Яблоко Немезиды - Анатолий Жаренов

— Пока не ясно, шеф.

— Вы уверены, что убийца — шах? — спросил господин Мелтон.

— Нет, не уверен, — поколебавшись, ответил Коун. — Но мы ищем его.

— Правильно, — одобрил шеф. — Надо торопиться, Коун. Мне очень жаль Бредли. Он был способным агентом.

— Да, шеф, — сказал Коун. — Мы постараемся.

Он опустил голову на руки и посидел так минут пять. Потом позвонил и попросил принести чашку кофе и два бутерброда. “Надо торопиться”, — сказал шеф. Что он имел в виду: поиски убийцы Бредли или спекулянтов наркотиками? Одно, конечно, вытекало из другого. Но убийство Бредли автоматически отодвигало дело о наркотиках на второй план. С исчезновением шаха рвалась тонкая ниточка, за которую случайно удалось зацепиться полиции. Надо заниматься шахом. Это логично вытекало из всего хода начавшегося следствия. И в тоже время это была порочная логика. Она уводила следствие в сторону от дела о наркотиках. Одно понятие незаметно подменялось другим. В свете этих рассуждений требование шефа быстрее искать убийцу Бредли, мягко говоря, противоречило его же требованию ускорить ведение дела о наркотиках. Это была очень странная мысль, и Коун постарался от нее отмахнуться. “Нельзя умничать”, — подумал он. Но мысль не уходила. Память услужливо подбросила Коуну историю с несостоявшимся завтраком шефа, слова Бредли о пасте “Менгери” и кинжал шаха. Коун достаточно долго работал в полиции. Он умел не только подмечать мелочи, но и оценивать их.

Бредли, безусловно, был способным агентом. Если он заметил, что шах пользуется пастой “Менгери”, то ’Этому следовало верить. А на полочке в ванной лежал тюбик “Дорис”. Кто положил его туда? Шах? Сейчас впору бы заняться фирмами “Дорис” и “Менгери”. Или одной — “Дорис”. Пока. Пожалуй, он так и сделает.

Коун позвонил дежурному.

— Никльби на месте? — спросил он и, получив утвердительный ответ, попросил пригласить агента.

— Вот что, Никльби, — сказал Коун, когда молодой полицейский уселся у стола. — Мы с Грейвсом осмотрели номер шаха. Бредли ошибся. Шах пользовался пастой “Дорис”.

Никльби промолчал. Он не понимал, зачем Коун говорит ему об этом.

— В тюбике был “Привет из рая”, — продолжал Коун. — Они маскируют это под пасту “Дорис”. “Дорис”, — повторил он, наблюдая за выражением лица Никльби.

Лицо Никльби отразило работу мысли. Он наморщил лоб, потом резко тряхнул головой.

— “Дорис” так “Дорис”, инспектор, — откликнулся он. — Не все ли равно, в чем они его прячут.

— Вот именно, — сказал Коун. — Важно, что мы знаем, в чем они прячут. Не правда ли, Никльби? — И, не дав агенту возможности ответить на вопрос, быстро изложил ему суть задания. Никльби должен был осторожно собрать сведения о фирме “Дорис” и ее руководителях.

— Только без шума, — Коун погрозил пальцем. — Чтобы в газеты не попало ни полслова.

Никльби понимающе кивнул. А Коун усмехнулся про себя. Он был уверен, что шеф не смог отказать себе в удовольствии сообщить репортерам о пасте “Дорис”. Материал, конечно, попадет в вечерние газеты. Скандал отвлечет внимание прессы. Коун на пару дней избавится от назойливых журналистов. Этого времени хватит, чтобы спокойно разобраться в обстановке. Туповатый Никльби, по мнению Коуна, как нельзя лучше подходил для роли исполнителя замыслов инспектора. Игра есть игра. Если в ней не хитрить, то можно легко оказаться одураченным. Или трупом, как Бредли.

Ни то, ни другое Коуна не устраивало. Кроме того, дело Бредли разбудило в нем профессиональное любопытство. Куда, в какую клоаку заглянул этот опытный агент? С чем он столкнулся? Или точнее — с кем? Ведь наркотики — не столь серьезный повод для убийства, даже если банде спекулянтов грозит разоблачение. Ну, посадили бы несколько человек из мелюзги. А крупная рыба все равно уплыла бы, откупилась. Разве это первый случай? Ясно, что Бредли, занимаясь наркотиками, напоролся еще на что-то. В его донесениях Грегори на этот счет нет ни одного намека. Он решил вести следствие на свой риск. Почему? Почему он не доверял никому?

Никльби все еще сидел в кабинете. Коун, задумавшись, забыл про него.

— Идите, Никльби, — сказал он. Полицейский встал и двинулся к двери. Он уже взялся за ручку, когда Коун спросил: — Слушайте, Никльби, была ли у Бредли женщина?

— Не знаю, инспектор. Мы об этом не разговаривали.

— Хорошо, Никльби. Идите.

Решив больше не мучить себя вопросами, Коун спустился вниз, сел в машину и поехал на северную окраину города. Ему захотелось побывать еще раз на месте убийства Бредли. Утром здесь было слишком много людей: ремонтные рабочие, обнаружившие труп, полицейские, любопытные. Все галдели, кричали, что-то доказывали друг другу. Шум мешал Коуну. И он только сейчас подумал о том, что следовало сделать еще утром.

Затормозив возле люка канализационного колодца, он подвел машину к тротуару и остановил ее. Потом оглядел улицу, соображая, какой из окрестных домов располагается ближе всего к люку.

Ему пришлось долго звонить. Наконец где-то в глубине дома послышались шаркающие шаги, дверь открылась, и Коун увидел заспанного старика в мятом халате. Старик моргал красными веками и недовольно смотрел на неожиданного гостя.

— Я из полиции, — сказал Коун. — Хочу задать вам несколько вопросов.

Старик отодвинулся и, не говоря ни слова, поманил инспектора за собой.

Коуну за годы службы приходилось много раз вот так заходить в чужие квартиры. Когда-то он с любопытством присматривался к тому, как живут люди. Потом любопытство сменилось равнодушием. Он перестал обращать внимание на мебель и картины на стенах, на планировку квартир и мелкие детали быта людей. Он даже старался не запоминать лиц, если это не было нужно для дела.

Сейчас это было не нужно. Он прошел за стариком в комнату, которая служила хозяину и кабинетом, и спальней, и гостиной. Мельком взглянул на книжные полки и сел в старинное кресло у письменного стола. Старик запахнул полы халата, зябко передернул плечами и устроился на низкой скамеечке у камина.

— За беспорядок прошу извинить, — сказал он, кивнув на развороченную смятую постель и кучу грязных поленьев у камина. И буркнул: — Что там?

Коун объяснил, что хотел бы узнать, не заметил ли хозяин чего-нибудь необычного в прошедшую ночь. Не слышал ли шума на улице? Не мешало ли ему что-нибудь спать?

— Бросьте вы эти подходцы, — покосился старик. — Думаете, я видел убийцу? Черта с два. Я спал, как сурок. Да-да… Лучше спать, чем видеть все это. — Он махнул рукой на окно, пытаясь показать, что подразумевает под словом “это”, наклонился, пошарил под скамейкой, на которой сидел, вытащил темную бутылку и пососал из горлышка. — Если вы хотите выпить, я принесу стакан, — сказал он, облизывая губы.

Коун покачал головой. Зачем говорить этому человеку, что он не пьет на службе. Старик хмыкнул:

— Непьющий инспектор. Ха. Уж не состоите ли вы членом Ассоциации борцов за сохранение устоев нравственности? Теперь это модно.

Коун рассердился.

— Вопросы задаю я, — сказал он резко.

— Катитесь-ка вы, инспектор, — сказал старик, засовывая бутылку обратно. — Я ведь угадал — вы инспектор? И я так и знал, что ко мне кто-нибудь припрется. Но я ничего не видел. И ничего не слышал. Понятно? Моя фамилия Броуди. Запишите, что Броуди спал и ничего не знает. Мне нет дела до полиции.

Он снова пошарил под скамейкой и сделал несколько глотков из бутылки. Коуну показалось, что он где-то слышал фамилию Броуди. Сначала он мысленно окрестил старика упрямым вонючим сусликом. Он подумал было, что имеет дело с каким-нибудь спившимся старым актером или художником. Но фамилия Броуди наталкивала на другие воспоминания.

— Послушайте, — сказал Коун. — Вы случайно не тот Броуди? Тот, который…

— Ну и что? — ощерился старик. — Да. Я тот, который… Который был… А теперь меня нет…

— В газетах писали, что вы за границей.

— Если газетам угодно так называть тюрьму, то да, я был за границей. Впрочем, о чем мы толкуем? Повторяю: Броуди нет дела до полицейских забот. Я вам уже говорил: катитесь к дьяволу.

— “Непримиримый Броуди”, — вспомнил Коун один из газетных заголовков пятнадцатилетней давности. — Что с вами случилось?

В глазах старика мелькнули искорки. Мелькнули и погасли. Он поднял бутылку, отпил глоток и равнодушно взглянул на Коуна.

— А вам-то какое дело? Вы ведь не за этим ко мне пришли. Все исчерпывающие сведения я вам дал. — Старик хихикнул. — Да, я спал, когда убивали полицейского. Только в этом моя вина… Дверь вы можете открыть сами. Почему вы не уходите? Ждете, когда я опьянею? Ну что ж. Ждите.

Он швырнул пустую бутылку в камин, сходил в соседнюю комнату и принес новую. Усаживаясь, спросил Коуна:

— Так вы в самом деле — член Лиги?

— Какой Лиги? — удивился Коун.

— Ну эта, Ассоциация борцов. Те, которые дежурят у борделей и предлагают людям вместо девок книжки с благочестивыми картинками из жизни Истинного Католика.