Я – наложница для Прайма (СИ) - Сакру Ана

По коридору к выходу я бреду за кирсанкой на ватных ногах, периодически замедляя шаг. Моя спина такая ровная от напряжения и попытки сохранить достоинство, что можно всерьёз заподозрить, что я проглотила кол. Сил озираться по сторонам просто нет. Всё как в тумане. Лишь дверь мелькает впереди, и я всё ближе к ней, словно мотылёк к огню.

Нам открывают гвардейцы, первой выходит кирсанка. Затем ступаю я и тут же жмурюсь от непривычного слишком яркого голубого солнца. Моргаю, пытаясь побыстрее адаптироваться. В уголках глаз собираются слёзы, отчего картинка окончательно расплывается.

– Фрай Виг, ваша айли, – слышу заискивающий голос кирсанки и, щурясь, пытаюсь рассмотреть высокую тёмную фигуру передо мной. Глаза потихоньку привыкают к иному освещению на этой планете. И я застываю, не в силах перестать разглядывать его.

6.

Я никогда не видела праймов так близко раньше. Мой взгляд, не стесняясь, жадно ощупывает стоящего передо мной мужчину. Издалека можно подумать, что он человек. Строение скелета то же, кожа почти такого же цвета, вот только кажется чересчур бледной с бирюзовым отливом из-за голубой крови, бегущей по венам. Высокий, гораздо выше любого земного мужчины. Мне приходится задрать голову, чтобы посмотреть ему в глаза. Может два тридцать или два сорок. Жилистый, кажется, что жира в его теле нет совсем. Светлая кожа обтягивает литые мускулы, так хорошо очерченные, что по прайму впору изучать анатомию. Я бы назвала его худощавым, но за счёт роста его тело всё равно выглядит очень мощным по сравнению с моим. Длинные конечности, крепкая шея, рубленые черты лица, светлые волосы коротко подстрижены и, наверно, ощущаются колючим ежиком. И глаза...

Я встречаюсь с праймом взглядом и из последних сил стараюсь выдержать хоть пару секунд и не отвернуться. Голубое свечение радужки ослепляет, словно на солнце смотришь, заставляет нервничать. В голове моментально зарождаются странные мысли о собственной слабости и беспомощности. Это как любоваться на ядерный гриб. Красиво, но ты знаешь, что если видишь его, то скоро умрёшь.

Лицо прайма ожидаемо не выражает ничего. Ни любопытства, ни раздражения, ни радушия. Такое ощущение, что он смотрит на предмет мебели, а не на свою новую наложницу, за которую только что выложил целое состояние.

– Пойдем, – произносит мой новый господин своим низким хрипловатым голосом и, не дожидаясь моей реакции, направляется к лётмобилю, припаркованному в паре шагов от нас.

Я киваю кирсанке, прощаясь с ней, и бегу за праймом. "Удачи" летит мне вслед. Невольно кривлюсь от её пожелания. Какая уж тут удача. Разве она поможет?

– Ты – Риана, – произносит прайм ровным голосом, когда мы поднимаемся в небо.

– Лучше Ри, – поправляю машинально. В ответ мужчина едва заметно кивает.

Дальше мы молчим. Я ёрзаю в своём кресле. И всё? Вот и поговорили?

– А тебя как зовут? – интересуюсь через пару секунд. Надо же с чего-то начинать наше милое сотрудничество.

– Вас, – тут же поправляет меня прайм, но в голосе раздражения не чувствуется. Хотя, возможно, он просто не в курсе, что это.

– Вас как зовут? – послушно соглашаюсь я.

– Фрай Дезире Виг.

И тут я, не сдержавшись, прыскаю со смеху.

– Дезире? Это ж бабское имя!

Прайм медленно поворачивает ко мне голову и произносит, не меняя каменного выражения лица.

– На Земле. Для тебя – мой айл.

Я активно киваю, показывая, что поняла, и стараюсь побыстрее справиться с наплывом неуместного веселья. Но это сложно. Похоже стресс сказывается.

– Мой айл, – повторяю, копируя его нудные интонации.

Прайм опять медленно поворачивает голову ко мне, видимо уловив издёвку, и всё так же меланхолично произносит.

– Ещё раз передразнишь, и выпорю...

Я вздрагиваю от неожиданности, резко перестав веселиться. А этот гад в том же невыносимо заторможенном темпе отворачивается и добавляет, смотря перед собой.

– ...Больно.

– А бывает не больно? – вырывается из меня раньше, чем я успеваю подумать. Прикусываю язык и мысленно даю себе по лбу.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

– Бывает не очень больно, – уточняет прайм. А потом вновь выбивает меня из колеи, произнося, – Вечером покажу.

Я судорожно сглатываю и ощущаю, как у меня начинает подёргиваться глаз. Что он, простите, мне показывать собрался? Как можно пороть НЕ ОЧЕНЬ больно?! Но переспрашивать и уточнять как-то совсем не хочется.

И, блин, всё с таким видом, как будто ответил, который час. Его безэмоциональность робота уже начинает откровенно подбешивать, а ведь я с ним и часу не пробыла!

Но он же бывает другим хоть иногда?! Ведь это же он шептал мне на ухо на аукционе, хотя сейчас в это практически невозможно поверить. Да, голос тот же. Но тембр...

Тот был хриплый, вибрирующий, царапающий что-то глубоко внутри. От одного воспоминания вдоль позвоночника пробегают мурашки, оседая внизу живота.

Прайм поворачивается ко мне, и в светящихся голубых глазах впервые мелькает отголосок эмоции. Легкое любопытство.

– Ты возбудилась. О чём ты подумала?

Я мучительно краснею и молчу. Ну класс, он почувствовал. Ужас какой.

– А стыд у тебя тоже вкусный, Риана, – сообщает мне прайм своим убийственно нудным голосом.

Я кидаю на него злобный взгляд и думаю, что мне называли неправильную причину, почему рядом с этими чурбанами сходят с ума. Кажется, я уже близка к этому.

– Я – Ри, – рычу тихо в ответ.

Но он конечно вообще никак не реагирует.

7.

Остальное время в полёте мы молчим. Прайма похоже это полностью устраивает, а я не решаюсь сама напоминать о себе и напрашиваться на ещё какие-нибудь милые принятые у них здесь наказания. По правде говоря, я бы предпочла, чтобы он вообще забыл о моём существовании. Кирсанка говорила, у него есть другая наложница. Может он меня про запас купил? Помню, я тоже набирала консервы впрок, когда их по более низкой цене привозили. А потом эти жестянки лежали по полгода. Хорошо, что не портятся. Мысль, что возможно мало чем отличаюсь от банки тушенки, кажется неожиданно смешной. Я тихо фыркаю и исподтишка кидаю взгляд на Дезире или как его там. Пусть будет Дез. Мысленно называть его «фрай Виг» или "мой айл" уж слишком много чести.

– По какому поводу веселье? – тут же ровным тоном интересуется прайм.

Я закусываю губу, раздумывая, стоит ли рассказывать свою теорию про его запасливость, но решаю, что Дез вряд ли поймёт. Так как не факт, что у этого существа есть чувство юмора. Застреваю на этой мысли и тут же спрашиваю именно об этом.

– Да так, вспомнилось... А как вы определяете, какую именно эмоцию я испытываю, мой айл? Нам всегда говорили, что вы бесчувственные. То есть, я хочу сказать, что, если вы сами не знаете, что такое радость или стыд, или возбуждение, как вы можете их распознать?

Прайм вновь поворачивает ко мне голову и ослепляет своими невероятно яркими глазами.

– Любопытная, – произносит медленно, разглядывая меня, и снова отворачивается.

Я жду пару секунд, но ничего не происходит. И всё? Где мой ответ? Вот же ж...

Раздражение накатывает с головой. Невыносимый тип. И тут я замечаю, как уголок губ Деза ползёт вверх в подобие...улыбки???

– Ты очень быстро переключаешься. Это хорошо. Люблю разнообразие, – и опять этот выбешивающий бесцветный тон.

– То есть если вы что-то любите, то вы чувствуете? – пытаюсь я подловить его и всё-таки получить ответ.

Дез снова поворачивается ко мне и начинает внимательно разглядывать. Будто думает, достойна я ответа или нет.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

– Я – живой, – наконец произносит прайм, – Всё живое чувствует, Риана. Разве ты не знаешь? Просто мои чувства не похожи на твои. Они...другие. Ты не сможешь их ощутить. Но я могу испытать твои практически как свои собственные. Поначалу да, сложно различать. У вас, низших, в эмоциях такая какофония. Но с опытом точные определения и умение распознавать букет приходят.