Дороги, которые... - Ольга Войлошникова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Выжили, выросли, стали одним из центров, вокруг которых селились нормальные, адекватные люди, и не вполне кагбэ люди, и вовсе даже не люди…
Наша земля — Баронство Белый Ворон, сердце которого находится на речном острове, носящем название Серый Камень — как и за́мок, на нём выстроенный.
Бо́льшая часть событий сохранилась в виде моих дневников.
Некоторые собраны из чужих рассказов и воспоминаний.
Тут уж не обессудьте — как есть. Лет прошло уже много, иногда начинаю перечитывать и сама удивляюсь…
02.…И НАКАЗАНИЕ
ПРИГОВОР
Вдруг разговоры стихли, послышались тяжёлые шаги, такие тяжёлые, что у лежащего на каменных плитках двора Тони они отдавались в теле мелкими толчками.
— Переверните.
Чьи-то руки схватили его и поставили на колени перед… о, господи… мужик был здоровый, просто чудовищно здоровый, в этой своей броне, такой толстенной, словно из вселенной Вархаммера…
— Слушаю.
— Такое дело, господин барон…
Кто-то, стоявший позади, начал объясняться с пришедшим. Бляаааа*ь, и это — их барон⁈.. Тони непроизвольно отметил, что в голосе говорившего не было ни страха, ни заискивания, а только уважение и уверенность в справедливом решении…
— Было их двое. Прошли порталом аж с Жемчужного города. Тамошнему магу полмиллиона отвалили. Вот бумага, в карманах нашли, — из-за плеча протянулась рука, демонстрируя местному владыке уже изрядно измятую расписку; тот кивнул. — Вывалились аккурат за поворотом от моста, там же и ночевали — вся трава измята и, простите дамы, заблёвано. Вонища жуткая. Утром, вестимо, пошли наугад и в ближайшем малиннике увидали девчонку, вон, Светланку Прянишникову. Напали, она пыталась ножиком, значит, обороняться, да только первого смогла малёхонько зацепить. На счастье, братец еёйный, Фимка, был недалече, с собакой. Этого собака помяла. А второго братец топориком зарубил, когда тот сестрицу, значит, повалить пытался, — Тони слышал и не верил: Сержа убили… не в шутку, на самом деле, зарубили топором, кошмар какой… — Тело того первого мы проверили. Вещей ценных на ём было: часы, вот они, — сзади зазвякало, словно кто-то раскладывал металлические предметы на столике, — цепь, значит, золотая семидесяти сантиметров на шее и ещё зажигалка в кармане. Тоже золотая, стал-быть. Да денег, — по столу тихонько стукнуло, — триста тыщ восемьсот рублёв. С этого ирода сняли цепь шейную, такой же длины, браслет наручный, тож всё из золота, и денег двести пятьдесят две тыщщи. Общим числом денег получилось пятьсот пятьдесят две тысячи восемьсот рублёв. У этого перелом был открытый на правой руке, кости наружу — так госпожа кельда залечила, чтоб не подвывал, людей, значит, не беспокоил.
Тони опасливо поднял глаза и натолкнулся на тяжёлый, холодный взгляд.
Всё, пизд*ц.
— Так, пятьдесять тысяч — взыскать за лечение, в целительский фонд сразу отправьте, на расходники. Остальные деньги и имущество передать пострадавшей девушке, она вольна ими распоряжаться по своему усмотрению. Прохор! Принеси мой топор, малый, что висит над камином, — по двору затопали торопливые шаги. — Брат девицы где?
— Здесь я, господин барон.
В поле зрения Тони показался тот бешеный мальчишка, который зарубил Сержа.
— Подойди.
Маленький взъерошенный мальчик встал напротив великана.
— Я благодарю тебя за смелость. Твои родители и родственники могут гордиться тобой, — подбежавший мужик подал барону небольшой чёрный топор с резьбой по топорищу, барон принял его и протянул мальчику: — А это тебе от меня! Держи, Ефим!
Стоящая вокруг толпа разразилась приветственными криками и рукоплесканиями, в которых потонули слова благодарности покрасневшего от удовольствия пацана.
Господи, какой кошмар! Этот ребёнок только что убил человека — а они хвалят его⁈ И говорят: давай ещё! Или я сплю?
— Так, теперь этот. Насильник, хоть и неудавшийся. Кастрировать и в рабство, десять лет каменоломен, после этого — на общих работах.
— По… по-по-подождите! — Тони прорезался петушиным криком: — Я не насильник, не насильник!.. Я не хотел, клянусь вам, я клянусь!!! — он плакал и ломал руки, но видел, что барон смотрит вовсе не на него. Наконец, словно получив какой-то сигнал, барон коротко кивнул:
— Ты говоришь правду. Ты не насильник. Но ты напал на моего человека на моей земле. Так?
Губы у Тони похолодели и затряслись. Ему казалось, что этот огромный, страшный чёрный человек надвинулся на него, загородив собой всё небо. Что с ним сделают, если сейчас он попытается солгать?..
— Я… да…
— Десять лет каменоломен, после этого — пятьдесят лет рабства в семье пострадавшего. Если семья не захочет тебя принять — пойдёшь на общественные работы, — барон усмехнулся. — Обжалованию не подлежит.
А ЕСЛИ БЫ…
Тот же день, вечер, Новая Земля, баронство Белый Ворон, замок Серый камень
Антон
Какие-то люди отвели его в новое место, тщательно записали, как его зовут, заставили прочитать странную бумагу, вставляя в нужных местах своё имя. Потом посадили его в какую-то каморку — и ушли.
Тони раз за разом прокручивал в голове всё произошедшее. Если бы Серж не полез на эту девку… Нет, если бы они не портанулись неизвестно куда… Нет, ещё раньше — если бы так не напились… о, боже… Справедливости ради, нужно было продолжить цепочку. Если бы они с Сержем не вели себя как полные придурки. Тони стукнул кулаком по своей подстилке и зашипел. В край ладони воткнулась какая-то колючка.
Вот, пожалуйста — реальное доказательство… э-э-э… настоящести.
Если бы…
Что было бы, если бы он не стал есть те таблетки? Пошёл бы он с Сержем? Да просто — рискнул бы вообще сеть в машину, которой управляет пьяный да ещё обдолбанный чувак?
Если бы он вообще не пошёл в тот вечер в клуб, а выспался бы нормально и приехал, наконец, к отцу — он его уже три недели зовёт поговорить.
Звал…
Блин, всё! Вся жизнь Тони теперь в прошедшем времени! Да и никакого Тони больше нет. Сказали же — Антон Денисов. Антошка, Антошка, пойдёт копать картошку…
Голова отказывалась воспринимать слово «каменоломни».
Не в силах больше лежать, он подскочил со своего тюфяка и подошёл к окну. Снаружи было закрыто досками, но между ними оставалась щель, в которую виднелся кусок двора, какие-то деревянные постройки, сделанные, судя по всему из целых стволов толстенных деревьев.
Тони вернулся к своему… как это вообще называется? Не диван, точно. И не кровать. Больше всего было похоже на широкую скамейку, как в парке. Только без спинки и между досками не было щелей. И из таких толстых досок! И ноги у этой лавки были просто из кусков брёвен, только без шкуры… что-то не то, другое слово должно быть… без коры, вот! Сверху лежал вроде как матрас из какой-то грубой ткани, а внутри шуршало сено. Точно сено, у отца в конюшне такое видел. И пахло похоже.
Нет, лежать не хотелось. По-честному, хотелось бежать, бежа-а-ать, куда глаза глядят. Но бежать возможности совершенно не было. А внутри этой клетушки… От лежанки до окна два шага, от окна до двери четыре. Вот Тони и метался в четырёх стенках, как загнанный зверёк.
Он подошёл к двери и осторожно потрогал ручку. Можно, конечно, постучаться и попроситься в туалет. Пройти через большой двор, посидеть в домике с буквами М и Ж и потом долго мыть руки под умывальником… А когда на самом деле захочется, что делать? Он с сожалением отошёл от двери и снова вернулся к окну, приник к щёлке. Вот, в одном из деревянных строений открылась широкая дверь, показался парень в обыкновенном рабочем комбинезоне, в каких ходят дворники или клининговая служба в Москве, покатил куда-то нагруженную тачку.
Блин, надо было слушать отца, не скакать по клубам и не забивать на учёбу. Сидел бы сейчас на лекциях. А вечером ужинал бы в каком-нибудь приличном ресторане, ел бы…
Тони не успел представить себе, что бы он ел, дверь брякнула шпингалетом и отворилась, впустив внутрь неожиданно яркий свет. Антон поскорей сел на кровать.
Вновь перегораживая доступ солнцу, на пороге появился совершенно квадратный мужик. Он заглянул в каморку, окинул Тони цепким взглядом и отшагнул назад, пропуская внутрь мальчишку с каким-то широким бесформенным предметом в руках. Что ещё, господи?
Мальчишка зашёл внутрь и нерешительно затоптался.
— Дядь Прохор, что — прямо на топчан ставить?
«Топчан» — автоматически отметил Тони, вот как называется эта странная кровать.
— Щас.
