно.

Говорят, что все может случиться, и обычно случается, на манхэттенском Юнион-сквер.

На одном углу площади расположилась группа людей с плакатами и флагами. Молодой человек забрался на ящик, служивший ему трибуной. Из его слов и лозунгов на плакатах можно было понять, что это собрались сторонники одной из программ социальной защиты населения.

Площадь была непривычно многолюдна. Сегодня вечером сюда пришло гораздо больше жителей Манхэттена, чем обычно. Острый слух Дока уловил замечание женщины, стоящей в толпе неподалеку.

- Я настроилась на любительскую волну и услышала странное обращение к Доку Сэвиджу, - говорила она. - Надеюсь, что мне посчастливится увидеть этого человека. Я так много о нем слышала...

Судя по все увеличивающейся толпе, каждый радиолюбитель, работавший в коротковолновом диапазоне, поспешил в этот вечер на Юнион-сквер, чтобы взглянуть, если удастся, на знаменитого бронзового искателя приключений.

Док Сэвидж внимательно рассматривал толпу золотистыми глазами. В этом беспорядочно движущемся скоплении манхэттенских зевак он разыскал что-то, о чем не догадывался даже Длинный Том.

Флаги группы, митингующей неподалеку в поддержку излюбленной ими программы социального обеспечения, развевались над головами примерно двух десятков человек. Еще около сотни обступили импровизированную трибуну из ящика.

Рядом с Доком и Длинным Томом расположился высокий, с бледным лицом старик. Перед ним на металлическом треножнике возвышался огромный старинный телескоп. Он был направлен на одну из самых ярких звезд.

Док заметил, что это был Юпитер, как раз находившийся в верхней кульминации. Ночь была необычайно ясной. Юпитер ярко сиял.

Док продолжал наблюдать, присматриваясь и прислушиваясь к людской толчее и говору голосов на площади. Его взгляд часто возвращался к худому, высокому старику с телескопом.

То ли дело шло плохо, то ли старик и сам не очень-то старался заполучить клиентов... Казалось, что он гораздо больше интересовался митингом борцов за социальное обеспечение.

Юношу на трибуне сменила молодая женщина.

Док Сэвидж не разговаривал с Длинным Томом. Он стоял неподвижно. Лишь человек двадцать из толпы оглянулись и окинули быстрым взглядом его фигуру.

Возможно, им показалось, что какая-то редкая тропическая птица вырвалась из клетки и слетела на Юнион-сквер.

Все говорило о том, что Док предельно сосредоточился в ожидании грозящей опасности. Его взгляд снова перешел от молодой женщины к старику с телескопом.

Док не двигался, выжидая. Ему самому было не ясно, что именно он ожидал, но очень красивую молодую женщину, которая улыбалась толпе с ящика-трибуны в нескольких ярдах от него, он хорошо знал. Это была Энн Гарвин, профессор социологии. Само по себе ее присутствие здесь не могло привлечь внимание бронзового человека. Его больше занимало то, что до взрыва стратостата Энн была невестой профессора Гомера Рэндольфа.