Осколки под стеклом - Евгения Мелемина

— Настя, — позвала Татьяна, приподнимаясь. Да вот же она! Стоит в дверях. Только не в ночной рубашке, а в белом отглаженном платьице, перехваченном шелковыми зелеными лентами. Стоит и молчит.

Татьяна подняла руку — перекреститься, но вдруг все поняла и уронила руку обратно на ватное одеяло. Настя улыбнулась и исчезла в темноте коридора. Только мелькнуло белое праздничное платье.

Когда Татьяна выбралась на кухню, когда отсыпала себе решительно и щедро горсти таблеток — матери-сердечницы, отца-диабетика, снотворное от Ольги Докторши… Когда лила в ковшик водку мужа-Валерки и глотала все это горстями, Криса в доме уже не было.

Он подошел к машине, обернулся и посмотрел на зеленый домик.

Девушка-водитель выкинула на снег дотлевший окурок и процедила:

— Я б ей, суке, устроила свадебные гулянки…

— Не судите… — сказал Крис, забрался в машину и сонно запрокинул голову.

А потом случилось странное. Телефон зазвонил днем. Крис от неожиданности уронил на пол любимую кружку, желтую, с китайскими нежными цветами. Кружка разбилась вдребезги, на полу образовалось чайное озерцо, в котором плавали узорные ветви.

Из коридора выглянул негритенок и застыл в нерешительности, сжимая в черной ручонке незажженную свечу.

— Не надо, — сказал Крис. — Или… подожди.

Телефон звонил все настойчивее. Трубка трещала и подпрыгивала.

— Подожди, — повторил Крис, примериваясь к этой непонятной ему дневной трубке. — Может, и понадобятся…

Негритенок его уже не слушал. Он гонял по полу разлитый чай.

— Алло, — осторожно сказал Крис трубке.

Сквозь трамвайный гул прорезался нетерпеливый голос.

— Послушай меня! Это очень важно! Я должен сказать…

— Ты ошибся… — сказал Крис, но трубка уже молчала, и далекий трамвайный грохот утих, а в комнате вдруг стало холодно. Так холодно, что зеркало покрылось морозным узором, а негритенок посерел и обмяк.

Крис поднял его жесткое тельце и отнес на кровать. Укутал в шерстяной плед, не обращая внимания на облачка пара, в которые превращалось дыхание. И на свои разом посиневшие пальцы внимания тоже не обратил — думал.

Обдумывал то, что случилось. Мертвые не звонили днем — это было правило, которое Крис сам же и установил, когда ушел из родного города и создавал свою службу доверия.

На подоконнике задвигалась маленькая фигурка. Солдатик с сожалением бродил между аккуратными грядками.

— Померзнет к черту капуста… — сказал он и сплюнул, махнув рукой. — Эх… Ты чего сидишь, немчура? Испугался?

— Нет, — ответил Крис. — Но я не думаю, что стоит вмешиваться. Если это и ошибка, то… — Крис умолк. В голове все-таки не очень укладывалось.

— А капуста моя? — сурово спросил солдатик. — Нехай помирает?

Крис посмотрел на подоконник.

— Через час все закончится. Правила есть правила. Человек, соприкоснувшийся с Запредельем при жизни, уничтожается констрикторами. Они работают быстро.

Солдатик молча смотрел на кочаны.

Тогда Крис решился. Протер зеркало рукавом, поставил над владениями солдатика оранжевый абажур с золотыми кистями, надел куртку и вышел.

Транспорта на этот раз не было. Крису пришлось самому выбирать маршрут и платить за проезд, используя смешные смятые бумажки, которых в шкафу у него давно набрался целый чемодан. Чемодан был старым, оклеенным изнутри обоями, потертым и рыжим. О нем Крис вспоминал с удовольствием — хорошая полезная вещь.

По улицам гулял северный ветер. Резкий, пронизывающий, он забирался даже в подземные переходы и пасовал только перед душным и людным метро.

В метро Крис внимательно изучил карту, установил маршрут и даже успел посчитать время. Карта Крису понравилась — разноцветная, с блестящей поверхностью. Может, в награду за какое-нибудь задание ему и достанется такая же, но пока ничего похожего не попадалось.

Он с интересом рассматривал людей — их было очень много и все разные, с разными глазами, разного цвета волосами и в разной одежде. Присматривался, неосознанно копируя что-то, что-то перенимая, и из метро вышел уже не самим собой, а подростком в яркой оранжевой куртке, толстом длинном шарфе, трижды обмотанном вокруг шеи, яркой шапочке и непромокаемых зимних кроссовках. Стало теплее и веселее. Северный ветер не пугал и не мешал Крису — он указывал ему дорогу, и Крис шел, поглядывая на свое отражение в витринах многочисленных магазинов.

Довольно скоро он заметил и констриктора. Тот шел по другой стороне улицы, засунув руки глубоко в карманы. У него были костистые плечи, черная взъерошенная голова сидела в глубоком капюшоне. Шел он медленно, нога за ногу — видимо, тоже хорошо просчитал время и не нашел причин торопиться. Он не замечал Криса, или просто не обращал на него внимания — в конце концов, кто мог вмешаться в его планы?

Крис поглядывал на него и думал о том, что, может, нужно вернуться домой и точка. Какое ему дело до паренька, который фатально ошибся номером? В том, что это была именно ошибка, Крис сомневаться не хотел.

Выбрал же — не влезать, не судить. Никогда больше не судить и не заниматься человеческими делами вплотную — плавали, знаем. Людей лучше пускать на самотек — они сами решают, что им нужно, а что нет, сами возьмут в руки оружие, и сами же падут на колени в молитве тогда, когда оружие потеряет силу.

Сами закроют глаза, когда не захотят видеть, как кто-то умирает, и сами кинутся на помощь, когда поймут, что равнодушие их не спасет.

А если они не смогут что-то сделать сами, то и помогать им бессмысленно, в этом Крис тоже давно убедился. Убедился и первым ушел из умирающего города, горящего на солнце красной и золотой черепицей. В городе тогда еще звенела музыка и шумели прохладные фонтаны, но уже скопилась паутина по углам праздничных зал, а на пирах подавали вино, пахнущее уксусом. Многие делали вид, будто ничего не случилось, и продолжали делить между собой золотые яблоки, а Крис ушел. Ушел, впервые закрыв глаза на перекрестке, где стоял камень, на котором каждый мог увидеть дату своей смерти.

С ветвей великолепного и полного жизни древа начали опадать листья. У его подножия сушилась волчья шкура, растянутая на деревянных колышках. Возле шкуры отдыхал, закинув ногу на ногу, давний друг и приятель. Не убирая широкополую шляпу со лба, он спросил:

— Уходишь?

— Да, — сказал Крис и протянул руку, ловя на ладонь подсыхающий, но еще яркий лист.

— Рано, — сказал приятель. — Никто тебя не винит.

Крис покачал головой:

— А при чем тут вина. Все, что можно считать виной, я оставил здесь, вам.

— Ну, — приятель наконец сдвинул свою шляпу и показал удивленные, с лисьим прищуром глаза. — А можно воспользоваться?

Крис улыбнулся через плечо:

— Да пожалуйста. Вы знаете, к кому за ней обращаться. Наслаждайтесь.

Никто так и не воспользовался. А город, прекрасный город, до сих пор приходил к Крису во снах — обветшалый, с зияющими провалами в стенах и битым разноцветным стеклом на улицах. Яблони-уродцы, лишенные плодов, догорали в солнечных лучах.

На узкой дороге стоял серый потрепанный грузовичок. Из-за него и вынырнул парень, в котором Крис угадал своего абонента. Парень нерешительно потоптался на обочине и шагнул вперед. Крис заметил — капюшон остановился и сделал характерное движение руками. Парень на мостовой повторил движение и натянул на голову наушники. Под ногами у него поплыло месиво из грязного снега и ледяной крошки, а из-за грузовичка показалась алая «мазда», неуместная на сером полотне, как цветок мака на пустынном пляже.

Капюшон скучающе смотрел в сторону. Его дело было сделано. «Мазда» неслась, набирая скорость, и зрачки девушки-водителя расширялись от ужаса, а грязный битый лед предательски выскользнул из-под ног оставшегося беззащитным парня. Кто-то завизжал. Еще секунда — и паническими воплями наполнится вся улица.

Крис не стал ждать этой секунды. Ему вдруг стало ясно, что именно этого человека он обязан спасти.

Вскидывая руку, Крис подумал — дело не в замерзающей капустке…

«Мазда» наткнулась на невидимый барьер, шарахнулась в сторону и мягко прибыла к снежному наносу, впечатавшись в него алым блестящим боком. Девушка в салоне бросила руль и вцепилась руками в волосы. С лица ее медленно сползала молочная белизна.

Парень все так же стоял на дороге. Наушники упали ему на шею. Та же молочная белизна держалась на его лице, и Крис отчетливо слышал бешеное биение его сердца, и даже мысль уловил — «мазда» рычала у обочины, а тот все думал: назад или вперед? Куда он должен был бежать — назад или вперед?

Потом он все-таки двинулся с места, неуверенно, словно водолаз против сильного течения. Уткнулся лицом в куртку Криса, замерзшими руками сжал яркую ткань. Крис увидел беленький затылок и маленькое колечко в ухе.