Идеальное убийство - Роберт Синклер

— Сейчас напечатаю адреса, а после обеда отправлю.

— Да что ты говоришь? Печатай, а все остальное я сделаю сама.

Артур покорно напечатал адреса, стараясь, чтобы они выглядели так же, как на первых пяти конвертах. Пора было заводить разговор о походе в кино.

— Послушай, Хелен, — начал он, — я не собираюсь кривить душой. Мне не нравится твоя затея, но у меня нет выхода. Теперь, когда письма готовы, я хочу поскорее со всем покончить. Но, пока мы дождемся ответов, минует самое меньшее неделя. Нам придется как-то сосуществовать под этим кровом. Почему бы не заключить перемирие?

Хелен со злорадной ухмылкой посмотрела на него.

— Что, поджилки трясутся?

Артур заставил себя сдержаться и не выдать переполнявшей его ненависти.

— Не в этом дело. Просто иначе мы целую неделю будем портить друг другу настроение. И что мы с этого получим? Ничего.

— Ладно, так и быть. Я пошла за сумочкой. — Она направилась к двери.

— У нас найдется что-нибудь на обед? — спросил Артур. Он уже заглянул в кухню и знал, что еды в доме нет.

— Перемирие не означает, что я начну для тебя стряпать.

— Ясно. Что ж, могу подвезти тебя, куда надо. Я же все равно поеду обедать.

— Как это мило, — насмешка в ее голосе не смогла скрыть ноток удивления, но Хелен быстро совладала с собой. — Не запечатывай конверты, я сама все сделаю.

Похоже, ее сомнения не рассеялись до конца. Но письма не должны попасть к адресатам, иначе весь его план рухнет. Вскоре Хелен вернулась в кабинет, осмотрела каждое письмо, вложила их в конверты, запечатала, наклеила принесенные с собой марки, сунула письма в сумочку и пошла вниз.

Артур быстро достал свой комплект писем, заклеил их, прилепил марки и двинулся следом за женой. Она подкрашивала губы перед зеркалом в прихожей, сумочка лежала рядом на столике. Конвей вошел в кухню, налил стакан минеральной воды и уронил его на пол. Вода и осколки брызнули во все стороны. В дверях кухни появилась Хелен.

— Ну, что там опять?

— Стакан упал. Я сейчас все уберу. — Конвей направился к маленькой кладовой, где хранились тряпки и швабры. Хелен продолжала малеваться.

— Боюсь, это был один из дорогих бокалов, — пробормотал Конвей.

— Что?! — ахнула Хелен и бросилась в кухню. Конвей сделал ставку на ее инстинктивную реакцию и оказался прав. Подбежав к сумочке, он проворно подменил письма и открыл дверцу кладовки. Когда он взял швабру, жена уже снова стояла перед зеркалом.

— Неуклюжий медведь, — буркнула она. Конвей еле сдержал улыбку. Все оказалось так просто. Возможно, это добрый знак.

3

По дороге Хелен опустила письма в ближайший почтовый ящик. Когда она вернулась в машину, Конвей заметил происшедшую в ней перемену. Жена была почти спокойна.

— Если уж у нас перемирие, то, может быть, пообедаем вместе?

— Я не против, — ответил Конвей. Он был рад, что Хелен сама это предложила.

Обед не сопровождался ожесточенной пикировкой. По пути домой Хелен сказала:

— Мне нужны белые перчатки, а тут на Беверли-драйв есть магазин.

Конвей невольно покосился на белые перчатки на руках жены. Она заметила это и добавила:

— Это моя единственная пара, и мне надоело их стирать. Конечно, если тебе лень останавливаться…

Конвей решил не усложнять свою задачу. Остановиться пришлось за пол квартала от магазина. Он вылез из машины вместе с Хелен.

— Пойду куплю себе газету.

Когда Хелен отошла достаточно далеко, Конвей юркнул в маленькую лавчонку, прошелся вдоль полок и, наконец, нашел то, что искал: детский карнавальный набор. Очки, нос, усы и брови. Заплатив и рассовав все по карманам, он вышел из лавки и выбросил упаковочную коробку в урну.

Когда Хелен вернулась, Конвей уже сидел в машине и читал газету. Он запустил мотор. Хелен взяла газету и раскрыла на рубрике объявлений.

— Сто лет уже не показывали хороших фильмов, — заметила она.

Конвей купил эту газету нарочно, чтобы навести жену на размышления о кинематографе. Теперь он боялся торопить события. Может, следовало подождать, пока они вернутся домой и жена от скуки сама запросится куда-нибудь? Или перенести все на следующий день, когда улягутся ее подозрения по поводу его столь неожиданного дружелюбия? И все-таки у него был шанс провернуть дело, не откладывая в долгий ящик.

— Разве тебе не понравилась картина с Томми Миллером? — невинно спросил он. — Как бишь ее? «Песнь Манхэттена»?

— Ты же знаешь, я ее не видела.

— Да? Помнится, ты говорила о ней, и я решил…

— Вот, значит, как ты внимателен к моим словам.

Конвей решил попытать счастья.

— А я как раз видел рекламу. Фильм идет на бульваре Санта-Моника, недалеко от нас. Какой там кинотеатр?

— Где? — Хелен пробежала глазами газетную полосу. — А-а… «Монтеррей».

— Я бы и сам сходил на этот фильм. Можно хоть сегодня.

— Ну и сходи.

— Не желаешь присоединиться?

Конвей краем глаза заметил, как жена покосилась на него.

— Не знаю… Если уж совсем нечем будет заняться…

Он не решился развить тему. Будь что будет.

Дома Хелен пошла в свою комнату, Артур — в свою. Запершись, он тотчас принялся за дело. Надо было приспособить усы. Они были длинные, черные, с закрученными кончиками, как у пиратов. Днем такие усы никого не обманут, но в темноте вполне могут сойти за настоящие, особенно если подровнять и подстричь их. Он порылся в чемодане со старой одеждой, предназначенной для рыбалки. Там лежала потрепанная шляпа, приобретенная еще до войны. Другой не нашлось: в Калифорнии Конвей обходился без головного убора. Сгодится, решил он.

Раза два Хелен набирала телефонный номер. Конвей приоткрывал дверь, но не слышал никаких разговоров. Наверное, жене не удавалось дозвониться. Это было ему на руку. Когда Хелен скрылась в своей комнате, Конвей быстро спустился вниз, схватил старое махровое полотенце и спрятал его вместе со шляпой в «бардачок» машины.

Ворс, состриженный с усов, письма, составленные по требованию Хелен, и номерок из прачечной, споротый с полотенца, он сжег в небольшой печке за гаражом.

Все было готово. Впрочем… Ему пришло в голову, что начнется расследование, и, если он скажет, что пишет рассказы, в доме должны быть какие-нибудь доказательства этого. Конвей поднялся в кабинет и напечатал на машинке начало одного из своих неопубликованных творений.

В шесть вечера он спустился к телефону и, услышав, как приоткрывается дверь комнаты Хелен, набрал номер.

— Кинотеатр «Монтеррей»? Во сколько начинается «Песнь Манхэттена»? Уже идет? Следующий сеанс в половине восьмого? Журнал? А сам фильм? В семь пятьдесят шесть?

Когда он повесил трубку, появилась Хелен.

— Ты пойдешь?

— Наверное.

Конвей боялся выдать волнение. Он понимал, что жене совсем не хочется проводить вечер в его обществе, пусть даже и в кино. Но ей нечем было заняться…

— Когда начинается сеанс?

— Двадцать минут восьмого. Я хочу посмотреть и журнал.

— Пойду соберусь.

Конвей назвал неверное время начала сеанса по двум причинам. Во-первых, стоянка будет еще свободна, а ему надо было поставить машину в дальнем конце. Во-вторых, придя в кинотеатр загодя, они увидят конец предыдущего сеанса, и тогда Хелен согласится пораньше уйти со следующего.

Он надел неброский костюм, завернул усы в бумагу и сунул в карман. Услышав, как жена вышла из своей комнаты, Конвей положил ключи от машины на маленький столик, накрыл их листом бумаги и спустился вниз. На Хелен были розовый костюм и ярко-красный шарф. Она старательно натягивала новые перчатки. Конвею этот костюм не нравился: ему казалось, что он подчеркивает и без того пышные формы Хелен. Не любил он и этот кричащий шарфик. Но Хелен не могла ходить без шейных платков, и этот красный очень нравился ей. Конвей ожидал, что жена накинет шарф, и обрадовался правильности своего расчета. Шарф был нужен ему для осуществления замысла.

— Прихвати пальто, — посоветовал он. — Вечер будет прохладный.

— У меня нет подходящего пальто.

— Оставишь его в машине. По крайней мере, не околеешь на обратном пути.

Хелен неохотно взяла пальто. Когда они подошли к машине, выяснилось, что Конвей забыл дома ключи. Он вернулся, вошел в комнату Хелен и открыл шкафчик, где лежали носовые платки. Все шло по плану. Он быстро оглядел стопку платков, чтобы выбрать лучший. А почему бы не заменить платок на перчатки? На мгновение Конвей задумался. Перчатки были поношенные, но вполне чистые. Во всяком случае, хуже не будет. Вполне возможно, что перчатки даже добавят его замыслу достоверности.

Кинотеатр располагался в северо-восточной части бульвара Санта-Моника, и возле него была хорошо освещенная автостоянка. Но здесь брали четверть доллара, и Конвей приловчились ставить машину на небольшой бесплатной площадке между рынком и банком. По ночам там не было охраны. Попасть туда и выехать было просто, одни ворота выходили на улицу, другие — в узкую аллею на задворках. К тому же, площадка не освещалась. Места там хватало всего на два десятка машин, но претендентов всегда было много. К началу сеанса площадка наверняка будет заполнена машинами, поэтому Конвей поторапливал жену во время ужина и чуть-чуть превысил скорость по дороге к кинотеатру.