Кто последний к маньяку? - Марина Серова

Я достала из пакета и сунула ей под нос лицензию, дающую мне право заниматься частным сыском.

Старушка внимательно ее изучила.

– Милицию, кстати, я, как и вы, терпеть не могу, – продолжала я. – Она меня – тоже. Потому что работает хуже меня.

Старушка посмотрела на меня с интересом.

– Так ты что же? С бандитами воюешь? В эдаком-то одеянии? Глаза, что ль, им титьками отводишь?

– Бабуль, а что ж мне их прятать-то? Ведь красивые? Ты ведь сама красивая в молодости была. Помнишь?

– Ну я-то не заголялась, как ты… Стыд-то не теряла…

– Так ведь невинность-то все равно потеряла. Причем наверняка – до свадьбы…

– Да ты-т откуда знаешь! – возмутилась старушка. – Ты мне в глаза-т не тыкай. Ты чё пришла, вообще? В подол мой заглядывать? Я вон кликну Сашку-то, внука, он те быстро по лестнице-то спустит!

«Спустит он, – хмыкнула я про себя, – в карман себе…»

– Не надо Сашку, – попросила я. – Он маленький еще. Я его напугаю. Да еще, не дай бог, поломаю ему чего-нибудь… Я ведь таким бугаям руки-ноги ломала… Чего уж Сашка-то твой…

– Ой… Ломала она! – старушка недоверчиво потрясла головой. – Да ты небось, кроме целки-то, ничего и не ломала в жизни!

– Экая недоверчивая ты, бабулька, – покачала я головой сокрушенно. – Я бы продемонстрировала тебе, что умею, да жалко внука твоего.

– Себя пожалей! – отрезала бабка. – Сашка! Поди сюда!

Она явно не верила мне. Я ждала, что дальше будет. Явился ее внук.

– Чё, ба? – пробасил он.

– Сашунь, свяжи-ка эту шлюху, – сказала ему коварная бабка, – да в милицию позвони, участкового вызови.

– Чё? – Внук был в растерянности, доходящей до прострации.

– Что стоишь как пень? – прикрикнула на него бабка. – Вяжи ее, говорю! Аль не справисся?

– Щас… – сказал внук.

До него начало доходить, что «вязать» – это значит хватать руками мое красивое тело. Под шумок можно и груди полапать, и вообще…

Он нерешительно протянул ко мне руку. Я шлепнула по ней ладонью.

– Ты руки помыл, поганец? – наехала я на него. – Ты же только что со стрючком своим забавлялся! А теперь женщину хватаешь! Быстро в ванну!

Покраснел он, как кожа после неосторожного загара, и дернулся в сторону ванной. Видно, угадала я, чем он занимался, когда его бабка позвала.

– Не слушай ее, Саш! – не сдавалась бабка. – Руки ей за спину и полотенцем свяжи.

Саша приободрился, да и разозлился на меня тоже. Он уже готов был кинуться на меня всерьез. Правда, с серьезностью щенка. Вот и прекрасно. Я для этого его и злила. Ему уже не полапать меня хотелось, а унизить. Он схватил меня за левую руку и начал тянуть к себе, не знаю зачем. Чтобы вторую руку поймать, что ли?

«Что бы мне такое с ним сотворить? – подумала я. – Разве что – узлом его завязать?»

Я перехватила его руку своей правой и дернула, развернув ко мне спиной. Затем легонько стукнула ребром ладони чуть повыше правого уха. Внучок рухнул на пол. Я достала из своего пакета наручники и пристегнула его левую руку к правой ноге.

Бабка прикрыла рот сухонькой ладонью и смотрела на меня с испугом.

– Ты чего это с внуком моим сделала? – с трудом выговорила она.

– Ничего страшного. Сейчас очнется. А пока давай все же о деле поговорим… Ты ведь, бабулька, милиции наврала, что не видела ничего… Так вот, давай меняться. Ты мне ответишь на все мои вопросы, а я тебе подарочек небольшой сделаю.

Я достала из пакета морской бинокль и повесила его себе на шею. На моей полуприкрытой груди он смотрелся, наверное, очень импозантно.

Как ни была бабка озабочена судьбой внука, глаза ее загорелись. Я видела, что она согласна. Еще бы! С биноклем ее ежедневные балконные наблюдения приобретали новое качество. Ей открывался целый мир, во всех его детальных подробностях.

– Значит, так. Когда милиционеры разбирались с бандитами, вон там… – я указала рукой на перекресток, – …один человек снимал все это на видеокамеру. Мне нужно знать, где он стоял, как выглядел, куда потом делся? Ответишь на вопросы – бинокль твой. Не ответишь – придется другой бабульке его подарить, более наблюдательной. Ты же ведь не одна на балконе целыми днями торчишь…

– Сразу бы сказала, чего тебе надо, и не била бы ребенка… – пробурчала бабка, словно забыла, что сама на меня внука натравливала.

Я вздохнула, но промолчала.

– Стоял он, значит, там.

Бабка указала рукой на угол перекрестка, находившийся по диагонали от того угла, на котором происходила вчерашняя «разборка».

– Без такой штуки…

Она посмотрела на висевший у меня на груди и соблазняющий ее бинокль.

– …я его плоховато рассмотрела. Волос, кажись, черный. И головой так дергает, будто чуб свой назад закидывает. Хотя волосы-то короткие. Я еще подумала – нервеный какой-то. Рубашка, значитца, на нем была расстегнута. Желтая такая, с белыми клетками. Штаны-то обычные, как сейчас молодежь носит. Черные. На коленках еще пузырились. А так-то нечего про него сказать. Обычный мужик, лет тридцать, наверное. Как он начал снимать-то, я не увидела, не знаю, откуда шел. А побежал прямо здесь, под окнами у нас. Эту кинокамеру-то свою на бегу в сумку засовывал. Кожаная такая сумка, через плечо. До того угла добежал и спрятался вон там, за магазином.

– И это все? – спросила я разочарованно. Если она больше его не видела, из моих поисков ничего, пожалуй, не выйдет.

– Я думала – убег он, – продолжала бабка, плотоядно поглядывая на бинокль. – Ан нет! Смотрю – выглядывает из-за угла-то. А уж разъехались все, я уж хотела вниз спускаться… Он тоже увидел, что нет уже никого, никто за ним не гонится. И пошел так спокойно…

Бабка сделала паузу.

– Куда? – не выдержала я.

Она молчала, поджав губы, и внимательно смотрела мне на грудь.

«Бинокль!» – дошло до меня.

Я сняла с шеи ремешок, на котором висел бинокль, и надела его на тоненькую бабкину шейку. Она тут же вцепилась в него своими сухонькими пальчиками.

Она нагнулась в мою сторону и зашептала:

– Я ить сразу поняла, что он рядом где-то живет. Больно уж знакомый какой-то мужичок… А когда он в дом-то зашел, я и вспомнила – точно, видела его раньше. Здешний мужик, видела его не раз. Ходит еще часто с какой-то шалярвой…

Она прикрыла рот ладошкой и испуганно на меня посмотрела.

– Да где он живет, в каком доме-то? – Я уже потеряла терпение.

– А вот на этой улице, на Пражской. Только не наш квартал, а следующий, между Столичной и Шмидтовской. Видишь, напротив дерева толстого – крылечко с навесом. Аккурат туда и зашел.

Бабка смотрела на меня с торжеством.

– Ну вот, – сказала я удовлетворенно. – «Согласие есть продукт непротивления сторон», как говорил один мой знакомый. Молодец, бабулька.

Бабка не поняла, что это такое я произнесла, но на всякой случай сказала:

– А бинокль-то мой.

Утвердительно сказала, без всяких вопросительных интонаций.

– Конечно, твой, – согласилась я. – Заработала честно.

Ушла я, с бабкой не попрощавшись, а уж со внуком ее – тем более, только браслеты с него сняла.

Когда я направлялась к своему отдыхавшему в тени дерева «пежону», была уверена, что меня рассматривают в бинокль. Обернувшись на бабулькин балкон, я в этом убедилась. Помахав ей на прощанье рукой, я села в машину и подрулила к указанному бабкой дому. И тут же сообразила – рановато я с ней простилась, ведь она теперь продолжает за мной наблюдать.

ГЛАВА 4

Пару минут я просидела в машине, размышляя, что делать дальше. Итак, у кого находится пленка, я выяснила. Можно было бы этим и ограничиться. Сдать этого горе-»репортера» Кирееву, и дело с концом. Но обещала-то я ему пленку, а не ее владельца. Да и потом – как сложится судьба этого человека после того, как за него возьмется Киреев, честно говоря, не знала. Киреев, конечно, законы уважает, но не в тех случаях, когда затронуты корпоративные интересы его ментовской структуры.

Придется, видимо, пленочку мне самой забирать. А для этого нужно как минимум попасть в квартиру. А для этого, в свою очередь, нужно иметь повод, чтобы попасть в нее. Что бы такое придумать?

Мои размышления прервал сигнал вызова мобильного телефона. Кто бы это мог быть? Киреев? Ну нет, он так быстро не остывает. Кто-то из моих эмансипированных подруг? Тоже вряд ли. По давным-давно установленному мною правилу никто из них не звонил мне раньше шести часов вечера, если только их жизни не угрожала опасность. Для болтовни с подругами у меня был отведен вечер, а день существовал для работы, а не для общения.

Нет, это не подруга. Это клиент. Я, конечно, не могла знать, кто именно мне звонит, но была уверена, что человек, который хочет сейчас услышать мой голос, предложит мне заняться поисками убийцы самой известной тарасовской красавицы Ирэн Балацкой.

– Алло, – ответила я, внутренне готовая уже согласиться на это невысказанное предложение.

– Добрый день, – услышала я приятный молодой мужской голос уверенного в себе человека. Очень уверенного. Я привыкла по первой же фразе, по интонации, с которой она произнесена, определять, кем ощущает себя в жизни произносящий ее человек – хозяином ситуации или неудачником-просителем. И очень редко ошибалась.